Таким образом, мы должны согласиться с Ренаном: одной скупостью и алчностью сговор Иуды с первосвященниками объяснён быть не может. Следует искать иные мотивы.
3.
Допустим, - предвидим мы новую аргументацию наших оппонентов, - доводы Ренана по-своему верны. Допустим также, что Иуда, идя на сговор с врагами Иисуса, руководствовался не корыстью и жаждой наживы, а какими-нибудь другими мотивами, в явном виде не отображёнными в евангельских текстах. Но разве это снимает с него обвинение в преступлении? Разве злой умысел в его деянии уже исключён? Отнюдь. Обратимся всё к тому же Ренану и продолжим цитату, приведённую защитниками Иуды: "Не было ли самолюбие Иуды уязвлено упреком, полученным во время трапезы в Вифании?"[94] "Потеря денег, которые мог бы он получить в свое распоряжение [в Вифании], - вторит скептику Ренану убеждённый христианин Фаррар, - разжигала в нем тайное пламя чёрной злобы"[95]. А Мережковский по тому же поводу приводит слова бл. Иеронима (с выводом которого, однако, не согласен): "Хочет Иуда возместить убыток, причинённый ему, как он думает, тратою мира на Вифанийской вечере"[96]. Может быть, желание отомстить Иисусу за упущенный шанс присвоить те триста динариев, которые можно было выручить, продав драгоценное миро, и толкнуло Иуду на предательство? Заметим, что эта версия хорошо согласуется с ничтожностью суммы, которую Иуда согласился принять от первосвященников в качестве мзды за донос.
Предложенная версия имеет несколько существенных изъянов. Во-первых, Иисус не мог допустить, чтобы мотивом предательства стала месть - по причинам, подробно рассмотренным выше. Обладавший даром предвидения и всеведения, прекрасно читающий в душах людей, он не мог не знать, к какому результату приведёт его отпор Иуде, и если он всё-таки высказал несогласие с позицией своего казначея, значит был уверен, что тот не затаит против него зла и уж тем более не поднимет на него руку, чтобы отомстить, - ведь в противном случае действия Иисуса можно было бы расценить как откровенную провокацию, что совершенно невозможно.
Во-вторых, при более внимательном прочтении этого эпизода обращает на себя внимание тот факт, что выступление Иуды произошло уже после того, как драгоценное масло было излито на ноги Иисуса. А это значит, что краткий диалог между Иисусом и Иудой изменить ситуацию уже не мог, и Иуда это прекрасно понимал. Более того, это лишний раз подтверждает бескорыстность казначея: если бы он имел целью присвоение денег, которые можно было бы выручить от продажи миро, он не допустил бы помазания Иисуса или, по крайней мере, попытался бы воспрепятствовать ему.
В-третьих, никакого упрёка в адрес Иуды, собственно говоря, и не было: Иуда задал вопрос, высказав при этом свою точку зрения, и получил от Иисуса чёткий ответ, - на этом инцидент был исчерпан. Напротив, ответ Иисуса должен был открыть Иуде (как, впрочем, и другим ученикам) глаза на истинный смысл обряда, совершённого Марией: "она сберегла это на день погребения Моего". "Ибо нищих всегда имеете с собою, - продолжает Иисус с грустью, - а Меня не всегда" (Ин. 12-7, 8). Нет здесь ни тени упрёка, а лишь глубокая печаль и скорбь Сына Человеческого, знающего свой земной предел и неотвратимо к нему приближающегося. "Грядёт уже тот день и час, - словно говорит своим ученикам Иисус, - когда не будет Меня с вами".
Таким образом, события в Вифании никак не могли повлечь за собой сговор Иуды с первосвященниками.
4.
Нет, не корысть и желание извлечь выгоду толкают Иуду на получение мзды, и уж тем более не жажда мести. В таком случае - что же? Зачем Иуда вообще отправился к врагам Учителя, если не имел целью наживу и личное обогащение?
Логичное объяснение этому факту можно получить, только приняв во внимание миссию Иуды. Только с высоты этих позиций, под широким углом зрения, открывается перспектива более глубокого и объективного понимания роли двенадцатого апостола в пресловутом сговоре со злейшими врагами Иисуса.
Вряд ли сам Иуда сознаёт всю ответственность предстоящего деяния, инициируя заговор с первосвященниками, однако следует помнить, что действует он "по совету Божию", в соответствии с божественным планом - на каждом его поступке можно a priori ставить печать "одобрено Господом". Да, план сокрыт от него, как сокрыты от него и возможные последствия содеянного им. Он знает только одно (многочисленные пророчества Иисуса о своей судьбе не остались без внимания): Иисус должен погибнуть мученической смертью, должен принести себя в жертву, и Иуда должен помочь ему в этом. А сговор с врагами - лишь первый шаг к реализации пророчеств, возвещённых Учителем.
