Выбежали мы на улице, народ собирать, спасать Костя. Взглянули вверх, видим, Костя стоит во весь фигура на окне, в рука наган держит. Сбежался народ прямо тысячи, а он опустил наган и начал покойница хвалить.
Притащил мы пожарный лестница, сам комендант базара по ней взобрался, уговорить хотел мой компаньон, но Костя угрожать наганом стал.
Долго речь к народу держал, бабы реветь стали. Вдруг бросил народу свой часы золотой, чтобы могильный памятник ему и жене поставили, взял дуло наган в рот и выстрелил.
Вот бим-бам-бом зазвонили все колокола.
Мы даже испугались.
Да, любил он свой жена.
Всю ночь контрабандисты беседовали, прямо спать не давали, а затем песни стали петь и совсем откровенничать.
- Ну, это мелочь, какие это контрабандисты, крупных мы-то повывели.
- И эту мелочь выведем. Клешняк, останавливаясь на мосту:
- Вот был какой случай. Девочка киргизка ночью приехала верхом в ГПУ. Двенадцати лет отец ее продал шестидесятидвухлетнему старику, как жену. Старик издевался над ней, изнурял тяжелой работой, пытался изнасиловать. Старика осудили на 10 лет со строгой изоляцией. А он на суде:
- Если не я, то мой род убьет тебя...
Девочку суд отдал в детдом, решил считать без отца, без матери.
В беседке в турецком стиле, за шахматами:
- Я тебя, как Чемберлена, поставлю в тупик. В глубине парка. На полуострове.
Первый хулиган, послюнив карандаш, тщательно выводит на колонне:
Зачем же спереди и с тыла
Ты хочешь вызвать то, что было.
Второй хулиган, сидя на дорожке, напевает:
Ах, эти рыжие глаза
В китайском стиле,
Один сюда, другой туда,
Меня сгубили.
Отрывает.
Первый хулиган, кончив писать, отходя от колонны:
- Где Вшивая Горка?
Второй хулиган, сидя:
- Он пошел проводить бабу.
Первый хулиган:
- Колотушки с собой?
Второй хулиган, поднимаясь:
- С собой.
Уходят.
Появляется Анфертьев с женщиной.
У искусственных развалин парень с девушкой. Парень декламирует:
Свободу я благословляю,
Но как-то грустно мне порой
Господский дом в деревне видеть
Уж запустелый, не жилой.
Закрыты ставни, заколочен...
Безносый лев на воротах
Нам говорят красноречиво,
Что с носом был при господах.
Час был поздний.
Павильон для танцев был освещен. Из открытых дверей неслась музыка.
За столом сидел шумовой оркестр, ноты лежали на столе, музыканты сидели на зеленых садовых скамейках. На старинном полукруглом диване, с резными ручками в виде лебедей, сидели зрители.
Восемь пар танцевали танго.
Павильон был расписан в помпейском стиле. У потолка на стенах неслись колесницы, пели птицы, висели гирлянды, змеились арабески.
Мировой с незнакомой девушкой танцевали танго. О, этот когда-то бешено модный танец.
- Знаете, - сказал он:
Не знал ни страха, ни позора,
И перед смертью у забора
Пропел последнее танго.
Вшивая Горка и Ванька Шоффер сидели на диване. Когда Мировой и незнакомая девушка кончили танец, зрители зааплодировали.
- Нечего в ладоши хлопать, - сказал Мировой, подводя девушку к дивану, - в молодости мы еще не так отплясывали.
В это время в павильон входили Ловленков и Клешняк.
Вот плац для танцев, пойдем, посмотрим на семизарядное танго-кадриль, сказал Ловленков, - я на эту гадость - танцы жаден.
Мировой, Вшивая Горка и Ванька-Шоффер удалились.
Утром сторож сокрушенно у памятника Екатерины:
- Эх, гады! Безбородку с задом оторвали и унесли...
ГЛАВА 12 ПОД ЗВЕЗДНЫМ НЕБОМ
Незаметно для себя Анфертьев дошел до Васильевского Острова. - Вот что, сказал Анфертьев, - я написал песенку. Гуляка запел:
Где живет старый хлам,
Бродят привидения,
И вздыхают по балам,
По прошедшим вечерам
И о нововведениях.
Жулонбин работал. Он занят был классификацией свадебных букетов.
В руке он держал засохший подвенечный букет из белых цветов и миртовых веток.
Перед ним лежали букеты с серебрянными и золотыми цифрами "25" и "50".
- Для меня, - сказал он, - старый хлам не живет, я его только систематизирую, для меня вещи не имеют никакого наполнения, я занят только систематизацией. Вам не удастся меня смутить.
И Жулонбин снова погрузился в систематизацию.
Разговор не вязался.
А Анфертьеву, как он выпил, необходим был собеседник. Локонов жил далеко, в Выборгском районе.
