13
Сибирцев еще в ноябре говорил: "В деревне нужны люди, категорически нужны". Говорил он это с двойным чувством: понимал, что в деревне нужны люди работящие, а не лодыри - дело серьезное, - но разве Журавлев отпустит хорошего человека? Никогда! Да и как отпустить? Мы теперь поставляем автоматические линии для двух тракторных заводов, станки "Сельмашу", работаем на подъем сельского хозяйства. Правильней всего, думал Сибирцев, не уговаривать никого уезжать, но Журавлев настаивает, чтобы провели кампанию
Лошаков сказал, что согласен поехать в МТС. Журавлев замахал руками: "Его ни в коем случае нельзя отпустить.." Сибирцев постоял, помялся "Что же нам делать, Иван Васильевич?" Журавлев ответил, что следует поискать среди новичков (он сказал: "которые еще не вросли в производство, под ногами путаются"); подумав, добавил: "Поговори с Чижовым, он, кстати, был трактористом". Геннадий Чижов еще год назад числился стахановцем, но спился (отец его тоже страдал запоем). Журавлев не раз собирался его уволить, но откладывал: "Обещает, что больше росинки в рот не возьмет..."
В конце января фотограф областной газеты заснял, как трое молодых парнишек и Чижов подписывали заявления о своем желании уехать в деревню.
Чижову Сибирцев сказал откровенно: "Мой тебе совет - уезжай. У тебя с вином такой перебор, что ничего хорошего не получится. Журавлев давно грозился тебя прогнать, и правильно - разве ты знаешь, что с тобой через час будет?.." Чижов выругался, помолчал, снова выругался и вяло ответил: "А что ты думаешь? Вот возьму и поеду к старикам. Колхоз у нас, кстати, хороший..."
Осенью в колхоз "Красный путь" вернулся Белкин; он после войны застрял в Литве, работал там в лесничестве. Это был серьезный, хмурый человек, силач, на все он отвечал "еще что надумали", но все хорошо выполнял. Антонина Павловна, узнав о приезде Белкина, просияла.
Она часто вздыхала: рук не хватает. Подумать только: девять тысяч га, почти три тысячи голов крупного скота, птицеферма, сад, пасека большая - и всего-навсего сто шестьдесят три трудоспособных! После приезда Белкина она размечталась: может, еще кто приедет?..
Вскоре к ней явился Родионов, сказал: "Племянник Сашуня из Москвы письмо написал, к нам просится, не знаю даже, что ему ответить". Антонина Павловна сказала: "Пиши, чтобы приезжал. Мало у нас народу, вся беда в этом..."
Сашуня, приехав, рассказал, что работал в артели приемщиком, здоровье ослабло, доктор сказал, что требуется свежий воздух, а помещение артели полуподвальное, воняет кожей, комнаты у нeго вообще не было - снимал угол у частника, одним словом, он решит переключиться
Сашуня любил похвастать: в первые же три дня он рассказал всем, что возле Дрездена, где стоял его батальон, овца окотилась шестью ягнятами, они за ней бегали, как цыплята за курицей; в Москве председатель артели угостил его утиным яйцом из Китая, яйцу этому было сто лет, страшновато, но интересно, он съел; пришлось ему участвовать в киносъемке - возлагал Пушкину цветы, два раза клал тот же букет, первый раз не получилось, а на экране вышло исключительно; в автобусе он познакомился с Лысенко, и Лысенко сказал, что зима очень теплая; Сашуня его спросил, какой будет урожай, он ответил, что в точности сказать нельзя, но надеется, что будет исключительный.
Антонина Павловна забеспокоилась: здоровье, говорит, слабое, да еще болтун. Что с таким делать! Но Сашуня, увидав, что рассказывать ему больше нечего, занялся делом: починил стол в правлении колхоза, почистил хлев для молодняка; выяснилось, что он служил в санбате, умеет столярничать, может водить грузовик. Антонина Павловна сказала Родионову: "За Сашуню вам спасибо. Вот и народу у нас прибавилось..."
Узнав о возвращении Геннадия Чижова, Антонина Павловна, однако, рассердилась. Пишут, что едут в деревню, можно сказать, лучшие, а таких пьяниц, как Генька, я отроду не видала. Он когда летом к своим приезжал, чуть было клуб не спалил. Таких нам не надо...
Геня Чижов приехал трезвый и скучный. Отец, обрадовавшись поводу выпить, выставил две пол-литровки. Геня сразу оживился и начал ругать Журавлева: "Я, может быть, от него и к вину пристрастился, такое он вызывает во мне неслыханное отвращение. Свистун он проклятый, а не директор. Да что тут долго говорить - его собственная жена ему в морду плюнула..." Мать Чижова всплеснула руками: "Да что ты, Геня, говоришь? Это наша-то Лена?" Геня радостно закивал головой "Вот именно. Я ее девчонкой помню, дядя Паша нас обоих отстегал, когда мы яблоки поснимали. Отец ее мне зверя подарил - свинью с этаким рылом, абсолютный портрет Журавлева. Ленка люксом прельстилась - супруга директора, не иначе. Только и она не выдержала, съехала от него, точно, можете не сомневаться..."
