дулу.
Оружие задрожало. Курок заскрипел. И Вадим выстрелил в потолок. Он вышвырнул револьвер и, закрыв лицо руками, упал на землю.
Миша тяжело вздохнул и сел рядом с парнем. Два друга ничего не говорили. Вадим пытался выдавить из своих опустевших глазниц хоть каплю скорби. Миша смотрел на жиденькие лучи солнца, проникающие в погреб.
— Знаешь, я же, когда убежал припасы унёс, чтобы продать, но по дороге испугался, что из-за них я слишком медленный, поэтому всё выбросил в болоту, — усмехнувшись, сказал Миша.
— Ну ты и мудак, — отозвался Вадим, не убирая рук от лица. Миша пожал плечами и продолжил смотреть на беззвучно льющийся свет.
— Когда ты сбежал, нас накрыли, — вдруг сказал Вадим, убрав руки от лица и уставившись на тоненькие струйки света, — мы ползли под пулями несколько дней без еды и патронов. Меня ранило в живот и… Я умолял их не бросать меня. Я рыдал и … Они зарезали меня, чтобы мои крики не привлекли врага и оставили гнить там.
Два друга молчали. Они смотрели как пылинки плавают в лучах света, как будто души, уходящие на дно реки смерти.
— Крот, а ты почему сюда приехал? — спросил Вадим.
— Дык, прятаться мне где-то же надо, — пожал плечами парень.
— Но почему ты тогда не поехал домой? — Вадим посмотрел на своего друга.
Миша некоторое время напряжённо всматривался в пустоту, пытаясь найти там что-нибудь, и неуверенно ответил:
— Я… я не знаю. Я… я не помню где мой дом. Я… Слушай, Шиша, а ты помнишь, что было до того, как нас туда отправили?
— Не-а, — покачал головой старый друг, — это… это было так давно. Я как будто под одними обстрелами провёл лет сто. Перед этими воспоминаниями старое меркнет. Моё детство, моя семья, мои старые друзья… я их не помню. Они… они точно были. Ну, то есть, я же не мог просто появиться из темноты и отправиться в мясорубку, правда? Но я не помню. Вообще ничего не помню… Всё сгорело.
Миша с опаской спросил:
— Шиша, а сколько нам лет?
— Я не помню, — покачал головой парень.
— Нам же… нам должно быть где-то около двадцати, да? — предположил Миша.
— Возможно, я же сказал, что не помню, — пожал плечами Вадим.
Миша вдруг захихал себе в рукав.
— Ты чего? — спросил Вадим.
— Да, просто… Забавно, — улыбнулся Миша, — ты труп, я дезертир, и мы сидим в подвале у какой-то маленькой девочки и никак не можем вспомнить сколько нам лет. Ну разве это не бред? Наша жизнь — это одна огромная нелепица.
— Да, херь та ещё, — ухмыльнулся Вадим.
Друзья молча продолжили наблюдать за плаваньем пылинок. Сверху доносился какой-то невнятный шум, но он оседал на полу погреба, не пытаясь заполнить помещение.
— Шиша, а давай уйдём отсюда, — сказал Миша.
— Нет, серьёзно, давая просто свалим, — он повернулся к другу, — на хер это посёлок, на хер это кладбище, на хер всех. Давай просто красиво уйдём в закат, а?
— Ты издеваешься! Ты меня видел?! — Вадим просунул почерневший палец сквозь дыру в щеки, и высунул его наружу через ноздрю.
— Ой, да брось, Шиша, — Миша похлопал друга по плечу, — посмотри на себя, твою рожу сожрали черви, а как был красавчиком, так им и остался! Ты, конечно, воняешь как дохлая кошка, которую похоронили в яме с дерьмом, а потом обоссали, но мы это как-нибудь поправим. Шиша, мы с тобой такую жесть видели, что нам уже ничего не страшно.
Миша, приободрённый своими мыслями, вскочил и протянул другу руку:
— Ну вставай, пошли отсюда.
— Это бесполезно, — покачал головой Вадим.
— Да почему!? — негодовал Миша.
— Мы не сможем, — ответил Вадим, — конец уже давно наступил, а мы этого даже не заметили.
— Нет… Нет! Это ещё не конец! Я ещё не пойман! Я живой, я все ещё живой, и пока я не гнию в земле — конец ещё не настал. Я ещё побегаю, вот увидишь! Я не умру, ясно? Я не умру! — закричал Миша. Вадим лишь улыбался.
— Беги. Тебе уже пора, — сказал старый друг и лёг посреди подвала
Миша хотел что-то сказать, но в тёмных углах погреба что-то зашевелилось. Где-то далеко во мраке зазвучали рвущиеся снаряды.
Миша в ужасе выбежал из погреба, захлопнул люк и завалил его шкафом.
— Вонючий дядя останется жить в моём погребе, да? — спросила девочка.
— Боюсь что да, — ответил парень и в бессилии рухнул перед упавшим шкафом.
— Ну вот, теперь убираться придётся, раз он у меня в гостях, а то расскажет всем, что я неряха. А мне, вообще-то, ещё с ребятами нужно встретиться. Они меня в лесу ждут. А я ещё с папой не встретилась. Ребята, конечно, могут там ещё посидеть, но как-то неловко заставлять их ждать. Я то последняя в посёлке осталась. Все ушли. Ну Проша ещё остался, но ребята его не хотят брать. Они говорят, что он слишком большой. Я думаю, что это плохо. Прошка, конечно, здоровый дурень, но он хороший. Он мне столько игрушек сострогал — целый шкаф! — затараторила девочка.
— Пошли, — поднявшись, сказал Миша.
— Куда? — удивилась девочка.
— К твоему папаше, как обещал, — ухмыльнулся Миша.
— Ура! — закричала девочка и, схватив парня за руку, выбежала из домика.
В лучах умирающего солнца к кладбищу шли две фигуру. Их увидела старая женщина, недавно потерявшая дочь. Узнав в маленькой тени последнего ребёнка в посёлке, она подняла крик:
— Соседи! Люди добрые! Ребёнка украли! На кладбище уволокли упыри поганые!
— Чего разоралась? Какой ребёнок? — вопрошали жители посёлка.
— А у нас тут что, детишек куры не клюют что ли? — развела руками женщина.
— А ты нам старые раны не тереби! — крикнула какая-то бабушка.
— Да вы тут все чокнулись уже! Дурни! От вас все уже ушли, последнего ребёнка уводят, а вы только глазами хлопаете. Ну что за люди!? — возмущалась старая женщина.
Жители посёлка уже хотели её что-то сказать, но вдруг появился Селифан и прогремел:
— Правильно говоришь. Правильно. А вы что встали? Ну-ка бегом девочку спасать.
Делать было нечего, люди похватали всяких инструментов со своих участков, чтобы было чем драться в случае чего, и пошли на кладбище.
Мишу и девочку никто даже не пытался остановить на землях мёртвых. Пёс нянчился с герром, а Грэг лежал и, рыдая, слушал землю.
— А почему большой дядя плачет? — спросила девочка.
— Не знаю, но лучше нам его не беспокоить, — ответил Миши и обошёл Грэга.
Парень достал из сарая лопату. Потом он отвёл девочку к могиле, которую сам перекапывал не так давно.
— Это твой папа? — спросил Миша
