- Я вовремя раскрылся, - обстоятельно возразил Маргус, - Ровно три секунды отсчитал. Это ты, Миша?
- Нет, это моя прабабушка! - нервно огрызнулся Алексеев (это был он), Ты как - держишь? Не тяжело?
- Нормально, - успокоил его Маргус, - Потерпи немного.
- Блин, больно быстро чешем, - обеспокоился Мишка, - Может, запаску еще раскрыть?
- Нет, не стоит - может захлест получиться. И я одной рукой не раскрою - купол не отброшу, может запутаться. Ничего, скорость пока в пределах нормы, сядем на одном моем...
- Имел я в виду такую норму... Слушай, ну мы смотри, как почесали!
- Это ветер усилился, - сообщил Маргус, - С одной стороны, хорошо: вертикальная скорость уменьшилась, а с другой...
- А с другой - нас уже с площадки вынесло на фиг, - закончил за него Мишка, - И несет хрен знает, куда. Блин, какие-то трактора внизу... Слушай, видал я в гробу такие приколы - на всякие бороны приземляться!
- На бороны не попадем, хладнокровно оценил обстановку Ауриньш, - А вот на ту линию электропередачи - кажется, точно идем...
- Ё-мое, Марик! Уходи на фиг!
- Пытаюсь, - отозвался Маргус, подтягивая одной рукой стропы, - Пока не очень выходит...
- Тогда меня бросай! Я запаску раскрою!
- Нет, высоты уже не хватит. Я тебя перед самой ЛЭП отпущу, тебе до земли метров пять останется, приготовься...
- А ты?!
- Постараюсь проскочить между проводов... Миша!... Земля! - с этими словами Маргус разжал пальцы и Алексеев полетел на комковатую пашню, слыша над головой жуткий треск разрядов.
Ударили в глаза слепящие даже в солнечном свете синие вспышки и, больно ударяясь о вывороченные пласты чернозема, Мишка увидел бьющееся в этих синих сполохах тело Маргуса. Мишка зажмурился и услышал, как мягко и тяжело, совсем рядом толкнулась земля от короткого удара. Полыхнули напоследок провода ЛЭП, с треском прожигая капрон купола и все стихло. И ветер стих, словно и не завывал только что в стальной решетчатой опоре. С неслышным шелестом скользнул вниз прожженный купол и накрыл почерневшее тело Ауриньша.
...Есть ли что банальней смерти на войне
и сентиментальней встречи при луне,
есть ли что круглей твоих колен,
колен твоих,
Ich liebe dich,
моя Лили Марлен...
Алексеев сидел у опоры ЛЭП, не в силах пошевелиться. Судорога перехватила горло и не отпускала, не давая ни вздохнуть, ни разразиться слезами. Как же Лильке-то сказать...
Надрываясь, подскакал по пашне "УАЗик". Грузный Глушцов на ходу распахнул дверцу и вывалился, не дожидаясь, пока машина встанет.
- Кто?! Как фамилия? - подскочил он к Мишке, ощупал его с головы до пят.
- Моя - Алексеев, - сипло проговорил Мишка, пытаясь подняться, Девятая рота, первый взвод. А это - Ауриньш... - и судорога вновь горячим клещами стиснула его горло.
- Как? Ауриньш?! Этот, что ли?... Ф-фу... - полковник вздохнул с таким облегчением, что Мишка стиснул зубы.
- Ну, ептыть... - полковник уже готов был произнести: "Слава тебе, Господи", но увидел Мишкины глаза, и осекся.
- Доктор! - обернулся он в сторону подкатившей санитарной "таблетки", Тут все путем, дуй за деревню - туда троих отнесло. И доложи сразу, как и что!
Вминая рыхлый чернозем прыжковыми ботинками, он подошел к телу Ауриньша, откинул оплавленный капрон купола. Маргус лежал ничком, неестественно вывернув руки в стороны. Сквозь ошметки обгорелого комбинезона и обугленные ткани тела блестели металлические стержни скелета. Волосы оплавились и к ним прилипла оплавленная кромка купола. Металл поблескивал и сквозь лопнувшие ткани лица. Полковник накрыл обугленное лицо Маргуса уцелевшим краем купола.
- Звездец... - горько вздохнул он.
- - Нет, не звездец, - вдруг невнятно послышалось из-под купола, - Но очень больно...
Глава последняя, в которой ничего не кончается
Профессор возник в дверях казармы один, без сопровождающих, сухо кивнул в ответ на приветствие дневального Садыкова.
- Где он? Голос профессора звучал глухо, как при простуде.
- В бытовке, Дмитрий Олегович, - виноватым тоном проговорил Рустам, - в кубрике места мало, а ребята все к нему хотят. Извините...
- Ладно, ладно... Где это?
- Пойдемте, провожу, - кивнул Рустам и повел профессора к бытовой комнате, - Эй, толпа! Дорогу давай, Дмитрий Олегович приехал!
