собрание.
На этот раз в воскресенье после прогулки с друзьями Станислав вернулся не так поздно. Он первым делом переоделся, а потом пошёл на кухню, желая немного перекусить. На кухне сидели родители и пили чай. Молодой человек не обратил на них внимания и сразу полез в холодильник за едой. Пока Стас накладывал себе еду, родители молчали и лишь переглядывались друг с другом. Они постоянно кивали друг другу, как бы намекая, что надо начать разговор с сыном. Но решить, кто будет начинать разговор, они никак не могли. И вот Виктор Петрович в очередной раз кивнул жене на Стаса. Женщина тяжело вздохнула и повернулась к сыну.
— Стасик, как погулял с друзьями? — поинтересовалась мама.
— Как обычно, хорошо, — ответил парень, не без удивления посмотрев на маму. Родители последнее время это спрашивали крайне редко. В особенности, когда родители узнали, какие его друзья, им они очень не понравились. Они вообще не хотели что-то спрашивать про его друзей или про их прогулку, не желая что-то знать про них. Они в основном только делали, что убеждали его не общаться с друзьями, а больше ничего не говорили и не спрашивали. И тут мама спрашивает, как он погулял с друзьями…. Это было странно. Стас кинул взгляд на отца, но тот смотрел на кошку, которая лежала на диване, и ласково её гладил.
— Чем сегодня занимались? — продолжала задавать вопросы женщина.
— А что? — не понимал молодой человек, зачем мама задаёт эти вопросы.
— Ну… — мама даже растерялась от вопроса сына. Она переглянулась с мужем, который поднял глаза и посмотрел на неё. Глава семейства кивнул головой. — Ну, хорошо. Стасик, общение с твоими друзьями очень негативно на тебе сказывается. Ты сам даже этого не замечаешь, но так это и есть.
— Ещё одна! — воскликнул Стас и раздражённо вздохнул.
— А что ещё нам тебе сказать, Стасик? Мы очень переживаем за тебя! Сейчас ты постепенно отдаляешься от Бога, а потом не заметишь, как совсем оставишь Его. И забудешь про Него! А это плохо, Стасик. Очень плохо! Мне кажется, что тебе пора выбирать кто тебе важнее: твоя друзья или Бог. Надеюсь, ты выберешь Бога, ведь только с Ним хорошо.
— Не собираюсь я выбирать, — поморщился парень. — Мне итак хорошо!
— Сынок, ты не слышал сегодняшнюю проповедь? — присоединился к разговору Виктор Петрович.
— Которую? — сделал вид, что не понимает о чём речь, Стас.
— Про дружбу с миром, — пояснил отец. — Ты её не слышал?
— Не знаю. Может быть слышал.
— Нет, ты её точно слышал, — был уверен в этом мужчина. — И тогда ты должен был понять, что нельзя одновременно и развлекаться с друзьями и так себя вести и идти за Богом. Нужно выбирать что-то одно, ведь эти твои друзья…. Они просто уведут тебя от Бога! Твои друзья — это как раз-таки и есть мир, про который говорили в проповеди. Да, мы не можем полностью отстраниться от мира, но не сообщаться слишком близко с такими людьми мы можем. А ты начал общаться с ними слишком близко и много. И это начало на тебе сказываться. И сказываться нехорошо. Ты начал идти в худшую сторону и становишься другим. Ты этого не видишь? Мы это замечаем! Верно, дорогая?
— Всё так, милый, — поддержала его Лариса Викторовна. — Ты стал другим, Стасик. Раньше ты был лучше, а как начал общаться с этими ребятами… изменился. Изменился в худшую сторону! И мы боимся, как бы ты не начал меняться ещё дальше. И как бы не стал ещё хуже. Мы этого не хотим. И очень опасаемся за твоё духовное состояние. Стасик, пожалуйста, послушай нас. Ты сам посмотри на себя со стороны! И ты поймёшь, что мы правы. Ты изменился! Мы уже даже почти тебя не узнаём. Ты стал совсем другим.
— Все люди меняются, — не видел в этом ничего такого сын.
— Раньше ты был таким добрым, а сейчас становишься каким-то обозлённым и грубым, — выдала мама. — Нам начал грубить и мы переживаем….
— Не собираюсь я быть добрым! — перебил маму молодой человек. — Люди не заслуживают доброты! Они только пользуются ей и всё. Даже ты… — он кивнул на отца.
— А что я? — удивился Виктор Петрович.
— Ты попытался воспользоваться моей добротой, желая, чтобы я опять остался один, — буркнул Стас. — Потому что, видите ли, вам так лучше! Вам я так больше нравлюсь! А обо мне ты подумать не хочешь!
— Сынок, ты пойми, что тебе лучше быть одному, чем с такими друзьями! — воскликнул отец. — Тебе не стоит с ними общаться! Ты же ведь….
— Не желаю это слышать! — оборвал отца парень.
— Ещё и перебиваешь нас, — вздохнул глава семейства. — Раньше ты не перебивал нас.
— Потому что ты это уже много раз говорил и снова это слушать я не собираюсь, — скривился сын. — Так что избавь меня от этого бреда, что ты хотел сказать. Слушать это я не стану!
— Ладно, тогда я скажу другое, — не стал спорить Виктор Петрович. — Сынок, почему ты всё служение сидишь в телефоне?
— В телефоне? — повторил за отцом Стас от удивления. Как отец узнал, что он сидит в телефоне на служении? — Откуда ты знаешь?
— Мне сказали. Так почему ты на служении сидишь в телефоне? Твои друзья уже настолько повлияли на тебя, что ты даже не хочешь слушать в воскресенье проповеди? — брови главы семейства строго сдвинулись. — Может быть, мне надо у тебя в воскресенье телефон отбирать?
— А ты попробуй, — нахмурился молодой человек.
— Думаешь не смогу? — улыбнулся отец.
— Попробуй… — ещё сильнее нахмурился Стас.
— В воскресенье на служении нужно не в телефоне сидеть, а слушать проповеди! — заявил мужчина. — Тебе это понятно?
Станислав в ответ лишь фыркнул и достал из микроволновки еду, которая уже погрелась. Усевшись за стол, он приступил к еде.
— А теперь давай вернёмся к твоим друзьям, сынок, — вернулся к теме отец. — Твои друзья….
— Вот только попробуй про них что-то сказать! — глаза парня стали злыми, а голос наполнился холодом.
— Что ж ты так вцепился-то в своих друзей? — из груди главы семейства вырвался тяжёлый вздох.
— Аналогичный вопрос! Что ты вцепился в моих друзей? Не нравится они тебе? Так я тебя не заставляю с ними общаться. Тебе вечно все мои друзья не нравятся!
— Почему? Богдан, Света, Андрей и Денис мне нравились. Это были замечательные ребята!
— А о них я вообще разговаривать не хочу! — отрезал Стас, даже слегка повысив голос и особенно выделив голосом фразу «о них».
— Да что же они тебе сделали, Стасик? — удивилась мама. — Ты же
