Хвоста до Лохусалу, однако, я не заметил.
Когда Дечибал Прока, поджидавший меня в буфете пансионата, услышал, что в Таллинн мы поедем автобусом, он задвигал из стороны в сторону небритой челюстью, будто пробовал новый протез у дантиста. Офицер и джентльмен избаловался на своей второй, теневой работе...
Старинный дилижанс, подновленный внутри, подкрашенный снаружи и с ярославским, доживавшим век движком, тащился в столицу два с лишним часа.
После суточной давности снегопада ветви деревьев в Таллинне обвисали под тяжестью белых оторочек, некоторые сломались. Стояла тишина. Машины в старом городе запретили. Мы потащились по улице Кохту, с которой и в непогоду просматривались все пять шпилей костелов Нижнего города.
Прока шел впереди, каждые пять-шесть шагов озираясь и передергивая заснеженными, набухшими от влаги плечами просторного пальто. Головного убора он не носил. Пряди черных волос, запорошенные метелью, обвисали с висков, словно обсосанные. Поднятый воротник натирал мочки ушей.
Моряка трясло. Он то ли нервничал, то ли не мог побороть страх.
Под водой на казенной службе, наверное, жилось вольготнее.
- Хорошо мечталось в кубрике о земной жизни? - спросил я.
- А откуда вам известно, что я моряк?
Прока остановился и резко обернулся.
- Маешься маятником на асфальте. Как это у вас - Жора, пошатай стол, жить без качки не могу... Ты что, забыл, с кем я ехал, когда ты меня доставал на "Фольксвагене"?
Мне показалось, что страха в его темных глазах прибавилось.
- Мое дело доставить вас на место, показать человека и уйти. Так ведь?
- Так. Но поступим иначе. Незачем тебе э-э-э... такому... показываться на людях. Нужного человека я высчитаю без тебя. Прибудем в точку, укажешь дверь, подождешь четверть часа и, если я не покажусь за это время, отправишься отстирывать клеши, в которые, я вижу, ты наложил...
- Вы полегче!
- Прибавляй шагу, - сказал я.
Парочка носителей белесых бакенбард, квадратный и длинный, выскочила из-за угла и затопталась, выжидая, когда мы закончим говорильню. Мы двинулись дальше, и я снова оглянулся. Длинный разбрасывал на ходу ноги, выворачивая коленки, квадратный ступал тяжело, в раскорячку, переваливаясь, будто ему терло штанами в паху. Кого же они остерегались, когда замялись на углу? Я-то их знал. Значит, Проку?
- Мы пришли, - оповестил он нервно. - Дальше я не пойду.
- Дечибал, - сказал я ему. - Ждать меня не нужно. Вот конверт, возвращайся в Лохусалу, в пансионат. Можешь взять такси. Я оплачу. Возьми ключ от моей комнаты и сиди в ней, жди после трех часов посыльного от Толстого Рэя. Сиди и жди, сам не возникай раньше времени. Скажешь, что у меня оказались какие-то срочные дела в городе и я попросил тебя передать конверт, когда за ним явятся... Посыльному не отдавай, только в руки Толстому. Конверт предназначен исключительно ему. И передай благодарность за кредит...
Дверь протягивала мне для рукопожатия ввинченную в неё медную ладонь в натуральную величину. Ладонь обволакивал оранжевый свет, источаемый матовым плафоном. Прока с видимым усилием потянул ладонь, створка подалась, и я ступил на резиновый ворс подстилки в уютной прихожей.
Лейтенант запаса тут же умчался вверх по булыжной улице.
У мраморного столика с телефоном восседал в кресле ливрейный старик.
- Сюда, пожалуйста, - сказал он по-английски, приподняв зад, обнажив искусственные зубы и вытянув крючковатый палец в сторону дубовой двери. Перед ней переминались два джентльмена в одинаковых коричневых костюмах и галстуках "кис-кис" цветов национального флага.
- Двести крон, - сказал один.
- Если носите оружие, прошу оставить, - добавил второй. - Есть ящики доверительного хранения. Пальто сдадите в гардеробе внутри.
- А если бы я не говорил по-английски? - спросил я.
- Пожалуйста, можно по-русски, по-фински...
- Великолепно, - ответил я по-английски. - Оружия не ношу.
В пансионате на Бабблингвелл-роуд единственным доступным развлечением были маскарады. Всем, в особенности девочкам, хотелось хотя бы на пару часов забыть грызущую тревогу, что, может быть, именно в эту субботу за тобой родители не придут. Обычно это означало, что не придут никогда. Учительница литературы Нина Ивановна у входа в гимнастический зал, где давались рауты, пыталась угадать, кто есть кто под масками и нарядами, скроенных из глянцевых иллюстрированных журналов. Девочек просила попрыгать, а мальчиков поворачивала затылком.
