— Что он наделал! Ты посмотри, как он нагадил… в моей комнате… ох! Мой божочек, мой золотой… он разлил твое молоко!
Мать вдруг рывком поднялась, схватила птицу, кинулась к открытой форточке и одним махом швырнула в неё птенца. Потом рухнула на диван, завизжала и замолотила по нему ногами… у неё началась самая настоящая истерика. Пена выступила на губах, глаза дико блуждали, руки судорожно хватали воздух… Сашка не мог этого вынести. Он бросился в коридор к телефону, набрал номер тети Оли… её телефон молчал!
«Она ж на работе!» — вспомнил он, начал листать телефонную книжку, нашел нужный номер, набрал… руки тряслись.
— Ольгу Борисовну позовите пожалуйста… Тетя Оля? Да, я. У нас тут… маме плохо. С ней истерика! Да, это она кричит. Приезжайте скорей, я не знаю что делать! Что? Хорошо.
Он бросил трубку, кинулся в кухню, налил из-под крана стакан холодной воды, вернулся к матери, набрал воды в рот и прыснул ей в лицо… Та зашлась в беззвучном крике, видно, от неожиданности перехватило дыхание. Потом поднялась на локтях, глянула на него… он отшатнулся — в её глазах светилось безумие! — и набросилась с кулаками.
Мать молотила «сыночку» как боксерскую грушу, он заслонял руками лицо, пытался вывернуться, но она настигала и, как тигрица, снова накидывалась на него.
— Мам, перестань! Ты что?! Ты с ума сошла! За что? Зачем ты выбросила вороненка?! Он же… он беззащитный!
— А-а-а, сы-ноч-ка! Ты… как ты мог? Ты моего… дружочка, мой кактус… в окно… Думаешь, я не знаю? Не знаю? На, получай! Получай!
— Ма-ма-а-а!
Он пугался не за себя — за нее. То, что творилось с ней было страшно! Это была не его мать, не его благодушная и нелепая растопша-Плюха… Это было злобное отвратительное чудовище в женском обличье, которое, кажется, способно загрызть его!
Скорее бы приехала тетя Оля! Сашка больше не мог этого выдержать, и дело было не в сыпавшихся на него тумаках… Спустя минут пять силы её иссякли, мать перестала молотить руками, то попадая в цель, то промазывая, грузно осела на пол, отползла на диван, свернулась клубочком, как маленькая, и заскулила тихонько, точно больной щенок. И только это жалобное подвывание слышалось в притихшей квартире.
Сашка, шатаясь, побрел в ванную, умылся, разглядывая лицо. Нет, ни синяков, ни кровоподтеков не видно, ему-таки удалось прикрыть от ударов физиономию. Но остальное… тело ныло, саднило, наверняка потом, как разденется, кругом обнаружатся синяки. Ну, это ерунда… А вот ребро… да, с левым нижним ребром, похоже, не все в порядке. Ну и чихать он на него хотел, от этого не умирают!
— Не тушуйся, старик, до свадьбы заживет! — утешил сам себя и вдруг подумал, что у матери не было свадьбы… А как она бы наверно хотела!
— Ага, пожалей её, пожалей! — зло прошипел он, беседуя со своим отражением. — Чертова Плюха!
Прошипел и одернул себя: ну, хватит! Пора с этим завязывать… Сашке больше не доставляло ни облегчения, ни удовольствия «катить бочку» на Плюху. Словно помимо воли в нем поднималась какое-то новое чувство, это был страх за мать. Она нуждается в помощи. И ему было жаль ее! А себя… нет, не жаль. С ней творилось что-то ужасное, и он, кажется, начал догадываться в чем дело…
Идол! Этот бронзовый идол… это он так подействовал на его мать! И тот, во имя кого он был создан, — демон ли или какая-то иная темная сила, подавил её волю, полностью подчинил себе… она перестала быть собой, в ней поселилось нечто, питавшееся её силами, её душой! И он сам… как же раньше-то не догадался! Он сам стал безвольной марионеткой в невидимых руках этого демона — ведь тот проник и в его сознание!
«А чего ты хотел? — подумал Сашка, опускаясь на табурету. — Ты ж сам просил о помощи, молил исполнить желания, душу готов был отдать… И отдал, да! Только как теперь быть?»
Он увидел со стороны, увидел воочию, что творится с теми, у кого нет души. Верней, есть она, только вся изгажена, искорежена и замутнена злобой. Димон с компанией — эти тоже… Нет, конечно, у них наверняка не было никаких идолов, и душу они не закладывали… на такое способен только такой идиот, как он! Но каким-то другим путем они тоже пустили зло в свое сердце. Оно дало корни, проросло, укрепилось… и стало расти. Они просто хотели самоутвердиться, доказать свою силу и чувствовали себя «санитарами леса» как менты в сериале «Улицы разбитых фонарей»! Только те все-таки бились с бандитами, а эти накинулись на беспомощного жалкого бомжа как свора собак… И им это понравилось. Зло — оно как наркотик!
