Они пошли на кухню. Нас столе стояла коробка, приблизительно метр в ширину и тридцать сантиметров в высоту.
- Смотри, - сказал Гоша.
Он открыл коробку и отошел, чтобы Мила могла заглянуть внутрь. Коробка была доверху наполненная конфетами в синей обертке - "Мишка косолапый".
- Зачем тебе столько? - Мила взяла в руку жменю конфет, подняла их над коробкой и отпустила вниз, как будто это были не конфеты, а золотые монеты. Конфеты упали с тихим стуком.
- Понимаешь, - начал Гоша, - когда я был маленьким - это были мои любимые конфеты. Но за всю жизнь я съел их очень мало. Может пять или шесть штук. И однажды я сказал себе, что когда-нибудь, я куплю себе целый ящик этих конфет. Прошло много лет. И вот этот ящик стоит на моем столе.
- Знаешь, какой запах у меня остался из детства? Запах фурацилина в детской поликлинике, - сказала Мила тихо. - Я ведь всю жизнь врала... Я рассказывала всем о том, какие у меня замечательные отношения с родителями. Как мы понимаем друг друга. А на самом деле - ничего подобного не было. Мы много ругались. Я была виновата во всех их ссорах и скандалах. Если что-то не получалось у кого-то из них - виновата была я. Иногда я думаю, что в жизни я допустила только одну большую ошибку - родилась.
Мила перевела взгляд с конфет на Гошу. Она хотела прочитать в его глазах что-то, что заставило бы ее уйти, а нашла лишь понимание.
- Кто ты? - Спросила она. - Я рассказываю тебе то, о чем всю жизнь молчала и убеждала сама себя, что всего этого не было. Кто же ты?
- Я? Драг дилер.
[16]
Ночь плавно переходила в раннее утро, но Саша совсем не чувствовал усталости. Он суетился возле постели Анфисы. Она проснулась, и первым, что попросила - был стакан воды. Обрадовавшись, Саша помчался на кухню. Анфиса только успела отвернуться к стенке, как услышала у себя прямо над головой голос.
- Анфиса, я принес воду.
Действие ЛСД прошло. Галлюцинаций не было. Все вокруг было реально. Анфиса понимала, что находится дома в своей постели. Только голос, который она только что услышала, был точь-в-точь таким же, как те голоса в клубе. Анфисе стало страшно. Каждый мускул ее тело напрягся. Она резко повернулась. И почти мгновенно обмякла на постели. Над ней стоял человек, который был с рядом ней всю жизнь.
- Что же ты сделала? - спросил Саша.
Анфиса отвернулась, а Саша подошел к окну.
- Я написал тебе стихотворение. Хочешь, прочту?
Тишина.
- Я смотрю в окно. Я ненавижу свою жизнь. Черно-белые танцы танцует моя душа. Ровно через двадцать два с половиной года я пошлю свои мечты в жопу. И променяю их на пиво и футбол. А ржавый шар солнца, так и будет взлетать в небо. Мне уже давно ничего не жаль. И опять за окном все одно и то же. Море нежно лижет пальцы моих ног. Хоть один бы день прожить без звонков телефона. Без назойливых мух. Без великих идей. Ты придешь за мной, господи, скоро. Я кричу: "Погоди! Постой! Дай мне день на сборы. Мы успеем на поезд. Разреши мне съесть кусочек конфеты". Но нет. Ты молчишь. Может там, на том свете, я найду хоть немного покоя. На твоем окне остаются кровавые розы. Это плачет небо. Теплый голос тонет в тишине холодного утра. Посмотри на деревья. Их засохшие руки родили меня в темноте из любви и разлуки. А бездарные рифмы ничего не стоят. Смысла в них все равно нет. Все слова умрут очень скоро. Поломают суставы истоптанных ног. Может ты, через двадцать с половиной года будешь внутри себя искать хоть намек, на то, что любила мою наглую рожу. Ждала мой телефонный звонок. Я писал свои книги, для того, чтобы ты их читала. Не успел написать я и слова. Ты без слов все поняла. Через двадцать два с половиной года ты придешь ко мне на могилу. Скажешь детям: "Здесь спит писатель, не написавший ни слова. Но я все равно его очень любила."
- Прости, - прошептала Анфиса.
Повернувшись, Саша увидел, что она плачет.
- Тебе надо поспать, - заботливо сказал Саша.
Он поправил одеяло, поцеловал Анфису в лоб, и вышел из комнаты.
Как только дверь за ним закрылась, комната начала сужаться. Анфисе захотелось закричать, но голос, как тогда в клубе, парализовало. Ей оставалось только лежать и наблюдать за происходящим.
Потолок начал вытягиваться. Нечто овальное приближалось к ней. Он стало приобретать человеческие черты. Появились пустые черные глазницы. Прямой нос. Волевой подбородок. Губы.
У Анфисы текли слезы. Голова заговорила:
- Ты боишься?
Анфиса закивала головой.