В ту ночь, ночь заговора и тридцати серебренников, Иуда уже точно знает, что должен совершить. И именно в эту ночь он делает первый шаг навстречу своей страшной судьбе, вечному людскому проклятью и несмываемому позору. Всё, назад пути больше нет. Позади - непреодолимая стена прошлого, впереди же - только Иисус. О себе он уже не думает.
Страшное бремя, которое он взвалил на свои плечи, гнетёт его - он понимает, что обрекает на смерть любимого Учителя, дороже которого для него никого нет; возможно, он действует в состоянии сильнейшего душевного аффекта, возбуждения, экзальтации, чувствует всю омерзительность этой сделки, но всё же идёт на неё - ради Иисуса. Для него важно сейчас только одно: любой ценой завершить начатое - и убраться отсюда, из этого вертепа греха и продажности. Не дай Бог, если враги, к которым он пришёл под покровом ночи, заподозрят что-то неладное! И Иуда берёт эти мерзкие деньги, лишь бы только не вызвать у них подозрение. Ведь для них, для первосвященников, действия Иуды вполне естественны, как совершенно естественен для них и мотив Иуды - корысть. Отказ Иуды от мзды мог бы вызвать у первосвященников недоумение, непонимание, недоверие к этому странному типу, явившемуся предать своего Учителя, и весь план мог бы сорваться. Иуда не мог допустить этого. Он берёт деньги, и в этот момент, действуя скорее по наитию, интуитивно, спонтанно, возможно даже не сознаёт, какую именно сумму ему сунули в руку. Он видит, что первосвященники готовы принять его предложение - и это сейчас для него самое главное. Ведь если бы им руководила корысть, он наверняка бы запросил большую сумму, устроил торг.
5.
Парадокс рассмотренной версии заключается в кажущемся несоответствии внутренней, глубинной мотивации поступка Иуды и методами его реализации. Именно это несоответствие вкупе с предвзятостью и рождает у поверхностного критика убеждённость в виновности опального апостола. Примитивная логика здесь проста и очевидна: вор и корыстолюбец, случайно (?!) оказавшийся в числе избранных Иисусом учеников, ради получения жалких грошей тайно сговаривается с врагами Учителя и, далее, цинично (вспомним поцелуй "предателя" в момент ареста) предаёт его в их руки.
Однако мы видим, что один из самых, казалось бы, позорных фактов биографии Иуды вполне может быть объяснён с позиций позитивной мотивации, а сам Иуда оправдан - как перед Богом, так и перед людьми. Вера в Учителя вот что движет несчастным казначеем, когда он совершает этот мерзкий по своему исполнению, но столь необходимый Иисусу акт "предательства". Вера вот тот краеугольный камень, лежащий в основе всех действий Иуды, тот глубинный, сокрытый от посторонних глаз мотив, ставший для него путеводной звездой и конечной целью его существования. Вера и, как результат, страстное желание помочь Учителю в осуществлении его великой миссии.
Традиционная же аргументация, в основе которой лежит злой умысел "предателя", на поверку оказывается противоречивой и потому совершенно несостоятельной.
"Что делаешь, делай скорее"
1.
Под покровом ночи делает Иуда свой первый шаг на пути "предательства", вступая в сговор с первосвященниками, под покровом ночи[97] совершает он и второе своё деяние, должное завершить его страшную миссию, - предаёт Иисуса в руки врагов. Именно в эту вторую ночь, полную великого смысла и имеющую для христианства непреходящее значение, ночь Тайной вечери, евхаристии и последнего напутствия Иисуса[98], судьбы Учителя и ученика переплетаются настолько тесно, что отныне разорвать, разъединить их не удастся никому как бы ни пытались это сделать непримиримые противники Иуды.
В эту ночь Иуда завершает свою миссию. Всё сделано в соответствии с "советом Божиим" - но каким титаническим усилием воли далось Иуде это проклятое "предательство"! каким нечеловеческим страданием иссушена отныне его душа!
Обратимся к свидетельствам евангелистов:
Когда же настал вечер, Он возлёг с двенадцатью учениками; и когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: не я ли, Господи? Он же сказал в ответ: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня... При сём и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? Иисус говорит ему: ты сказал (Мф. 26:20-23,25; см. также Мк. 14:17-20, Лк. 22:21,23).