Анфертьев успел по дороге забежать в пять или шесть пивных и побеседовать с завсегдатаями. Беседы не были вразумительны.
Один ему рассказал, как у него из кармана непонятным образом исчезло 20 рублей.
Другой, прося взглянуть на проходимца, уверял что это аферист, потому что тот когда-то пытался выпить на счет сообщающего.
Третий рассказал о каком-то телеграфисте, прохвосте, который в пивных торгует водкой и закусочкой в виде кусочков селедки.
Слушание этой невнятицы отняло у Анфертьева часа четыре.
От пивной к пивной путешествовал Анфертьев, подбадривая себя понравившейся ему песенкой.
Где живет старый хлам,
Бродят привидения, и т.д.
Он даже решил было исполнить эту песенку под окном у Локонова, спеть ее в виде серенады, взять знакомого гитариста. Он даже уже было забежал к знакомому инвалиду на культяпках рыночному музыканту, но потом вспомнил, что тот наверняка в этот час пьян, как стелька.
Наконец, побежал Анфертьев прямо к Локонову.
- Все мы разбрелись по сжатому полю, - размышлял Локонов, - и собираем забытые колосья, думая, что делаем дело, и в то же время новые сеятели вышли на свежую ниву, приготовляя новую жатву и торжество нового принципа. Пуншевич, по-видимому, надеется, что из мелочей и подробностей построится довольно полная характеристика века и периода.
Локонову показалось, что во дворе ветер засвистел флейтой, затем как бы зашелестел травой и повеял шопотом листвы затем завыл и сквозь вой ветра Локонов услышал:
Где живет старый хлам,
Бродят привидения,
И вздыхают по балам,
По прошедшим вечерам
И о нововведеньях.
Затем он увидел, что к окну прильнула чья-то рожа.
Локонов подошел к окну.
Рожа не пропала, напротив, она принялась радостно улыбаться.
"- Как мне отделаться от этого пьяницы? - подумал он. - Ни за что не отопру. Погашу свет, пусть думает, что я сплю". Локонов повернул выключатель и лег на постель.
Но Анфертьев не уходил.
Он принялся барабанить по стеклу, чтобы обратить на себя внимание.
Локонов повернулся к стенке и попытался думать о чем-то постороннем, не относящемся к появлению Анфертьева, он стал думать о Нат Пинкертоне, Ник Картере, Шерлок Холмсе, книгах, прочитанных им за день. Убийства из-за наследства, кражи со взломом в фешенебельных особняках, нотариусы, японские шпионы похищающие документы, обладание огромными богатствами, исчисление богатства по количеству рабочей силы, занятой на предприятии - все это кончилось.
- Ушел или не ушел? - прервал Локонов свои мысли. Он повернулся лицом к окну.
Анфертьев по-прежнему стоял у окна и смотрел в комнату. Пусть стоит, рассердился Локонов.
"- Без глубины эта книга, без глубины, - подумал он о соннике Артемидора, - а ведь прошла сквозь века, может быть также пройдет Нат Пинкертон. Какая чушь в голову лезет! А мать моя бывший ангел превращается в сову, она становится бессмысленной старушкой. Сидит и бегает и ничего не понимает, только и делает, что в очередях разговоры слушает. Может быть, это и есть то, что называется общими интересами. Узнает, что у старика кошелек вытащили, или что женщина нечаянно палец отрубила и не нашла."
За окном Анфертьев рыночным голосом запел:
Вас хочет потешить
Большим представленьем
Слуга ваш покорный
С нижайшим почтеньем!
опера "Паяцы", ария Канио (1-е действие). И опять забарабанил в окно.
- Пожалуй, разобьет стекло, - встревожился Локонов, - выйду, скажу, чтоб не приставал.
Локонов зажег свет, надел пальто и вышел. Стояла прекрасная ночь. Луна светила, снег блестел.
Локонов не застал Анфертьева у окна.
Гость, подняв воротник, сидел на скамейке под березой.
Анфертьев поднялся, протянул руку и сказал:
- Вот вы вышли, идемте погулять.
- Ну что ж, идемте гулять.. . - согласился Локонов.
- Куда же мы пойдем? - добавил он.
- Да вот, пойдемте в сторону города, - ответил Анфертьев. Мимо этих, вновь выстроенных поблескивающих домов, фабрик, и заводов. Небось не приглядывались к новой архитектуре при свете луны. До сих пор ведь вы жили в центре среди этаких ампирных зданий, дворцов в стиле барокко, соборов, правительственных зданий и доходных домов времен империи. Посмотрите при лунном свете на другие дома, как они выглядят ночью, горят ли в них огни, несется ли музыка. Обойдемте Дома Культуры.
- Я согласен, - ответил Локонов, - попытаемся предвосхитить будущее.
- Итак, - начал Анфертьев, - вот за мостками и березками новый завод. Что вы знаете о нем?