- Чего ты боишься? Меня? Меня не надо бояться. Я люблю тебя.
Голова вытянулась сильнее, и своими губами прикоснулась к губам Анфисы. Ее рот самопроизвольно разжался, и она дала себя целовать. Голова умела целоваться.
- Конечно я умею целоваться, - на секунду оторвавшись от губ Анфисы, произнесла голова. - За много лет моего существования, чего я только не видел в этой комнате.
После этих слова голова снова принялась целовать Анфису. На этот раз она просунула свой язык глубоко в Анфисин рот, так, что она поперхнулась. Голова отпрянула, и из ее пустых глазниц на лицо девушке стали падать огромные многоножки. Рот Анфисы исчез. Вместо него там появилась гладкая поверхность. Она стала мычать и мотать головой, пытаясь скинуть с лица многоножек. Насекомые падали на подушку и под одеяло. Теперь Анфиса чувствовала, как они бегали по ее телу. Она расплакалась еще сильнее. Одна многоножка заползла ей в трусики. Анфиса забилась на постели. Вспомнила, что ее руки свободны, и стала сбрасывать черных жирных тварей на пол.
Голова висела над Анфисой, с любопытством наблюдая за тем, что она делает. Душ из насекомых прекратился.
- Ты беременная, - сказала голова.
У Анфисы начал быстро расти живот. Почти мгновенно он вырос до размеров, какие должны быть на девятом месяце. Из влагалища пошла кровь. Простынь стала быстро намокать.
- У тебя отходят воды, - услышала Анфиса голос головы над собой.
Кровать превратилась в гинекологическое кресло. Из пола выросли три существа, с таким же пустыми глазницами, как у головы. Они широко развели ноги Анфисы. Положили на специальные подставки, которые сомкнулись пластмассовым кольцом вокруг щиколоток Анфисы. С руками произошло то же самое.
Анфиса почувствовала резкую боль. "Схватки!" - поняла она. И действительно- это были схватки. Существа стали с силой давить ей на живот, в один голос приговаривая:
- Рожай! Рожай! Рожай!!
Адская боль рвала Анфису изнутри. Что-то пыталось вылезти наружу. Появиться на свет.
Одно из существ, высоко подняв руку, ударило Анфису по животу. Что тяжелое выпало из чрева Анфисы. Оно не ударилось о пол, а, наоборот, как будто упало в какую-то жидкость.
Анфиса скосила глаза в сторону. Комната, приблизительно на полметра, была заполнена кровью. Анфисиной кровью!
Вдруг то, что родила Анфиса, прыгнуло ей на живот.
- Привет, сука! - радостно сказало оно.
Анфиса посмотрела на то, что перебралось с живота ей на грудь. Грязно-желтый прямоугольник с большим носом, растянутым ртом, в квадратных очках с толстыми линзами, стояло на трех тонюсеньких ножках. Это были единственные конечности, если не считать недоразвитую кисть с четырьмя пальцами, торчащую с правой стороны лба. На ногах было по три пальца.
- Я жрать хочу, матушка, - сказало существо, и зубами вцепилось в сосок Анфисы.
Грудь была закрыта майкой, перепачканной кровью. Существо сжало зубы сильнее, и откусило сосок. Кричать Анфиса до сих пор не могла, а потому только мычала. Желтый прямоугольник на трех ногах выплюнул окровавленную плоть и кусочек ткани в лицо Анфисе.
Из того места, где раньше был сосок, потекла белая липкая жидкость с алым оттенком, похожая на сперму смешанную с гноем кровью.
Существо начало с жадность пить вытекающую жидкость. Анфису начало мутить, но она вовремя поняла, что если начнет тошнить, то захлебнется собственной блевотиной. Рта все еще не было.
Напившись, существо сплюнуло остатками гнойной пищи в лицо Анфисе.
- Ты больна, - сказала оно с ноткой холодной злости. - У тебя рак. Ты ведь не хотела меня отравить?
Анфиса быстро замотала головой. Она бросила взгляд на потолок, в надежде, что голова, может быть, чем-нибудь ей поможет, и, столкнувшись с пустыми глазницами, поняла, что это была пустая надежда. Голова улыбалась. Из ее приоткрытого, улыбающегося рта, то и дело, выбегали тараканы, мокрицы, пауки и другие мерзкие насекомые, которые бегали по ее лицу и исчезали в глазницах. Некоторые насекомые срывались вниз, сталкиваясь друг с другом на своих незамысловатых маршрутах. Пролетев около двух метров, они медленно тонули в вязкой крови, медленно заполнявшей всю комнату.
Существо на груди вновь заговорило:
- У тебя рак. Ты понимаешь, чем это чревато для тебя? Мы вырежем тебе опухоль.
К кровати подошли три существа, которые принимали роды. О них Анфиса успела забыть. И теперь, когда она увидела в их руках хирургические инструменты, покрытые ржавчиной, ею овладел ужас.
