лучами закрытые ставни, и его сияние просачивалось сквозь трещинки в дереве, чтобы сообщить Аве о наступлении нового дня. Еще даже толком не одевшись, она прокралась ко входной двери и, как обычно, посмотрела в глазок и прислушалась. Но из квартиры напротив по-прежнему не доносилось ни звука.
Аве ужасно хотелось навести справки о соседе, но тогда раскрылось бы, что его арестовали из-за ее беспечности – что наверняка порадовало бы мистер Симса, – и поэтому она держала язык за зубами. За прошедшие недели отношение мистера Симса к Аве ничуть не смягчилось, даже после того, как она разобралась, какие именно издания представляют интерес для их отдела. Чувство вины как будто расползалось по пустой квартире, сводя Аву с ума и лишая покоя. Впервые с тех пор, как она прочитала «Преступление и наказание», она начала понимать, как тяжесть совершенных проступков понемногу лишала Раскольникова разума, так что в итоге ему отчаянно захотелось перед кем-то повиниться.
Перед кем угодно.
Хоть перед Джеймсом.
Ава оторвалась от глазка и выпрямилась. Они не виделись с ее первого дня в Лиссабоне, и ей очень хотелось узнать, может ли он предложить какие-то способы выяснить местонахождение ее соседа. И понять, насколько она виновата в его аресте. Но именно теперь, когда ей требовалось с ним встретиться, Джеймс куда-то пропал.
Смиренно вздохнув, Ава отошла от двери и начала собираться. За время, проведенное в Лиссабоне, у нее выработался своеобразный утренний ритуал, и вот она уже направлялась в город с курьерской сумкой через плечо, куда планировала уложить литературный улов. Внимание ПНЗГ к персоне Авы и ее скучному бытию угасло через несколько дней после исчезновения соседа, и она совершенно не горевала об утрате непрошеной свиты.
Первым делом она навестила киоск рядом с домом и помахала молодому человеку за прилавком.
– Bom Dia, Alfonso.
Владелец киоска в ответ расплылся в улыбке и спросил, как у нее дела, на португальском – именно с Альфонсо Ава делала свои первые шаги в изучении нового языка. Конечно, она все еще отвечала медленно, с трудом, задумываясь над каждым словом, но по опыту знала, что как только начнет на новом языке думать, беглость придет сама. Но Альфонсо не только помогал Аве вгрызаться в гранит португальского – он откладывал для нее самые ценные газеты. Как многие жители Лиссабона, он помнил Первую мировую войну, когда Португалия не соблюдала нейтралитет и воевала против Германии. Когда он наклонялся, становился виден блестящий значок Королевских военно-воздушных сил, приколотый на изнанке лацкана, – этот символ поддержки антигитлеровской коалиции в городе носили многие, хотя не всем приходилось его скрывать от посетителей, как это делал Альфонсо.
Перед его киоском еще до открытия собиралась многонациональная толпа покупателей, которые не только стремились заполучить вражескую прессу, но и смести те материалы, которые противник не должен был увидеть.
Дождавшись, когда у киоска не останется посетителей, Альфонсо вытащил из-под прилавка стопку газет и вручил Аве. Она поспешно запихнула их в сумку, но успела заметить свежее издание «Дас Райх» с заголовком «Самый опасный враг» на первой полосе. На сопровождающем статью фото группа евреев держала звезду Давида и, судя по всему, список заповедей. Аву затошнило от отвращения к нацистам.
– Obrigada, Alfonso, – поблагодарила она, протянула заранее отсчитанную и аккуратно сложенную пополам пачку эскудо, и Альфонсо приложил два пальца к правой брови в шутливом салюте.
Направляясь к площади Росиу, Ава так и эдак потряхивала и уминала сумку, чтобы газеты легли ровнее. Но сумка была на несколько сантиметров меньше необходимого, так что проблема казалась нерешаемой.
Киоском около популярного «Кафе Никола» заведовал большой грубиян, неприветливый с любым покупателем, независимо от его национальной или политической принадлежности – на фоне неприязни к человечеству в целом его не заботили подобные мелочи. Но он где-то умудрялся добывать «Дер Ангрифф», разухабистое немецкое издание, пропитанное антисемитизмом, которое с садистской иронией заявляло, что служит «борьбе притесняемых против гнета». Ава очень скоро перестала проглядывать это издание в поисках интересной информации и не завидовала тем, кому приходится вычитывать подобные лживые статьи в поисках ключей к нацистской военной тактике.
Ава поблагодарила владельца киоска, который что-то проворчал в ответ, и вышла обратно на улицу сквозь дверной проем, окаймленный прелестными сине-белыми изразцами, принадлежавшими, судя по всему, к другому столетию. На улице уже стояли вынесенные из кафе столы и стулья, и на них, в теплых солнечных лучах и опаловом полупрозрачном сигаретном дыму, уже вальяжно восседали посетители обоих полов. Хотя Ава провела в Лиссабоне неполный месяц, она уже легко отличала беженцев от местных жителей и даже могла понять, на какой стадии своих злоключений они находились.
Те, кто только что приехал, сидели неестественно прямо, настороженно, постоянно озираясь. Позже, затянутые в водоворот ожидания, они смирялись с неизбежным и встречали нескончаемую вереницу дней в расслабленных позах. И, наконец, немногие, кому повезло – кому одобрили визы и кто смог достать билеты, – с трудом могли усидеть на месте и постоянно барабанили пальцами от нетерпения, отмечая в календаре ползущие, как улитка, дни, оставшиеся до отплытия.
Только вот корабль мог и не прийти.
Когда Ава, скрепя сердце, согласилась на перелет через Атлантику, она еще не понимала, как ей повезло. Чтобы покинуть Лиссабон, требовалась такая сумма, что даже состоятельные беженцы не всегда могли ее выплатить.
Но невзирая на то, по какому из кругов ада судьба вела каждого из них в данный момент, пережитые испытания отразились на всех беженцах. Они читались в том, как ввалились щеки, какими тонкими и хрупкими казались их тела; в том, какими тихими и серьезными были их дети, ставшие свидетелями событий, вообще не предназначенных для людских глаз; в их одежде – или слишком нарядной у тех, кто собирался отъезжать, или поношенной, но чистой, потому что это был единственный комплект, и его стирали каждый день. Даже украшения на женщинах красноречиво говорили о том, через что им пришлось пройти, – ожерелья и бусы, слишком тяжелые для тонких шей, браслеты, свободно болтающиеся на костлявых запястьях, серьги с самоцветами, оттягивающие мочки ушей.
При появлении Авы некоторые из детишек – те, с которыми она общалась ранее, – оживились и принялись наблюдать, как она вынимает из сумки четыре книги, которые купила в «Ливрарии» на свои деньги: повесть на польском с яркими изображениями животных в лесу, похожую книжку на французском и две большие повести на французском и немецком для читателей постарше.
Подарки были приняты с восторгом; ему вторили слабые благодарные улыбки матерей, заменявшие любые слова. Ава знала, насколько эти книги,
