еще не оставляло опасение, что индейцы могут вернуться, и они предусмотрительно не выходили из загона.
Но прошло еще немного времени, и они не выдержали: надо же наконец узнать, что там такое! У них уже возникло подозрение, которое им хотелось проверить. Карлос и Антонио перебрались через повозки и направились к загадочному предмету.
Подойдя ближе, они увидели, что это мертвый индеец, и не слишком удивились – пожалуй, именно этого они и ожидали. Он лежал ничком на траве; присмотревшись, они увидели у него в боку рану; из нее вытекло много крови. То был след пули – Карлос не промахнулся.
Они наклонились и перевернули тело, чтобы внимательнее осмотреть. Индеец был в полном боевом уборе: голый по пояс, а лицо и грудь разрисованы так, чтобы враги испугались одного его вида. Но больше всего Карлоса поразил головной убор дикаря. За ушами и на висках волосы тщательно выбриты, на темени коротко подстрижены, и лишь на самой макушке оставлен длинный клок; он заплетен в косу, всю утыканную перьями, и она свисает на спину. Голые виски выкрашены в ярко-красный цвет, так же размалеваны и щеки и грудь. Ужасен был вид этого мертвеца: яркие пятна, пламенеющие на землисто-бледной коже, побелевшие губы и стеклянные глаза.
Несколько минут Карлос молча разглядывал его, потом обернулся, выразительно посмотрел на своего спутника и, показывая на бритую голову индейца и на мокасины, в которые он был обут, сказал, явно довольный этим открытием:
Глава XV
Мертвый индеец был, несомненно, из племени пано. Об этом говорили его прическа, форма мокасин и боевая раскраска на теле.
Карлос был рад, что это оказался пане. У него на это были причины. Во-первых его обрадовало, что вако не оказались предателями; во-вторых, то, что он разделался с одним из грабителей; и, наконец, убедившись, что во всем виноваты пане, он вновь обрел надежду вернуть хотя бы часть украденных мулов и сделать это при помощи вако.
В этом не было ничего невероятного. Как уже сказано, вако и пане – заклятые враги. Пусть только вако узнают, что пане где-то поблизости, и они непременно погонятся за ними – в этом Карлос не сомневался. Он со своим маленьким отрядом тоже примет участие в преследовании и, если пане будут разбиты, может быть, вернет своих мулов.
Он хотел сразу же скакать в лагерь вако, известить их, что пане вышли на тропу войны, и уже вместе с ними пуститься на поиски общего врага.
Но тут и он и Антонио вдруг вспомнили: ведь пане умчались в ту сторону, где стояли лагерем вако! До лагеря не больше двух миль, и едва ли пане даже ночью не заметили его. Что, если они застали вако врасплох и сейчас сражаются с ними?
Да, это вполне вероятно, более чем вероятно. Они как раз могли успеть, и время для нападения было самое подходящее. Мулов они угнали еще до полуночи. Они, несомненно были тогда на пути к селению вако и подоспели туда в тот самый час, когда и совершаются обычно набеги и грабежи, – между полуночью и рассветом.
Карлос боялся, что не успеет предупредить вако. Его друзья могли уже погибнуть. Так или иначе, он решил немедленно отправиться в их лагерь.
Наказав Антонио и пеонам охранять и до последней возможности защищать их собственный лагерь, Карлос захватил лук и ружье и поскакал прочь. День еще только занимался, но охотник знал тропу, ведущую в селение вако, и без труда держался ее. Он ехал с осторожностью и еще издали внимательно разглядывал каждую рощу на своем пути и осматривал гребни холмов, каждый подъем, который предстояло одолеть.
Эта осторожность была далеко не лишней. Пане, скорее всего, были где-то неподалеку – возможно, все еще сидели в засаде на полпути между лагерем Карлоса и стоянкой вако или сделали привал среди холмов.
Охотник не слишком опасался встречи с одним или двумя врагами. Он знал – верный конь не подведет, ни одному индейцу не догнать его. Но его могут окружить сразу десятки врагов, и тогда ему не пробраться к вигвамам вако. Вот почему Карлос продвигался вперед с такими предосторожностями.
Он напряженно прислушивался к тишине. Он ловил и мысленно оценивал каждый звук: вот закулдыкал дикий индюк, притаившийся меж ветвей дуба; на сухом бугре захлопала крыльями куропатка; просвистела лань; тоненько пролаял степной сурок. То были все хорошо известные звуки, и, однако, всякий раз Карлос замирал на месте и чутко прислушивался. При других обстоятельствах он не обратил бы на них внимания, но он знал, что индейцы мастера подражать животным и птицам, и напрягал слух, стараясь разобраться, подлинные ли это голоса, не подделка ли. Он различал тропу, по которой прошли ночью пане. Судя по многочисленным следам на траве, это был большой отряд. Переезжая через ручей, Карлос заметил отпечатки мокасин на песке. Значит, среди индейцев оставались и пешие, хотя, несомненно, многие теперь скакали на украденных мулах.
И Карлос поехал дальше с еще большими предосторожностями. Он был уже на полпути к селению вако, а следы пане все еще вели в ту же сторону. Разве такие опытные воины могли не заметить лагерь вако? Конечно, не могли. Сперва они, наверно, увидали тропу, ведущую от вигвамов вако в лагерь Карлоса, потом самые вигвамы и, быть может, уже напали на них... быть может...
Размышления охотника были неожиданно прерваны. Какие-то звуки донеслись издалека: устрашающие крики и вопли, непрестанный громкий, но невнятный гул и гомон множества голосов. И из этого шума выделялись то гиканье, то радостные крики, то пронзительный свист и разносились далеко по прерии, возвещая о торжестве или, может быть, о мести.
Карлос знал, что означают эти крики и вопли: то был шум сражения, страшного, смертного боя!
Они неслись из-за того самого холма, на который поднимался Карлос.