Лена часто думала: надо написать про все маме, и всякий раз откладывала, понимала, что огорчит мать. Недавно она отправила Антонине Павловне письмо, сообщала, что все в порядке, Шурочка рисует, многo работы, скоро напишет длинное письмо, но о том, что в ее жизни произошли большие перемены, так и не написала.
Чижова наутро пошла к Антонине Павловне и, сладко улыбаясь, доложила:
- Геня-то наш приехал...
Чижова с давних пор недолюбливала Антонину Павловну: чего она командует, как генерал? Я, может быть, лучше ее понимаю... Если она даже председатель, кто ей дал право меня спрашивать, почему мой муж пьяный является? Это мое горе, нечего ей распространяться. Ее муж стада привести не может, летом корову Сабашниковой всю ночь проискали. Лучше бы помолчала...
Все с той же улыбочкой Чижова спросила Антонину Павловну, получает ли она письма от Лены. Антонина Павловна ответила, что недавно пришло коротенькое письмо:
- Работы у Лены много - две смены, и еще ее агитатором назначили, к выборам...
- Геня наш рассказывал, что Лена с мужем разводится, съехала она от Журавлева. Я и хотела спросить: как ей, бедненькой, живется? С девочкой-то трудно одной...
Антонина Павловна псказала, что умеет владеть собой, ничего не сказала, только спросила Чижову, что думает делать Геня - на время приехал или хочет работать в колхозе.
Она ни слова не сказала мужу, всю ночь не спала - думала: что с Леной? Конечно, Генька Чижов пьяница и никчемный человек, но не посмел бы он придумать такое... Антонина Павловна вспомнила: ведь Лена говорила, что Журавлев ей кажется менее привлекательным, чем раньше. Наверно, правда - ушла от него. Но как матери не написала?.. Она тихонько всплакнула, а потом решила: поеду в город, посмотрю, как Лена устроилась. Шурочку возьму - куда же ей одной с девочкой...
Лена была в библиотеке. Вера Григорьевна у больного; дверь Антонине Павловне открыла работница доктора Горохова Настя. Поджимая губы, Антонина Павловна строго спросила:
- Лена у вас проживает?
Шурочка не узнала бабушку; Антонина Павловна напрасно ее звала, девочка стеснялась и пряталась за Настю. Наконец пришла Лена.
- Матери не написала, - повторила в слезах Антонина Павловна.
Успокоившись немного, она сказала:
- Шурочку я с собой возьму. Хоть до весны, пока не устроишься. Отец обрадуется, хворает он, а все с детишками возятся, зверей мастерит. А на каникулы к нам приедешь... Как же ты матери не написала? Я ведь случайно узнала - от Чижовой. Генька к ним приехал. Мало нам старика Чижова... Да ты его помнишь - он тебя пугал, что ты запечатанная, больше расти не будешь. Один день проработает, а потам месяц пьяный валяется. Теперь к нему Генька прибыл трудовые резервы... Так вот, приходит Чижова и выкладывает: "Лена ваша разводится..." Я чуть было у нее на глазах не разревелась...
- Ты меня осуждаешь? - спросила Лена.
- Зачем глупости говоришь? Обидно мне, что матери не написала. А какой я тебе судья? Трудно одной, да еще с девочкой... Отец-то к ней ходит?
- Поставил условие, что каждое воскресенье буду ее приводить. Раз привела. Потом передал, что занят. Позавчера я позвонила, спрашиваю, когда привести девочку. Он отвечает, что у него много работы, пошлет Шурочке шоколад. Наверно, с Хитровым на рыбалку поехал... Мне-то казалось, что он любит Шурочку, я из-за этого мучилась, не могла решиться...
- "Казалось", - сердито проговорила Антонина Павловна. - Все тебе казалось: и что работник он необыкновенный, и все понимает, и душа у него настоящая. Я-то помню, как ты про него рассказывала...
У Лены псказались на глазах слезы. Антонина Павловна спохватилась:
- Ну, чего ты? Ошиблась ты в нем, это и с большими людьми бывает. Я тебя не упрекаю... Нехороший он человек, сразу я почувствовала. Я твоих тайн не знаю, про другое говорю... Когда у вас гостила, насмотрелась. Грубый он с людьми, не входит в положение. Я его раз спросила, почему в заводском магазине хоть шаром покати, люди должны в город ездить, туда и назад - три часа, кажется, можно бы наладить, а он мне отвечает, что на нем завод, хвастать начал, какие машины делают, врал, будто в магазине все есть, даже сахар... При мне пришел к нему человек, просит, чтобы разрешили на попутном грузовике жену до родильного дома довезти, он говорит: "Машины не для этого". Я его потом спросила, неужели ему женщины не жалко, смеется: "Даст пятерку водителю - и все тут, нечего мне голову морочить..." От таких народ и страдает, ему что ни скажи - отмахнется... Когда Чижова мне рассказала, я ночь не спала. Обидно было, что мать от чужих узнает. А за тебя я радовалась: разве можно жить с таким истуканом?..
