дом рухнет, из-под обломков будут боготворить! Вспомни Тютчева:
Люди холопского звания -
Сущие псы иногда!
Чем тяжелей наказание,
Тем им милей господа.
– Мы не о холопах тут ведём речь, – стояла на своём Рита, – на их сознание повлиять ничем невозможно. Они способны либо на неприкрытое людоедство, либо на пресмыкательство. Третьего – не дано. Поэтому пример с домом неубедителен. Если вы полагаете, что нельзя усложнить сознание, нанося ущерб организму, то вот вам другой пример: холодильник и погреб. Что долговечнее? Что сложнее? Погреб, конечно же, долговечнее, холодильник – сложнее. Этот пример подтверждает, что совершенствование иногда происходит не без ущерба для долговечности.
– И морали! – подняла палец Мария Павловна, – этот аспект почему-то ты не затрагиваешь, моя дорогая! А ведь наркотики размывают личность со всех сторон. Или с этим ты не согласна?
– Конечно, нет. Личность размывают другие факторы, например – стремление сделать головокружительную карьеру, досрочно отдать кредит за квартиру или машину, с кем-нибудь переспать, кому-нибудь отомстить, да мало ли что ещё! Наркотики же влияние этих факторов ослабляют. Правда ведь, Клер?
– Марго, это вздор! – ударила каблучком по полу француженка, – и злодейская пропаганда. Наркотики – это абсолютное зло. Особенно экстази. Я согласна: когда из-за наркоты ты станешь тупой и подлой скотиной вроде меня – тебе, разумеется, уже будет ни до карьеры, ни до квартиры, ни до любви, ни до ненависти. Но только это – не жизнь.
Получив поддержку со стороны тупой и подлой скотины, невролог и кардиолог приободрились. Однако, на помощь Рите вдруг устремился Виктор Васильевич.
– Чёрт с ней, с жизнью, – негромко вымолвил он, – она многого не стоит.
– Вот тебе раз, – вздохнула Мария Павловна, – ну а что, по-твоему, стоит многого?
– Смерть. Особенно – под забором.
Владимир Юрьевич усмехнулся.
– Ну, это старая песня, Виктор Васильевич! Это всё есенинские мотивы. Только тебе уж – пятьдесят три. Под забором скверно будешь смотреться. Найди себе другой идеал.
– Идеал – не гриб, чтоб его отыскивать. Он сияет, как звёздочка.
Клер вдруг громко хлюпнула носом, и все на неё взглянули. Она вскричала:
– Шарман! Вы – гений, Виктор Васильевич! Из-за вас я вспомнила, почему прыгнула с моста!
Повисло молчание. Трепетный холодок интриги пробежал даже по спине Риты, знавшей, как часто Клер несёт чушь. Она напряглась.
– Ну, и почему? – поторопил девушку с объяснением Гамаюнов.
– Да элементарно! В реке, наверное, были звёздочки! А я чувствовала себя луной. Кокаин – лунная дорожка!
– Ах, кокаин? – обрадованно вскричала Мария Павловна, – замечательно! Что ж ты сразу-то не сказала? Я бы тогда не стала тебя вытаскивать.
– Как могла я об этом вам сообщить, если я была без сознания? – заморгала Клер, – я слегка очнулась только на другой день, когда мне уже всю задницу искололи! А до конца так и не очнулась. Но почему, позвольте узнать, вы бы отказались меня лечить? Я ведь молода, красива, умна!
– Именно по этой причине, мадемуазель. Уж лучше лежать в гробу молодой, красивой и умной, чем старой, страшной и с высохшими мозгами, какой ты станешь примерно через четыре года, если не прекратишь нюхать кокаин! Сначала, если желаешь знать, у тебя сгниёт носоглотка. А после этого…
– Хватит, хватит! – встревоженно замахала руками Клер, – немедленно прекратите грязный шантаж! Это недостойно! Это чудовищно!
– Тебе надо ехать домой, – заметил Владимир Юрьевич, – порезвилась, и будет. Ты здесь умрёшь. Во Франции, кстати, сейчас достаточно весело.
