потому что ее собственный бывший супруг не захотел разойтись по-хорошему. Но со временем Пэм стала ее раздражать. Даже если Боб не говорил с Пэм неделями, Сара пеняла ему: «Она кидается звонить тебе всякий раз, когда хочет, чтобы ее по-настоящему поняли. Она бросила тебя, чтобы начать новую жизнь, но все равно зависит от тебя, потому что ты ее знаешь как облупленную». «Я и правда знаю ее как облупленную, – отвечал Боб. – А она меня».
Наконец Сара выдвинула ультиматум: никакого брака до тех пор, пока Боб не оборвет связи с Пэм раз и навсегда. Дальше были споры, разговоры, бесконечные страдания, но Боб так и не смог на это пойти.
Хелен тогда восклицала: «Боб, ты с ума сошел? Если любишь Сару, перестань разговаривать с Пэм! Джим, ну объясни ты ему, что это глупо!»
Как ни странно, Джим принял сторону Боба. «Пэм ему родной человек, Хелен».
Пэм ткнула Боба локтем.
– Так что у вас случилось-то?
– Она стала меня пилить. – Боб разглядывал людей, толпящихся у барной стойки. – Сара начала меня пилить, и все закончилось.
– Моя подруга Тони очень хочет с тобой поужинать. – Пэм выложила перед ним визитную карточку, которую откопала в сумке.
Боб прищурился, достал очки.
– Она что, в самом деле поставила смайлик вместо точки над i? Нет, спасибо. – Он придвинул карточку обратно к Пэм.
– Как знаешь, – ответила Пэм, убирая визитку.
– Не беспокойся, друзья то и дело пытаются с кем-нибудь меня свести.
– Все эти свидания просто кошмар, – сказала Пэм, и Боб, пожав плечами, с ней согласился.
Когда они вышли из бара, было уже по-зимнему темно. Пэм пару раз споткнулась, пока они шли через парк к Пятой авеню; она выпила три бокала вина. Боб заметил, что туфли у нее на невысоком каблуке и с острыми носами. Она похудела с последнего раза, когда они виделись.
– Я тут один раз явилась на званый ужин раньше положенного, – говорила она, опираясь на его руку и вытряхивая камешек из туфли. – Люди там перемывали кости одной паре, которая еще не пришла. Мол, у них нет вкуса. В плане живописи, вроде бы, я точно не поняла. И знаешь, Бобби, мне стало не по себе. А вдруг они у меня за спиной говорят, что я навязчивая и у меня нет вкуса?
Боб не выдержал и расхохотался.
– Пэм! Да кого это волнует?
Она посмотрела на него и тоже захохотала от всего сердца, и смех у нее был удивительно знакомый.
– И правда! Меня это нихера не волнует!
– Может, они у тебя за спиной говорят, что Пэм Карлсон – умнейшая женщина, она раньше работала с выдающимся паразитологом.
– Бобби, если бы они знали, кто такие паразитологи… Ты бы послушал этих людей! «Кто-кто? А-а, вот оно как… Моя мать раз поехала в Индию, подхватила там паразита и болела два года». Все, больше им сказать нечего. Ну их нахер. – Пэм остановилась и посмотрела на Боба: – А ты замечал, что азиаты всегда подходят прямо вплотную? У них вообще нет понятия о личном пространстве. Меня это бесит.
Боб легонько взял ее за локоть.
– А ты скажи об этом на очередном званом ужине. Давай-ка я поймаю тебе такси. – Он поднял руку.
– Нет, я провожу тебя до метро. – Но такси уже подъехало, и Боб открывал дверь. – А, ну ладно… Пока. Хорошо посидели.
– Передавай привет всем своим ребятам.
Боб помахал вслед такси, влившемуся в плотный поток машин под неоновыми огнями. Пэм обернулась и помахала через заднее стекло, и Боб махал ей, пока такси не скрылось из виду.
* * *
Вернувшись в Нью-Йорк, Боб обнаружил, что дверь квартиры внизу открыта. Он заглянул посмотреть на место, где Адриана и Пижон пережили гибель своего брака. Владелец дома чинил кран, кивком поприветствовал Боба. Увиденное мельком – окна без штор, пустая комната без диванов, ковров, всего, что сопровождает человеческое жилище, – поразило его ощущением покинутости. Посередине гостиной серели комки пыли. Темнеющее небо за окнами казалось суровым и безразличным. Голые стены как будто говорили Бобу: «Извини. Ты думал, что здесь дом. Но с самого начала это была лишь пустая комната».
Сегодня, когда Боб поднимался по лестнице, дверь снова была приоткрыта, словно лежащую за ней пустоту не имело смысла ни прятать, ни защищать. Хозяина не было, и Боб тихо прикрыл дверь и пошел к себе наверх. На автоответчике мигала лампочка. После нажатия кнопки голос Сьюзан произнес: «Перезвони мне. Пожалуйста!»
Боб налил вина в стакан для сока и устроился на диване.
Утром Джерри О’Хейр, к всеобщему удивлению – и, разумеется, к удивлению Сьюзан, которая сочла его поступок предательством, – устроил пресс-конференцию в муниципалитете Ширли-Фоллз. Рядом с ним перед журналистами стоял агент ФБР.
– Предатель! Старый тупой жирдяй! – ругалась Сьюзан по телефону. – Такой напыщенный, такой значительный! Начальник полиции, куда там!
Вообще-то Сьюзан намеревалась больше никогда с Бобом не разговаривать, о чем сочла нужным сообщить, как только сняла трубку. Но у нее не получилось дозвониться Джиму на мобильный, она не знала, где он остановился, и…
Боб объяснил ей, как звонить за границу, и продиктовал название отеля.
– Я хотела выключить телевизор, – продолжала Сьюзан без паузы, – но не смогла, смотрела как приклеенная. А завтра все это будет в газетах. Сам знаешь, что класть ему на этих, из Сомали, но слышал бы ты, как он там разорялся! «Это очень серьезно!», «Мы такого не потерпим!» Дескать, он надеется, что его ответ покажет сомалийцам: им нечего бояться, им ничто не угрожает. Не смешите меня! А потом один журналист говорит, мол, сомалийцам прокалывают шины и царапают стекла, что вы можете сказать по этому поводу, а Джерри напускает на себя такой важный вид и заявляет, что полиция не вправе принимать меры, если сами пострадавшие не обращаются с жалобой. То есть совершенно понятно, что он сам их терпеть не может, но говорит все эти пафосные слова, потому что надо же делать хоть что-то!
– Сьюзан. Пусть Зак от своего имени попросит Чарли Тиббеттса пообщаться со мной. Я сам ему завтра позвоню.
Боб представил, как сестра сидит сейчас, расстроенная, в холодном доме. Картина вышла грустная, но пока очень далекая. И все же Боб знал, что скоро мрачность Сьюзан, Зака и Ширли-Фоллз далекой быть перестанет, она просочится к нему точно так же, как пустота из квартиры снизу, напоминающая, что семьи соседей больше нет, ничто не длится вечно и ни на что нельзя рассчитывать.
– Все будет хорошо, – сказал он Сьюзан, прежде чем положить трубку.
Потом, сидя у окна, Боб смотрел, как девушка в доме через дорогу ходит по своей уютной квартирке в нижнем белье, а муж и жена по соседству вместе моют посуду на белой кухне. Он думал обо всех людях в мире, которые считали, что их спас большой город. Боб и сам был таким. Какая бы