Я видел Чико Тургенева мельком, давно и не пытался запоминать, не знал его походки, не представлял, как он выглядит с затылка. И все-таки я узнал его, погуляв три-четыре минуты между столами в просторном зальчике катрана - подпольного притона для игры. Блатные и приблатненные, кавказцы, несколько финнов или шведов, ряженые леди доступных достоинств, с тщанием приодетые в иностранные обноски интеллигенты, несколько парочек "голубых", два японских дипломата, мешковато облаченный в выданный под расписку казенный смокинг полицейский агент. Публика не представлялась необычной. И выбор игр тоже - у судьбы пытались выиграть в рулетку и блэк-джек.
Я сказал менеджеру, что жду свободного места у "своего" стола, и забрался на хромированный табурет у стойки с напитками. Человек, который нанялся совершить покушение на генерала Бахметьева, сидел в пяти метрах, повернувшись в мою сторону, как говорят фотографы, в три четверти.
Чико имел типично кавказские черты, и в суете, толпе, на бегу, в перестрелке, при пожаре и так далее его можно было без труда подменить другим подобным же. Это представлялось существенным осложнением. В приемном отделении института Склифосовского раненого окружали в большинстве русские. И Чико был приметен. Теперь по обеим сторонам от него сидели кавказцы, и, если бы они тоже играли, я вряд ли бы со стопроцентной уверенностью выделил босса.
Первое наблюдение.
Второе: Чико, судя по манере игры, являл собою личность волевую и легко, раскованно, не поддаваясь эмоциям, просчитывал ходы наперед. Ставки делал без колебаний, словно предвидя шансы, слегка вихляя длинной спиной, едва крупье очищал лопаточкой отыгранную раскладку на игровом поле. Не впивался взглядом в рулетку, ожидая остановки шарика, как бы скучал и не интересовался, что выйдет.
Это - внешне. На самом же деле он напряженно работал, меряя силу руки крупье, запускающего шарик, и запоминая очередность проигрышей и выигрышей.
Чико достойно представлял московский стиль игры. Казино "Тургенев" могло гордиться своим выкормышем даже при том, что рулеточное колесо в Таллиннском катране имело два "зеро" в отличие от одного общепринятого. Я имел дело с таким в игорном притоне "Королевское везение" в Пномпене, пока оформлял расчет с Легионом или, лучше сказать, пока Легион оформлял свое освобождение от меня. Колесо с двумя "зеро", то есть "нулями", называют американским. Оно ускоряет заработки заведения. Может, по этой причине "Королевское" и подожгли одной прекрасной тропической ночью. Какой-то таец, проигравшись на чужие, катнул по полу лимонку, чтобы под шумок улизнуть из заведения. Стоял сухой сезон, дожди не шли три месяца, и красивое, в стиле буддистской пагоды строение сгорело за два часа... Вместе с фишками. Наличные обычно спасают, как детей и женщин. Раньше всего.
Вне сомнения, Чико владел технологией игры в рулетку, простая, как апельсин, суть которой заключается в том, что выигрыши приходят в несколько раз медленнее, чем проигрыши. Это соотношение зависит от числа столов и количества игроков за ними, во-первых, и от перепадов в размерах сумм, которыми оперируют сидящие за одним и тем же столом игроки, во-вторых.
Чико разбирался в повадках людей и выбрал стол с партнерами, если так можно сказать, малобюджетными. Он использовал преимущество своих наличных, ставил на одно поле, потом на другое, на цифру, на несколько цифр и всякий раз по крупной. И ухватил удачу. Объем его ставок заметно преодолевал разрыв между скоростями проигрышей и выигрышей, этим он переламывал качество игры за столом в собственную пользу. Менеджер катрана замедлял прогулку по залу, когда оказывался возле стола Чико.
Как игрок, делающий наибольшие ставки, распределяемые по секторам и полям, Тургенев становился практически партнером крупье. Подобно крупье, он присутствовал теперь почти всюду на раскладке и вырывал в свою пользу долю участия в прибылях. Остальные игроки, рыбешка мелкая или усредненная, видели, как выигрывал Тургенев, возбуждались и ставили ещё и еще, по существу, в складчину отдавая деньги не столько крупье, сколько Тургеневу.
Меня настораживало, что Чико не собирался останавливаться. Грабеж "казны" в рулетке обычно завершается предложением администрации заведения переменить стол, а то и вообще выйти на улицу и не возвращаться. Везение клиента лишает казино или катран смысла существования. Счастливчик заносится в черный список и получает от ворот поворот бессрочного действия.