Заполнившие бытовку курсанты быстро расступились, образовав коридор к носилкам с лежащим на них Маргусом. Выглядел Ауриньш, как танкист после Курской дуги. Наполовину обугленное лицо было залеплено пластырем, скрывающим оголенный металл черепа. Остатки оплавившихся волос были скрыты под марлевой повязкой. Наложенной по всем правилам полевой медицины. Левая рука с двумя уцелевшими пальцами покоилась на гибкой проволочной шине. Что там с его ногами - было не разобрать: Маргус был по пояс укрыт синим армейским одеялом.
Профессор шагнул к носилкам, склонился - сзади услужливо придвинули табурет.
- Маргус... - профессор тяжело сел, неловко сунул в сторону портфель, Как же ты так, а?..
Уцелевший правый глаз киборга чуть замедленно, но вполне точно уставился на профессора.
- Стихия... - солидно прохрипел он любимое всеми парашютистами слово единственое и безотказное оправдание за все парашютные грехи и оплошности, Здравствуйте, Дмитрий Олегович...
Профессор закашлялся, скривился.
- Ребята, - снял он очки и обвел курсантов безоружными глазками, Можно у вас это... сигаретку попросить? А то я вот бросил, понимаете...
Со всех сторон к нему тут же протянулись руки с помятыми пачками.
- Только здесь не курите, ладно? - тихо попросил из-за спины Садыков, И Марик больной, и остальные ребята за Вами закурят, а мне убирай...
На Рустама зашумели, но Дмитрий Олегович уже с готовностью согласился, что парень прав.
- Где у вас тут покурить можно, ребята? Составите мне компанию?
Тут же образовался почетный эскорт, с уважением препроводивший профессора в курилку и с почетом усадивший его на самое престижное место подставку для чистки сапог, деликатно застеленную свежей газетой "Красная Звезда". Задымили. Помолчали, ощущая значимость момента.
- Ну, ребята, - нарушил, наконец, молчание профессор, - Что скажете?
- Извините нас, Дмитрий Олегович, - прогудел Мамонт, - Не уберегли пацана, получилось так...
- Э, о чем вы говорите, - вздохнул профессор, - Армия есть армия, испытания есть испытания... Как он вам? Сработались хоть?
Дружный одобрительный гул был ему ответом.
- Вы его, главное, лечите получше, - сказал Мамонт, - И обратно скорее присылайте, хорошо?
Профессор покачал головой.
- Не все так просто ребята...
- Что такое? - встревожились все? - Так плохо? Ничего сделать нельзя?
- Не в этом дело, - профессор задумчиво потирал гладкую лысину, - Тело его вполне поддается восстановлению. Сложнее обстоит вопрос с его... Ну, скажем так, мозгами.
- А вы откуда знаете? - обиделся за Маргуса Алексеев, - Вы же его и не обследовали после... Ну, травмы этой.
- Дело не в травме, - вздохнул профессор, - Боюсь, с этой программой самообучения мы перемудрили. И достигли результата, которого вовсе не ожидали.
- Как это?
- А вот так это. За время эксперимента Маргус совершил ряд поступков, которые просто не мог совершить, понимаете?
- Это какие?
- Во-первых, допустил неплановый перерасход энергии на зимних учениях...
- А Вам жалко, что ли! Он после учений сразу подзарядился! - зашумели парни.
- Затем, поднял руку на старшего по званию...
- Да он сам виноват, Филиппок этот! Раз судья - так суди, не фига клешнями махать!
- Кстати, он сообщает, что Маргус уделяет недостаточно внимания изучению идейного наследия классиков марксизма-ленинизма...
- Не, ну это ваще! - возмутился Пашка Клешневич, - Знаете, как оно было?! Короче, был у нас тогда семинар по истории партии. И Филиппов... Ну ладно, майор Филиппов говорит Марику: "Расскажи биографии Маркса и Энгельса". Ну, Марик все рассказал - слово в слово, по учебнику, еще из энциклопедии тоже - ну, Вы ж его знаете. А Филипп докопался: "А вот скажите, где находится могила Фридриха Энгельса?". Ну, Марик и говорит: так мол, и так, нету у Энгельса могилы. Его тело, согласно завещанию, кремировали. Ну, сожгли, значит. Пепел насыпали в такую урну, а потом эту урну утопили. В Северном море. А Филипп: неправильно! Марик: нет, правильно - том такой-то, страница такая-то. А Фил опять: неправильно!! Не утопили! Марик: а что сделали? А Фил: не утопили! А (тут Пашка невольно придал своему лицу благоговейное выражение) п о г р у з и л и в море!
- А какая разница? - пожал плечами профессор.
- Ну так и Марик ему то же самое сказал!
- Гм! - смутился Дмитрий Олегович, - Да. Ладно, оставим это. Но вот то, что он совершил самовольную отлучку - это вы как объясните?
- Ну ни фига себе! - возмущенно опешили парни, - Какая падла вложила?!
- Ребята, ребята, успокойтесь! - вскинул руки профессор, - Никто его за это наказывать не собирается, уверяю вас. Но мне необходимо разобраться, как он мог совершить такой поступок? Ведь он знал, что это - нарушение дисциплины. А совершить нарушение - он просто не мог, это заложено в его базовой программе, понимаете? А он совершил...
