Вероятно, в Москве я буду после 20-го сентября*, тогда поговорим и решим окончательно. Из Москвы я поеду — куда? Неизвестно. Сначала в Париж*, а потом, вероятно, в Ниццу, из Ниццы — в Африку. Как-нибудь протяну до весны*, до апреля или мая, когда опять приеду в Москву.
Нового ничего нет. Дождей тоже нет, всё засохло. В доме у нас тихо, смирно, благополучно и, конечно, скучно.
«Трех сестер» писать очень трудно, труднее, чем прежние пьесы. Ну, да ничего, авось выйдет что-нибудь, если не в этом, то в будущем сезоне*. В Ялте, кстати сказать, писать очень трудно; и мешают, да и всё кажется, что писать не для чего, и то, что написал вчера, не нравится сегодня.
Лавров Вукол прислал тебе книгу «Крестоносцы»*. Книга очень толстая и тяжелая.
Получил сейчас от Комиссаржевской телеграмму*; просит для бенефиса пьесу.
Ну, будь здорова и благополучна.
Ольге Леонардовне нижайший поклон, Вишневскому и всем прочим — тоже.
Если Горький в Москве*, то скажи ему, что я послал в Нижний Новгород письмо его милости.
Твой А. Чехов.
Чеховой М. П., 10 сентября 1900*
3140. М. П. ЧЕХОВОЙ
10 сентября 1900 г. Ялта.
10 сент.
Милая Маша, посылаю тебе план Кучук-Коя*. Имеется дом двухэтажный, кухня и флигель вроде сакли татарской.
Марфуша сегодня ушла от нас. Дядя потребовал ее в Ливадию.
В Ялте вдруг опять стало жарко. Дождей нет и нет. Очевидно, в Ялте нужно сажать только такие растения, которые не требуют частой поливки.
Будь здорова.
Твой Antoine.
Если Кучук-Кой, в котором около 3 десятин, продать за 4 тыс., то это было бы чудесно. Тогда бы я дал тебе 200 р.
Чеховой М. П., 12 сентября 1900*
3141. М. П. ЧЕХОВОЙ
12 сентября 1900 г. Ялта.
12 сент.
Милая Маша, вчера была у нас Соня Малкиель. Была целый день, ночевала и сегодня уехала вместе с Сергеенко*, который, кстати сказать, тоже был в Ялте. Мать, по-видимому, не поедет с ней в Москву*. Соня поедет через месяц, т. е. в середине октября, мать же хочет ехать в первых числах*.
Марфуши нет. Обязанности горничной исполняет Арсений. По-видимому, оставлять здесь мать одну не годится, да и она сама не хочет оставаться одной, а потому и мне придется прожить здесь до первых чисел октября. Значит, в Москву я не поеду в этом году.
Три дня мне нездоровилось, сидел дома, теперь же полегче стало.
Будь здорова и благополучна.
Здесь погода порядочная, потеплело.
Твой Antoine.
Грюнбергу Ю. О., 13 сентября 1900*
3142. Ю. О. ГРЮНБЕРГУ
13 сентября 1900 г. Ялта.
13 сентября 1900 г.
Многоуважаемый Юлий Осипович!
Пьеса моя, о которой Вы пишете*, «Три сестры», едва только начата, когда же будет кончена, точно сказать не могу. Как бы ни было, печатать я буду ее после ряда исправлений*, т. е. после того уже, когда она пойдет на сцене*, а это будет, вероятно, не раньше Рождества. К тому же раньше, чем войти в сборник, она будет напечатана в журнале*, куда я уже обещал ее.
Вчера я получил 25 экз. книги моей «Повести и рассказы»* и потому пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить Вас.
Желаю Вам всего хорошего.
Преданный А. Чехов.
До 1 октября я проживу в Ялте. Пишу это на случай, если пожелаете выслать мне корректуру.
Комиссаржевской В. Ф., 13 сентября 1900*
3143. В. Ф. КОМИССАРЖЕВСКОЙ
13 сентября 1900 г. Ялта.
13 сентября 1900 г.
Я нездоров все эти дни*, дорогая Вера Федоровна, жар, голова трещит и настроение прескверное. Шестой день уже не выхожу из дома и ничего не делаю. Пьеса, давно уже начатая, лежит на столе и тщетно ждет, когда я опять сяду за стол и стану продолжать. И, по всей вероятности, скоро я опять примусь за нее, но когда кончу, как кончу — сказать теперь никак не могу. Во всяком случае пьеса будет не бенефисная* и ставить ее в бенефис едва ли Вы захотите. Впрочем, об этом после, по всей вероятности, в октябре, когда кончу пьесу и пришлю на Ваше усмотрение.
