показывая на могилу.
— Нет, это могила, — ответила девочка.
— Отец твой здесь закопан? — спросил уже раздражённый Миша.
— Ага, — кивнула девочка.
— Ну тогда за дело, — Миша принялся раскапывать могилу.
Толпа вбежала на кладбище.
— Ребёнка не трожьте! Ироды! — вопила старая женщина. В свет факелов, легко пробивающийся через вялый вечерний сумрак, попал рыдающий Грэг.
— Это… это ж Гришка-убийца! — один мужик узнал Грэга.
— Мы ж убили его, а он выжил. Вот сука! — крикнул второй мужик
Третий мужик заорал:
— Мочи гниду!
Камни полетели в Грэга. Великан завыл, ярость вперемешку с кровью проступила на его и без того жуткое лице. Он побежал на мужиков, и они в ужасе бросились в разные стороны, боясь попасть под его лапища. Вперёд вышел богатырь Селифан. Он откинул рассвирепевшего Грэга от толпы.
— Только попробуй! — пригрозил Селифан, и его глаза сверкнули под бровями, как молнии под свинцовым небом.
Грэг издал низкий и протяжный вой, как будто это сама Мать-земля выла, зовя людей в свои цепкие объятия.
— Вы что это тут устроили, а!? Безобразие! Стыдоба! Галиматья! — из взволнованной толпы, не переставая ругаться, вышел мужчина в летах похожий на старую дворнягу, которую хозяева очень любят и изо всех сил стараются нарядить её в породистую собачку.
— Овчаркин, успокойтесь, все в порядке. Я уверен мы со всем разберёмся, — сказал безукоризненный мужчина с серебряными волосами, элегантно орудующий своей тростью из благородного кипариса.
— Господин Вёрфлюхт! — воскликнул Овчарки, подбегая к старосте посёлка, — вот этого я и боялся. У вас так много дел, а «эти» вас всё отвлекают.
— О, добрый друг, — сребровласый мужчина похлопал верного слугу по плечу, — меня умиляет твоя забота, но сам подумай, какой из меня староста, если я не могу помочь своим людям.
— Господа, будьте так любезны, доложить, какого хрена вы делаете на моём кладбище! — герр Вёрфлюхт, поддерживаемый с одной стороны Псом, а с другой своей тростью, медленно спускался с крыльца.
— Это дело посёлка, Вернер, — грозно отрезал сребровласый мужчина.
— Ой, посмотрите, как он с отцом заговорил, — покачал головой Вернер, — что, место старосты тебе храбрости предало, сопляк?
— Да как ты смеешь, так разговаривать с господином… — начал было Овчарки, но герр прикрикнул на него:
— Заткнись, раб! Твой хозяин не давал тебе права открывать пасть. Или ты уже решил предать его, как и меня?
— Ты не можешь так с ним разговаривать! — возмутился Вёрфлюхт младший.
— Я не могу? А ты мог так поступить со мной?! — Вернер поднял изломанную руку, — твои ублюдки переломали мне все кости. Они избили меня как псину! Я, чёрт подери, староста этого сраного посёлка, а не ты!
— Ты не оправдал свой титул, — покачал головой сребровласый мужчина, — из-за тебя старый посёлок умер в чахотке. Это ты их убил!
— Я? Я! — Вернера затрясло от ярости, — в чём я ошибся, а?! Может быть я обосрался, когда организовал отдельную больницу для больных? Или, когда объявил карантин? Или, когда завалил город криками о помощи? Или, когда я сам приехал в городскую больницу за врачами? Я сделал всё, что мог! А ты просто избил меня и отправил на сраное кладбище.
— Если бы не ты, то мама… — Вёрфлюхта младшего затрясло от злобы и горечи. Вернер ударил концом трости по стене дома:
— Не смей, не смей. Гретхен знала на что шла. Она сама решила помогать докторам. Это её выбор.
— Хватит! — рявкнул богатырь Селифан и бросился на герра. Ему навстречу выскочил Пёс. Старик напрыгнул на великана и забил ему в глаз кухонный нож. Селифан издал рык поражённого медведя и рухнул, подобно горе. Толпа тут же затихла. Овчаркин в ужасе попятился. Вернер с удивлением смотрел на слугу. Пёс секунду сам пялился на огромное тело, дивясь своей ловкости. Улыбка ответило лицо старого слуги, он радостно заверещал:
— Хозяин! Хозяин! Я смог! Я защитил! На этот раз я защитил вас! Простите меня хозяин! Я вас больше никогда-никогда-никогда не подведу!
Один мужик схватил камень и бросил его в Пса. Камень вгрызся в затылок старика. Пёс, улыбаясь, упал в лужу крови и затих.
— Нет, Захар! — закричал Вернер и побежал к слуге, но ноги герра предали его, и он упал. Вернер, проклиная свою немощность, пополз к слуге.
Вёрфлюхт отвернувшись от трупов и от отца, сказал своим людям:
— Избавьтесь от них.
— На этот раз, вам так просто не получиться, — раздался голос из подкравшейся ночи. В свет факелов и фонарей, хромая, ползя, падая, но вновь вставая, ворвались мертвецы. В их бледных глазах, в их сгнивших лицах, в их оголённых черепах была обида, горше полной могилы полыни.
— Что это за твари!? — закричала толпа, в страхе ощетинив всё то скромное подобие оружия, которое у них было.
— О, мы? — ухмыльнулись мертвецы, — мы те, кого вы тут оставили. Мы те, кого вы бросили гнить. Мы те, кого вы обрекли на вечность в давящем мраке.
Мертвецы оскалили гнилые зубы. Живые попятились назад. Вдруг из кучки мертвецов вперёд выбежал один труп и закричал:
— Постойте! Люди, вы что, не узнаёте меня? Это же я, Васька Сидоров.
Мертвецы с презрением смотрели на него, мужики покрепче взялись за своё скудное оружие.
— Эй, ну вы чё? Вы правда меня не узнаёте? — смердящая смертью дыра на лице трупа, что когда-то была ртом, искривилась в неком подобии улыбки, — Женька, ну ты чё не помнишь, как мы с тобой сарай твой чинили прошлой зимой. А ты, Ванька, забыл, как мы у Серого кутили? Ребята, вы чего? Это же я!
Труп сделал ещё пару шагов к толпе, и один мужик, не выдержав, запустил в него молоток. Тяжёлый инструмент врезался в прогнившую голову. Шея хрустнула, и голова откинулась назад. Тело поскользнулось и упало, беспомощно хватаясь за воздух. Мертвецы с воплями бросились на живых. Живые, крича от ужаса, приготовились отбиваться от трупов. А Грэг, который отполз в сторону и продолжил слушать землю, завопил:
— Прости меня, мамочка, прости! Я не хотела тебя оставлять! Прости меня!
И он принялся раскапывать землю.
Миша откинул в сторону лопату и распахнул гроб.
— Ну, вот твой папа, — сказал он и указал девочке на могилу. Оттуда вылез изрубленный труп и уставился своими пустыми глазницами на ребёнка. Девочка попятилась.
— Маша? Машенька? — вырвалось из смердящей смертью пасти мертвеца.
— Папа? Папочка! — закричала девочка и бросилась отцу на шею. Она обнимала и целовала его, и куски гнилой плоти оставались на её губах и руках. Она рыдала и говорила:
— Папочка, я так скучала, я так скучала! Я знала, что мы встретимся, я знала! Давая я