– Недостаточно, – покачала головой Клер, – и в России также не очень весело. Я хочу оказаться между этими странами.
– В Польше, что ли? – прикинулась дурой Рита.
– Нет, ещё глубже.
С наглым лицом поднявшись, Клер повернулась к Марии Павловне задом, задрала юбку, низко спустила трусы с колготками и нагнулась, чтоб были лучше видны две маленькие наколки справа и слева.
– Вот Франция, – пояснила она, шлёпая себя по левому полупопию. Потом так же звонко хлопнула и по правому.
– Вот – Россия! А я хочу оказаться здесь.
С этими словами она раздвинула ягодицы прямо перед глазами Марии Павловны. Это было даже и для невролога слишком. Напомнив Клер, которая не спеша оделась и снова плюхнулась на диван, о необходимости выполнять назначения, перечисленные в её эпикризе, Мария Павловна удалилась. Спустя несколько минут, обсудив с Виктором Васильевичем некоторые профессиональные темы и ещё раз попросив коллегу сделать хотя бы электрокардиограмму, ушёл и Владимир Юрьевич. Облегчённо вздохнув, Гамаюнов выдвинул нижний ящик стола, достал из него бутылку и предложил девушкам выпить водочки.
– Ну её, – отмахнулась Клер, – с некоторых пор я не люблю водку.
– А я люблю, – с сокрушённым сердцем призналась Рита, – но вот она меня – нет. Всегда вырывается из моих объятий вместе с закуской. Мы вас морально поддержим, если вы нас потом до метро подбросите, доктор.
Виктор Васильевич выпил целый стакан, закусил конфетами – их, как всем хорошо известно, у медработников завались, прищурил глаза на девок и взял гитару. Зарокотал цыганский пассаж. Рита, не вставая, задорно хлопнула рукой об руку. Клер, услышав цыганщину, расчехлила свой инструмент, однако её подруга, боясь излишнего шума, сказала ей:
– Убери. Просто пой романсы не очень громко. Виктор Васильевич подыграет. Он знает все.
– Сыграйте-ка в ля миноре «Снился мне сад», – велела скандальная парижанка. Виктор Васильевич заиграл вступление, не особо довольный выбором. Клер, вскочив, загорланила. Продолжалось всё это, к счастью, не очень долго – в кабинет вдруг рассерженно ворвались Ирина Евгеньевна, Прялкина и Лариса. Отняв гитару у своего начальника, три врачихи предупредили, что если этот алкоголический балаган, устроенный до конца рабочего дня, сию же минуту не прекратится, они уволятся. Виктор Васильевич промолчал. Они унесли гитару.
– Некое зерно истины в их словах всё же есть, – с печалью признала Рита, предусмотрительно зачехляя гитару Клер, – поедемте, Гамаюнов! Вы нажрались достаточно для того, чтобы нас везти.
– Да, да, с ветерком! – согласилась Клер и гордо прибавила, – чёрт возьми!
И, чёрт их возьми, поехали. Слегка бледный, однако во всех движениях твёрдый Виктор Васильевич довёз девушек до метро хотя и не с ветерком – «Нива» на него не была способна, но с ветерочком. Дальше Рита и Клер отправились по своим делам своим ходом, а Гамаюнов продолжил путь с прежним куражом. Но на светофоре он вдруг заснул. Его разбудили двое довольно вежливых полицейских. Они доставили Виктора Васильевича в ОВД. Третий подогнал туда «Ниву».
В полиции Гамаюнов устроил страшный скандал. Он требовал телефон, отобранный у него, и совал майору свою визитку. Майор велел вернуть ему телефон на пару минут. Через час в райотдел приехали прокурор восточного округа и начальник ГАИ этого же округа. Всё мгновенно было улажено. Прокурор попросил Виктора Васильевича более не садиться пьяным за руль, а главарь гаишников без особых нравоучений повёз хирурга домой на его же «Ниве». За ними следовало служебное «БМВ» с водителем. Аккуратно запарковав у