И чем дальше в лес, тем больше дров! Стоит дать слабину и порадоваться совершенной пакости, позлорадствовать над кем-то, кому зло причинил, и все! Отравленное сознание будет требовать ещё и еще, как птенец, жадно раскрывший клюв. Он подумал, что на самом все началось давно — со злости на мать. И пошло-поехало: все темней делались мысли, все агрессивней желания… Ведь он просил этого чертового божка… Маргарита! Саня внезапно понял, чего он на самом деле так страстно желал… Он хотел её проучить да, в этом все дело! Проучить эту ясную светлую девушку за то, что она чище, лучше его… Он хотел отомстить красоте за то, что сам ею обделен! Выходит, он может только разрушать, кромсать все доброе и хорошее, мстя жизни за свою слабость и несовершенство…
Нужно это остановить! И дело, похоже, не только в том, что его одолели темные силы — эти химеры, черная тень, идол или кто там еще… Он сам их призвал, сам сделал все для того, чтоб они его выбрали, а теперь поди-ка отделайся!
Сашка невесело усмехнулся. Свобода! Как он хотел ее… А угодил в яму, которую сам же вырыл, и теперь без посторонней помощи оттуда не выбраться.
— Хватит хандрить! — приказал он себе. — Сначала — мама, надо ей помочь, а потом уж займемся своими проблемами.
И это было первое поистине мужское решение, которое он принял!
Послышалось звяканье ключа в замке. Дверь открылась… наконец-то! Тетя Оля, на ходу скидывая пальто и сапоги, влетела в комнату.
— Ларочка, милая, что с тобой? Тебе плохо?
Мать не отвечала. Она вся скрючилась, съежилась, и продолжала скулить, отвернувшись к стене. Сашка заглянул в комнату. Тетя Оля обняла сестру и тихонько покачивала, поглаживая по голове. Он осторожно подошел к ней, спросил шепотом, не нужно ли чего… Тетка отрицательно покачала головой и жестом отослала его: мол, иди к себе. Тогда он оделся и бегом кинулся вниз по лестнице: теперь, когда мать под присмотром, можно заняться несчастным вороненком. Жив ли, все-таки пятый этаж!
Дуремар лежал на снегу под окном, завалившись на левый бок, и пытался взмахивать правым крылом. Одна лапка его беспомощно дергалась, другая повисла под каким-то странным углом.
— Маленький! — Саня взял вороненка на руки, тот протестующе заорал и попробовал вырваться. — Дурашка, ну куда ты? Сейчас мы тебя осмотрим. Ну, говори, где больно. Ах ты, вот оно что… — у вороненка была сломана левая лапка.
— Надо бы тебя к ветеринару. Ладно, что-нибудь придумаю. А пока вернемся домой, только смотри у меня — чтобы ни гу-гу, понял? Тихо сиди, а то нас мать с тобой обоих на улицу выкинет.
Он сунул вороненка под полу куртки и, стараясь двигаться как можно ровней, чтоб его не трясти, направился к своему подъезду. И случилось то, чего Сашка сейчас хотел бы меньше всего — прямо за дверью он налетел на Димона.
— Ну чё, старик, как она, жизнь? Ты опять куда-то все пропадаешь… Димон глядел на Саню с высоты своего высоченного роста — под метр восемьдесят. — Чего прячешь, стащил? А ну покажи!
— Убери руки! — Сашка сам удивился своему голосу — так спокойно тот прозвучал.
— Ого, как мы заговорили! — подивился Димон. — А это видал? — и он сунул Сашке под нос здоровенный кулак.
— Знаю я твою силу — тебе бы только на убогих бомжей нападать… Я все видел! Между прочим, это уголовное дело. Но мне плевать — у меня дела поважней. Давай — вали-ка отсюда. И отстань от меня — от тебя просто тошнит…
У Димона прямо челюсть отвисла. Он так и остался стоять, вытаращив глаза и глядя, как этот сопляк спокойно проходит мимо… а Сашка уже поднимался по лестнице.
— Слышь, сосед, считай ты — мертвяк! Понял? — донесся до Сашки снизу разъяренный голос — Димон, похоже, пришел в себя.
Но парень был уж на пятом этаже и отпирал дверь. Войдя, он скинул сапоги, не раздеваясь, прошел к себе в комнату, уложил Дуремара на кровать и вернулся в коридор, чтобы раздеться. Потом взял в ванной большой комок ваты, выстелил дно коробки, осторожно положил туда вороненка. Тот глядел на него своими черными глазками-пуговками, точно молил о помощи…
— Не бойся, все будет хорошо! — Сашка подмигнул своему подопечному и снова задвинул коробку под кресло в углу.
Тетя Оля вышла из маминой комнаты и поплотнее прикрыла дверь.
— Спит… — шепнула она и кивком позвала племянника за собой, в кухню, поставила чайник. — Ох, мчалась как сумасшедшая, пришлось брать такси. Слава Богу, работа моя сравнительно неподалеку отсюда, а то из своей тьмутаракани я бы час добиралась — не меньше… Ну, рассказывай, что у вас тут стряслось? И кто так комнату уделал по высшему классу?
