Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер

майках. Многие из них расположились на высоких стульях у барной стойки – кирпичной, со столешницей из золотистого дуба, другие тонули в темных альковах. Мужчины стояли в углах, прятались в тени, топтались возле телефонной будки, заходили в заднюю комнату – целая стая редких особей, за которыми я так мечтал понаблюдать.

В «Диккенсе» были и женщины, потрясающие и необыкновенные. У той, что сидела ближе всего ко мне, в глаза бросались ярко-желтые волосы и пронзительно-розовые губы. Я поглядел, как она проводит накрашенным ногтем по шее какого-то парня, прислонившись к его бицепсу обхватом с колонну. Я поежился: впервые в жизни мне выдалось воочию наблюдать за физическим контактом между женщиной и мужчиной. Словно почувствовав мою дрожь, женщина обернулась.

– Ого, – сказала она.

– Что такое? – спросил парень рядом с ней.

– Мальчишка.

– Где?

– Вон там. Возле двери.

– Эй, чей это паренек?

– Не смотри на меня.

Из тени на свет выступил Стив.

– Помочь тебе, сынок?

Я узнал его по игре в софтбол. Он был самым крупным из всей компании, с тугими кудряшками волос, лицом, багровым, как красное дерево, и голубыми глазами-щелками. Он улыбнулся мне, обнажив большие острые зубы, и в баре словно сразу посветлело. Теперь я знал, откуда происходил тот таинственный свет.

– Эй, Стив, – позвал его мужчина, сидевший за стойкой. – Налей-ка парнишке за мой счет, ха-ха!

– Ладно, – откликнулся Стив, – парень, тебя угощает Бобо.

Девушка-Розовые-Губы сказала:

– Да заткнитесь вы, идиоты, вы что, не видите, он перепугался?

– Что тебе нужно, сынок?

– Пачку «Мальборо-Ред».

– Черт!

– Парнишка курит настоящее дерьмо.

– Сколько тебе лет?

– Девять. Исполняется десять через…

– От сигарет перестанешь расти.

– Они для моего дяди.

– А кто твой дядя?

– Дядя Чарли.

Взрыв смеха.

– Вот это да! – хохотал мужчина за стойкой. – Дядя Чарли! Ну ничего себе!

Снова смех со всех сторон. Я подумал, что если весь мир засмеялся бы одновременно, это примерно так бы и звучало.

– Ну ясно, – заметил Стив, – это племянник Чэса!

– Сынишка Рут?

– Не, другой сестры, – ответил Стив. – Твоя мама Дороти, верно?

Я кивнул.

– И как твое имя, сынок?

У него был восхитительный голос, раскатистый и теплый.

– Джей Ар, – сказал я.

– Джей Ар?

Стив поморщился.

– Что это означает?

– Ничего. Просто мое имя.

– Как так?

Изогнув бровь, Стив оглянулся на бармена.

– Каждое имя должно что-то значить.

Глаза мои распахнулись еще шире. Я никогда об этом не думал.

– Надо придумать тебе прозвище, раз ты теперь ходишь в «Диккенс», – сказал Стив.

– В следующий раз, прежде чем приходить, найди подходящее прозвище, либо мы сделаем это за тебя.

– Что читаешь? – поинтересовалась Девушка-Розовые-Губы.

Я протянул ей свою книгу.

– Миииикробиографии, – прочла она.

– Это про знаменитых мужчин.

– А я-то думал, ты у нас специалист по мужчинам, – сказал девушке Стив. Она фыркнула.

Бармен наклонился за стойку и достал оттуда пачку «Мальборо». Протянул их мне, и я шагнул вперед. Все смотрели, как я положил на прилавок доллар, взял сигареты и, пятясь, двинулся к выходу.

– Заходи еще, парень, – сказал Бобо.

Снова смех, за которым никто не расслышал моего ответа:

– Я приду.

Глава 10. Пинчраннер

Тетя Рут сняла эмбарго примерно в то же время, что и арабы. Мне снова разрешалось видеться с Макгроу, Шерил и другими кузенами. После школы я бежал по Плэндом-роуд за Макгроу, и мы с ним отправлялись на стадион «Мемориал» играть в салки или на пруд рыбачить, в полном восторге от своего воссоединения. Но несколько недель спустя нас постигла катастрофа похуже эмбарго. Одновременно эмбарго, облава и киднеппинг. Тетя Рут с детьми переезжала в Аризону. Она сообщила об этом между делом, попивая кофе с бабушкой в кухне. «На западе» детям будет лучше, сказала она. Там горы. Голубое небо. Воздух как вино, а зимы – как весны.