по поводу расходов, связанных с рождением ребенка.
Эшли берет у Джейка брошь и проводит пальцем по пустому гнезду в центре орхидеи.
— В голове не укладывается — как это может быть бриллиантом?
Дебора прижимается к плечу старшей дочери, чтобы разглядеть брошь.
— Это орхидея каттлея.
Никто из ее детей не удивлен, что она знает название цветка.
— Виктор считает, что брошь сделана в середине пятидесятых.
— Кто это, Виктор? — спрашивает Дебора, подозрительно прищурившись на Бек.
— Бывший клиент, — отвечает та матери. — Друг. Не смотри на меня так, он старый. И не обольщайся: ты не в его вкусе.
Дебора вообще-то не имела в виду ни того, ни другого.
— Если только у Хелен не осталось документов, мы не узнаем, когда и как она получила такой ценный камень. — Бек берет из рук Эшли брошь и показывает родственникам буквы «ДжШ» на обороте. — Это клеймо ювелира; если узнать, кто он, можно поискать какие-нибудь бумаги. Виктор не знает о таком мастере, и я не представляю, с какого конца подступиться. Сколько существовало маленьких ювелирных компаний за последние шестьдесят лет? Это все равно что искать иголку в стоге сена.
— Или пропавшего «Флорентийца», — улыбается Эшли.
— Если это действительно тот самый знаменитый алмаз, то он исчез в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Хелен тогда еще не было на свете, так что она могла получить его как минимум через одни руки.
— А почему ты говоришь «если»? — настораживается Джейк.
— Сомнений нет — это «Флорентиец», — отвечает Бек.
— Так почему же «если»? — настаивает Джейк.
— Потому что это не то же самое, что алмаз Хоупа, который легко идентифицировать, поскольку он никуда не пропадал и можно проследить цепочку его владельцев. Про «Флорентийца» же ничего не было известно с тех пор, как сто лет назад он исчез в Вене. Нет никаких официальных свидетельств, где он был между тысяча девятьсот восемнадцатым годом и тем временем, когда Хелен включила его в завещание. Поэтому нужно либо найти упоминания о нем в документах, что почти нереально, либо доказать, что это именно он по каким-то особым приметам, вроде трещин или гравировок, — выяснить, что отличает «Флорентийца» от других алмазов массой сто тридцать семь каратов.
Бек намеренно не сказала «мне нужно», но и «нам нужно» тоже не прозвучало.
— А много в мире алмазов такого веса? — интересуется Дебора.
— Из известных специалистам-геммологам только один.
— Так в чем же загвоздка? — не понимает мать.
— Все равно нужны доказательства, — с раздражением отвечает Бек.
— Может, Хелен украла его? — спрашивает Джейк, и в голове у него рисуется сцена: Хелен в берете кладет пистолет с перламутровой рукояткой на прилавок ювелирного магазина и говорит продавщице: «Будьте умницей, милочка, и отдайте мне бриллиант».
Миллеры с недоумением смотрят на Джейка. Хелен могла бы послужить прототипом отличного грабителя ювелирных лавок, но воровка — это уже чересчур.
— Есть другое объяснение?
— Должно быть, — отвечает Бек.
— Сто тридцать семь каратов. — Эшли пристально смотрит на пустое гнездо в центре броши. — Это очень много, кольцо с таким камнем на палец не наденешь.
— А может такое быть, что Хелен привезла бриллиант из Европы во время войны? — Джейк дергает жидкую растительность на подбородке. Ему никогда не удавалось отрастить хотя бы козлиную бородку или бачки, не говоря уже о полноценной бороде. — Хелен из Австрии, «Флорентиец» тоже. Это не может быть совпадением.
«Флорентиец» не из Австрии, думает Бек. Его добыли в Индии, потом он надолго задержался у Медичи во Флоренции, откуда и название, пока Франциск Лотарингский не привез его в Австрию, женившись на Марии Терезии из Габсбургов.
Но вслух она говорит:
— Очень даже может. Потому оно и называется совпадением.
— Кроме того, — вступает Дебора, — как в руки бедной еврейской девочки попал самый большой бриллиант Австрийской империи?
Джейк пожимает плечами.
— Мало ли какие бывают случайности.
Джейк, конечно, прав, только Бек не хочет, чтобы брат со своим голливудским воображением принимал участие в разгадке этой тайны.
— Если бриллиант привезла не Хелен, значит, это сделал кто-то другой, — продолжает гадать Джейк.
— Сто тридцать семь каратов — это же в семь раз больше, чем камень в кольце Ким Кардашьян, — качает головой старшая сестра.
— Эшли! Мы уже поняли: бриллиант очень крупный.
— Не рычи на меня! — Изумление ценностью алмаза не мешает Эшли огрызнуться на язвительное замечание сестры.
— А ты смени пластинку, заело. Да, камень огромный. Может, двинемся дальше?
Джейк чувствует, что терпение у него на исходе.
— И куда, интересно? К тому обстоятельству, что ты до сих пор не уверена, стоит ли делиться им с нами?
— А я и не обязана делиться им с вами, — возражает Бек.
Пытаясь уследить за разговором отпрысков, Дебора то и дело возвращается мыслями в детство, в те времена, когда у них не было денег на мясо, когда Хелен заставляла ее носить старомодные юбки с заплатами и надставленным подолом. У матери уже тогда был этот бриллиант? Если был, то почему она его не продала? Их жизнь могла сложиться совсем иначе, и взаимоотношения тоже.
— Зачем тогда ты нам рассказала про него? — спрашивает Эшли, зная, что Бек не станет жадничать. Даже если они разругаются в пух и прах, совесть не позволит ей прибрать к рукам десять миллионов, в то время как Джейку и Эшли на двоих достанутся старый диван и чайный сервиз.
— Потому что решила, что вы должны знать: у Хелен был секрет.
— Как благородно, — язвит Джейк.
— Ты действительно хочешь завладеть им единолично? — повышает голос Эшли, и коронный скандал Миллеров начинается заново, они, как всегда, бросают друг другу в лицо жестокую, но справедливую критику, а когда наступает тишина, через минуту уже никто из них не помнит нанесенных обид. Однако они нисколько не продвигаются ни в ссоре, ни в мирном обсуждении наследства Бек, ни в разрешении тайны Хелен.
В эти три дня Эшли не может удержаться от поисков в Интернете сведений о бриллианте «Флорентиец». Она отправляет Джейку ссылки на статьи с сайтов finds on gemhunters.com и jewelrymysteries.net: «Алмаз „Флорентиец“: Самый знаменитый бриллиант в мире, о котором вы никогда не слышали… и слава богу» и «Самая большая загадка в мире драгоценных камней». Статьи полны предположений, кто мог украсть «Флорентийца»: неблагонадежный советник, жуликоватый слуга, нацист, спрятавший алмаз в шахте в Зальцбурге, американский солдат, обнаруживший его там, потомок Габсбургов, тайно передававший его из поколения в поколение.
«Что-нибудь из этого кажется правдоподобным?» — пишет Эшли брату.
«Кто знает, — отвечает Джейк. — Может, наследник Габсбургов? Это самое простое объяснение, а они обычно бывают верными».
«Смотри, „Флорентиец“ носила Мария-Антуанетта. — Эшли отправляет Джейку статью про казненную королеву. — Она надевала его на свадьбу!
