рубашку. Мне хотелось гулять вместе с ней, мне недоставало тех мгновений, когда каждый, ни слова не говоря, может взять другого за руку.
Мне хотелось так соединиться с ней, чтобы наши жизни слились воедино. В сущности, любовь — это не что иное, как утрата собственного периметра, крушение всех границ. Мне нужна была она вся целиком, все ее время, хотелось услышать, что она только моя, моя женщина и никто другой ей не нужен.
Так пришла мысль взять ее с собой в Верону. Я должен был отправиться в день презентации к Адзолини и подумал, что мог бы поехать туда накануне и провести там ночь вместе с Сильвией. Вдали от всех.
Я позвонил ей и предложил поехать со мной.
Когда она сказала, что да, найдет для этого возможность, я испытал такую радость, какой не припомню за всю жизнь.
Утром мы сели в поезд на Верону.
В дороге я работал на своем ноутбуке, а она сидела рядом и читала, положив руку мне на колено. Этот жест выдавал в нас влюбленных.
Я уже придумал, где мы будем обедать, — в одной старинной остерии в центре Вероны, где, как я знал, подавали отличное вино и неплохие сезонные блюда. А ужин я задумал в другом особенном месте — в ресторане с небольшим внутренним двориком, в уединенной, романтической обстановке. Я заранее заказал там один из пяти столиков.
Это должна была быть наша первая ночь вместе, и мне хотелось, чтобы все прошло великолепно.
Я представил, какие она придумала предлоги, чтобы освободиться на целый день, как решила проблему с ребенком и что чувствовала, прощаясь с мужем, прежде чем выйти из дома.
Я не хотел расспрашивать ее об этом, чтобы не испортить наше драгоценное время.
Я взял ее руку, поцеловал пальцы и не отпускал до тех пор, пока не приехали в Верону.
В ресторане мы выпили бутылку вина и взяли еще одну с собой в отель. Едва вошли в номер, я раздел Сильвию, делая это медленно, а потом долго целовал каждый сантиметр ее тела.
Мы столько ждали, когда наконец действительно будем располагать временем, а не всего лишь парой часов, выкроенных в середине дня! И вот теперь она будет принадлежать мне вся целиком до самого утра.
Глядя ей в глаза, я разделся, и мы занялись любовью.
Потом рухнули рядом на кровать.
Я был счастлив, но и сосредоточен. Необходимость сказать ей о моих чувствах не позволяла мне уснуть.
Я лежал, положив голову ей на грудь, и не сомневался, что она испытывает те же эмоции, что и я, поэтому сказал ей в тишине комнаты:
— Я доверяю тебе, — и почувствовал, что ее сердце забилось быстрее. — Никому больше не доверяю, а тебе — да. Должно быть, потому что влюблен.
Играю, что называется, с открытыми картами, вынуждая и ее поступить так же.
Сильвия не шелохнулась, но мне показалось, будто ее тело стало теплее. Она положила руку мне на голову и слегка отстранила:
— В каком смысле?
Из всех возможных ответов этот я ожидал услышать меньше всего.
Она села на край кровати и подняла руки, чтобы поправить волосы. Затем взяла с пола блузку, надела ее и застегнула.
Внезапно обстановка сделалась напряженной. Я потянулся к ней, подцепил пальцем резинку трусиков, потянул, и та щелкнула.
Сильвия обернулась и как-то странно улыбнулась. Я еще никогда не видел такого выражения на ее лице — оно внезапно окаменело.
— Что случилось?
— Ничего.
В этом «ничего» заключалось всё.
— Иди ко мне. — Я попытался обнять ее и привлечь к себе, но она высвободилась.
— Мне пора.
— Как?! — В нашем распоряжении были весь вечер и ночь, наша первая ночь, которую мы могли провести вместе.
Я поднялся и встал перед ней.
— Подожди минутку. — Я положил руки ей на плечи.
Она посмотрела мне прямо в лицо.
— Прости.
И тут я мгновенно понял, что только я один готов перейти границу, которую мы установили.
— Я не могу. Прости, — повторила она.
— Прекрати.
— Что?
— Не повторяй это «прости»!
Я надел трусы и рубашку. Она молча смотрела на меня.
— Все стало сложно, не так, как должно было быть.
Я уронил брюки, которые надевал в этот момент.
— С ним ты не можешь быть так же счастлива, как со мной.
— Это не так просто.
Я посмотрел ей прямо в глаза и задал вопрос, который мне давно уже не терпелось задать;
— Скажи, с кем хочешь быть — с ним или со мной?
— Дело не в том, чего хочу я.
— Для меня — в том. В этой комнате только мы с тобой, и ничто больше не имеет для меня значения.
Сегодня, спустя многие месяцы, мы смогли прогуливаться по улице, держась за руки, мы были счастливы. Она тоже была счастлива.
Я желал быть ее мужчиной и хотел, чтобы она стала моей женщиной не только в постели.
Она повернулась и взяла пальто.
— Мне пора.
— Если хочешь уйти, никто тебя не держит, — резко произнес я, несмотря на то что на самом деле жаждал обратного.
Она остановилась у двери и, прежде чем уйти, обернулась. В глазах у нее стояли слезы.
Я никогда не видел Сильвию плачущей и не готов был смотреть на ее страдание.
Потом она повернулась и ушла.
Стук закрывшейся двери обрушился на меня словно гром.
Я стоял, оглядываясь. Номер походил на поле битвы: развороченная постель, подушки разбросаны по полу, тут же валяется бутылка вина… Во мне и вокруг меня сплошной беспорядок.
Я не мог даже понять, навсегда ли потерял ее.
— Но разве мы не были тут вместе? — спросил я себя, опустившись на край постели.
Мне мучительно захотелось немедленно позвонить ей, я даже подумал, что если возьму такси, то догоню ее на вокзале, где она ждет поезда, и мы сможем поговорить. Но что-то остановило меня. Я подумал: пусть лучше пройдет ночь.
Я поднялся, очень долго стоял под душем, потом оделся и решил пройтись по Вероне. И оказался в тех самых местах, где мы гуляли с ней всего несколько часов назад.
Я представил, как мы выглядели со стороны. Никто и не подумал бы, что вскоре расстанемся, такими мы казались в тот момент счастливыми, влюбленными, полными желания. Все говорило об этом — наши реплики, взгляды, смех, сплетенные пальцы рук.
Куда все это могло деться? Как такие прекрасные отношения могли внезапно обернуться такой болью?