Когда выйду из дома, то побываю в фотографии, распоряжусь, чтобы Вам выслали по полдюжине карточек*. А Вы, пожалуйста, не медля ни единого часа, вышлите мне Ваш портрет*, только петербургской работы, не иначе. Здешней, ялтинской работы я не люблю.
Когда будете писать Марии Ильинишне*, то напишите ей, что я кланяюсь ей низко и что когда я очнусь от своего полусна, то непременно напишу ей и непременно побываю на ст. Избердее* (кажется, так называется станция?). Она мне очень и очень симпатична. Часто вспоминается теперь, как она ловила крысу.
Вы пишете, что перебирались на новую квартиру*, между тем не сообщаете Вашего нового адреса. Это нехорошо, сударыня.
1 октября — так по крайней мере думаю — уеду за границу*, хотя и не тянет туда. Так насчет пьесы не беспокойтесь, пришлю тотчас же, как кончу, не задержу у себя ни единого дня.
Будьте здоровы и счастливы, да хранит Вас бог и ангелы небесные. Не телеграфировал Вам, простите, потому что все равно пьесы нет, не готова.
Ваш А. Чехов.
В Ялте сгорел театр*. Он был здесь совершенно ненужен, кстати сказать.
Книппер О. Л., 14 сентября 1900*
3144. О. Л. КНИППЕР
14 сентября 1900 г. Ялта.
14 сент. 1900.
Милая моя, славная моя Оля, актрисочка замечательная, твое последнее письмо, в котором ты описываешь свое путешествие на Воробьевы горы*, растрогало меня, оно очаровательно, как ты сама. А я вот уже 6 или 7-й день сижу дома безвыходно, ибо все хвораю. Жар, кашель, насморк. Сегодня, кажется, немного лучше, пошло на поправку, но все же слабость и пустота, и скверно от сознания, что целую неделю ничего не делал, не писал. Пьеса* уныло глядит на меня, лежит на столе; и я думаю о ней уныло.
Ты не советуешь мне ехать в Москву*? В первых числах октября в Москву уезжает мать*, надо мне отправлять ее туда, так что, очевидно, ехать к тебе не придется. Значит, зимой ты забудешь, какой я человек, я же увлекусь другой, буде встречу другую, такую же, как ты, — и все пойдет по-старому, как было раньше.
Завтра я напишу тебе еще, а пока будь здорова, милая моя. Приехал Альтшуллер. Будь здорова и счастлива.
Твой Antoine.
Еду с Альтшуллером в город.
Я с Альтшуллером не поехал, так как, едва мы вышли из дому, как во двор пожаловала начальница гимназии. Пришлось остаться дома.
Прости, милая, за это скучное письмо. Завтра напишу веселее.
На конверте:
Москва. Ее Высокоблагородию Ольге Леонардовне Книппер.
У Никитских ворот, Мерзляковский пер., д. Мещериновой.
Книппер О. Л., 15 сентября 1900*
3145. О. Л. КНИППЕР
15 сентября 1900 г. Ялта.
15 сентября 1900.
Ты знаешь, милая? Сгорел тот самый театр, в котором ты играла в Ялте*. Сгорел ночью, несколько дней назад, но пожарища я еще не видел, так как болел и не был в городе. А еще что у нас нового? А еще ничего.
Из газет узнал, что у вас начинаются спектакли 20 сентября и что будто Горький написал пьесу*. Смотри же, напиши непременно, как у вас сойдет «Снегурочка»*, напиши, какова пьеса Горького, если он в самом деле написал ее. Этот человек мне весьма и весьма симпатичен, и то, что о нем пишут в газетах, даже чепуха разная, меня радует и интересует. Что касается моей пьесы, то она будет рано или поздно, в сентябре, или октябре, или даже ноябре, но решусь ли я ставить ее в этом сезоне — сие неизвестно, моя милая бабуня. Не решусь, так как, во-первых, быть может, пьеса еще не совсем готова, — пусть на столе полежит, и, во-вторых, мне необходимо присутствовать на репетициях*, необходимо! Четыре ответственных женских роли, четыре молодых интеллигентных женщины, оставить Алексееву я не могу, при всем моем уважении к его дарованию и пониманию. Нужно, чтобы я хоть одним глазком видел репетиции.
