я читал о таком. Точно не помню, как называется – то ли расстройство какое-то, то ли синдром… их так много! Когда кажется, что с другой планеты… Я вообще много стал по психологии читать. Даже думаю, не получить ли второе высшее образование. А? Поздновато, но почему бы нет? Начать новую жизнь… Я хочу стать психотерапевтом. Только я не помню, как это явление называется, когда кажется, что чужой здесь и с другой планеты… Но я точно про такое читал!
– Становись, Патрик! – говорила с излишним пафосом, от вина ей хотелось если уж не сделать, то сказать ему что-то приятное. – Вот это твой второй шанс, начни новую жизнь, освой новую профессию, ты же сам знаешь, что финансовые операции – ну фигня это все. Даже я знаю, как эти операции ломать парой подходящих слов.
– Но вот что, Су, если ты так любишь этого художника, мы можем с тобой по крайней мере стать друзьями? Тогда я буду знать, что я для тебя – не совсем пустое место, и это будет профилактикой новых проблем. Только хорошим, настоящим другом.
– Конечно, дорогой Патрик!
Сузанне встала, и в пляшущем свете они скрепили свою дружбу поцелуем взасос. Зацепила ногой бутылку, вино полилось на ковер. (Другая, пустая бутылка меланхолично зеленела в свете свечи). Сузанне задула огонек и пошла наверх показать Патрику, где он будет ночевать.
– Черт, придется снова ковер чистить, – но даже это не испортило ей настроения, к тому же там оставался буквально глоток. Постель она подготовила заранее, так что просто махнула рукой, показывая дверь, и они разошлись по комнатам.
Встала раньше Патрика. Вычистила ковер, сварила кофе и села у кухонного окна, не в силах избавиться от представления, что будет ждать, и ждать, и ждать, пока не поднимется в комнату Патрика и не увидит, что он мертвый.
Но Патрик, живой, хотя и подавленный, с синевой вокруг глаз, спустился около десяти. Лоб его пересекала кривая морщина.
– Доброе утро, – сказала Сузанне. – Помнишь, как мы завтракали на ферме Гут Майфельт?
– Угу, – отозвался он.
– Вот и теперь позавтракаем вместе. Но я вижу, что ты на самом деле болен. Это не твои фантазии.
– Что? А… Я, кажется, вчера поддал лишнего. Хотя не так много мы выпили, ты вот – бодрая, как бабочка. Возраст, нервы, видимо. Надо бы печень проверить.
– Да в порядке твоя печень, садись, тебе с молоком? Сахар вон. У тебя депрессия, как ты и говорил. Я не верила. Но твой психотерапевт – он еще пять лет с тобой будет возиться. Я булочки замороженные испекла, не хотела ходить в булочную. Бери, они как свежие. Вот джем.
– Спасибо. Это женщина.
– Какая женщина?
– Мой психотерапевт.
– Почему ты тогда говорил о мужчине? Я точно помню, что ты не говорил в женском роде, – они сели за стол. – Я тебе предлагаю дружескую услугу. Я тебя вылечу. Бесплатно.
Патрик засмеялся, и мрачное выражение слетело с его лица, как сметенная с мебели пыль.
– Ты что, врач теперь?
– Нет. Я безработная. Но я раньше занималась специальными текстами с терапевтическим эффектом.
– Такое бывает?
– Не то чтобы… Я подозреваю, что я одна такая, потому что Шурца турнули с места, проект провалился. Но у меня многолетний опыт, были и постоянные клиенты.
– И как это должно выглядеть? Твоя терапия?
– Очень просто. Сначала мы с тобой поговорим. У меня еще не вся необходимая информация о тебе. Потом я разрабатываю текст – он может быть довольно странным… Может показаться тебе бессмысленным, дело не в смыслах. Ты его читаешь вслух ежедневно в течение десяти дней, потом еще неделю через день и постепенно снижаешь дозу до раза в неделю.
– И это должно помочь?
– От депрессии точно. У тебя же не рак. Но я и с онкологией работала – как вспомогательное средство. У меня очень серьезные заказчики были, даже большие концерны, я у них над листиками-вкладышами для лекарств работала. Если нет конкретного человека, для массовой аудитории – это сложнее, но возможно, все возможно. Ты понимаешь, если у них для пяти компаний на одной фабрике таблетки штампуют, им нужно постараться, чтобы их таблетки действовали лучше, чем у конкурентов. Тут главное было безответственных людей вообще заставить читать этот долбаный листик, большинство его просто выкидывает и не думает о последствиях. Но и это решаемо – шрифт, цвет… Это даже не моего масштаба задача.
– И как же тебя, такую золотую, отпустили?
– А меня еще не отпустили. У меня выходной… выходные… за свой счет.
Она впервые так открыто говорила о своей работе. Почувствовала собственную значительность, даже расхотелось все бросать.
– Ну так не отпустят. Застрелят. Чтобы к конкурентам не ушла.
Патрик шутил. Она покраснела.
– Не застрелят. Побоятся, что я им нехороший мейл пришлю.
– Как же ты пришлешь, если тебя уже застрелят? А ты умеешь и «нехорошие тексты» делать?
Сузанне пожала плечами.
– И часто приходилось?
– Эй, друг мой, я не хочу сейчас о работе. Так ты согласен?
– Почему бы и нет. Не вижу большой разницы между этим и тем, что мне предлагает мой… моя психотерапевт.
Патрик прилежно читал текст по вечерам, вытираясь после душа. На третий день Сузанне не могла дождаться, когда он выйдет из ванной, постучала, потом открыла дверь. Как и она, он ленился запираться в ванной (или имел смутные надежды). Застала его у умывальника, вода лилась, мокрая бритва лежала, а Патрик стоял, уставившись в одну точку на потолке и держа в руках мокрый лист. Губы его шевелились, пальцы вздрагивали в такт.
– Патрик, – негромко сказала Сузанне, – хватит читать. Одного раза достаточно.
Он не отреагировал. Потрепала по щеке, попробовала подтолкнуть – ничего не менялось. Не знала, смеяться или плакать и как отвести его в его комнату и уложить в постель. Била по щекам. Брызгала холодной водой. Порезала бритвой.
А потом прошло само по себе, он посмотрел удивленно.
– Ты что здесь делаешь?
– Душ хотела принять, а ты застрял в ванной. И часто это с тобой?
– Что?
Патрик посмотрел на лист бумаги в руках.
– Что это было? Я что, сознание терял?
– Похоже на то.
– Никогда раньше не случалось.
– Все когда-нибудь бывает впервые! – успокоила его, хотя у самой колени еще дрожали. – Ну иди уже, я хочу душ принять. Не забывай, что мы просто друзья!
Он посмотрел удивленно: секс – последнее, о чем он мог в данный момент думать. Под глазами легла синева, и вообще выглядел жалко и растерянно.
– Ты знаешь что – наверно, больше читать не надо, – сказала она, когда он выходил. – Не пошло тебе…
– Ага.
На
