что ты! Завтра пойдем тебе за платьем, первый выход в свет – это важно.
– У меня есть платье… – она опустила глаза. Спасибо Карине, жить сейчас стало куда легче, но новогодний подарок для Германа – роскошное портмоне – съело почти всю ее заначку. Нельзя же было ему дешевку какую-нибудь преподнести? Героиня О’Генри ради подарка любимому мужу обрезала и продала свои чудесные волосы, а он ради той же цели заложил свою единственную ценность – фамильные часы. Но – платье?
– Олесенька, ты что, не понимаешь? – Герман сгреб ее ладошки в свои и заглянул в глаза. – Жемчужине нужна достойная оправа. Тут даже не в тебе дело. Мне бы не хотелось, чтобы мои друзья косились.
– А концертные платья? – робко предложила она.
– Ты еще клоунский наряд нацепи! – чуть не брезгливо сморщился он. Но, заметив ее смущение, смягчился, опять сгреб ее ладошки в свои, сильные и теплые, подышал в получившуюся «ракушку». – Я не хотел тебя обидеть. Но концертные платья не подойдут. Нужно что-то… не знаю даже, как точнее сказать, не силен я в этих дамских терминах. Другое, в общем. Но зато я знаю хорошее место, где все обеспечат по высшему разряду. И не беспокойся, я все оплачу, разумеется.
– Я… я не могу так, – выдернув руки из его ладоней, Олеся прижала их к щекам, чувствуя, как жарко они горят, совсем, должно быть, уже малиновые. – Я… я сама заплачу.
Ах, как это было неловко! Понятно, что Герман ориентируется на уровень своей компании, где даже шмотки «из прошлогодней коллекции» уже не комильфо, а не модный бренд – вообще позор. И никакие объяснения этого не исправят. Позорить Германа ей совершенно не хотелось, хотелось совсем наоборот – его компания со всеми их заморочками должна ему позавидовать! А не коситься и не шептаться по углам. Сколько-то можно будет занять у Карины, но – сколько? Она наверняка под Новый год тоже потратилась, так что даже их совместного бюджета на «соответствующее» платье может и не хватить…
– Ты с ума сошла! – Герман опять завладел ее руками, сжимая их слишком сильно, даже больно немного, волновался, должно быть. – Это мои друзья и моя вечеринка. Разумеется, я заплачу. Ты просто должна меня слушаться. Ясно? – и улыбнулся так проникновенно, что Олеся смутилась еще сильнее.
Господи! Это ж такое счастье, когда сильный, надежный мужчина берет на себя решение любых проблем! Она к такому не привыкла – и хорошо ли это? Надо просто принять – и быть благодарной. И ему, и судьбе. Каринка вон такими тонкостями не заморачивается. Но уже почти сдавшись, она робко предложила:
– Платье можно ведь и в аренду взять?
– Не выдумывай! Я за тобой заеду. Занятия в пять заканчиваются?
Надо же, Герман помнит ее расписание! Это было так приятно, что Олеся даже слегка смутилась: он так заботится, а она бучу на ровном месте подняла. Подумаешь, платье! Для него-то подобные расходы – сущий пустяк, мелочь, и, конечно, его обижает ее упрямство. Бабушка не одобрит? От мужчины допустимо принять цветы и – как максимум – перчатки. Но… бабушке ведь можно и не говорить? О чем она не узнает, то ее и не расстроит, правда? Перчатки! Почему вдруг именно перчатки? Девятнадцатый век прямо. Сегодня все куда как проще.
Простым бутик на втором этаже крупного торгового центра, куда они приехали на следующий вечер, не выглядел. Две блондинистые, похожие друг на друга, как плохие копии куклы Барби, продавщицы вились вокруг Германа не хуже восточных одалисок. Олеся для них была чем-то вроде одушевленного (и то не факт) манекена. Из принесенного девушками вороха вешалок Герман отобрал три:
– Иди в примерочную.
Первое платье он забраковал сразу:
– Слишком обтягивает, видок как у дорогой шлюхи. Может, и очень дорогой, но все-таки шлюхи. Не годится.
Ричард Гир в фильме «Красотка» был не настолько груб, несмотря на то, что Джулия-то Робертс именно шлюхой и была. Но, с другой стороны, Герман бросил свою реплику, глядя вовсе не на Олесю, а на продавщиц – и те моментально сникли. Только засуетились еще больше.
В итоге выбор Германа пал на довольно простое по силуэту длинное черное платье (Олеся в очередной раз вспомнила Карину, наизусть знавшую все «приличные» европейские модные дома), расшитое по лифу стразами, довольно закрытое, только с кружевной спинкой и кружевными же рукавами. Из зеркала на Олесю взглянула роскошная незнакомка. Почему-то черный цвет не подчеркнул ее бледность, а, напротив, лишь оттенил ее, словно добавив лицу красок. Даже стразы не делали платье вульгарным! Но – носить такое? Олеся хотела выбрать другое, синее, попроще, от какого-то российского дизайнера. Но Герман покачал головой, повторив с легким нажимом:
– Черное.
Мокрые кривые ветки боярышника за окном казались совсем черными и, сплетаясь, напоминали кружево. Черное кружево черного платья…
– Ладно, я побежала! Ты как, голова больше не кружится?
Лицо Риты еще немного расплывалось, и Олеся не сразу сообразила, где находится и что произошло.
– Спасибо, Рит, беги, я в порядке.
В порядке? А ведь ничего же не произошло.
Пока не произошло.
Но уже через… а, неважно. Главное – неизбежно. Танк уже выехал, и ты можешь бежать, можешь прятаться, можешь хоть на дерево залезть, безнадежно. Надвинется, сомнет, раздавит.
Первым движением было позвонить Карине, но после вчерашних обвинений? Неважно, что Карина о них не помнит, главное – думает так: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Сейчас же Карина вся – одно сплошное счастье. А она, Олеся, опять жаловаться станет?
Ладно, не завтра он еще появится. Да и не обязательно ему на глаза попадаться. Можно заболеть, к примеру. Можно в хранилище себя чем-нибудь занять, можно… И даже если – не съест же он ее! Это ему нужно бояться! А ей? Что нужно – ей?
Ей нужно, чтобы все оставили ее в покое, неужели так трудно понять?
Или «все» – это тоже самообман? Спокойствие – оно ведь внутри? По заветам великого Карлсона: спокойствие, только спокойствие!
Спокойствие, только спокойствие, ворчал Александр, неодобрительно разглядывая в зеркале собственную физиономию: волосы дыбом, глаза, как будто не просыхал неделю, на щеке красными полосами отпечаталась тетрадка, на которой он вчера ухитрился заснуть. Хотел ведь после звонка Карины еще почитать, интересно же, но и страницы не осилил, срубило. А вот если бы она не позвонила, читал бы себе и читал. Или так и так сморило бы? И нечего с больной
