а кардинально изменить воспитательный эффект.
Впрочем, не в этом дело – все глубже, глобальнее, мощнее. Видимо, я не могу простить ему его отречение от мамы. А может быть, все еще глубже. Я всю жизнь протестовал против запрета дедушки на мое появление на свет. Да-да, так и есть, все остальное – предлог для ненависти и мести за отказ от моего права на рождение. И протест этот не во мне, а где-то во Вселенной. Протест против ограничения права на жизнь. На мою жизнь».
***
Ночью Сергею приснился сон. Маленький пустынный остров плавно покачивался на волнах. На берегу, у самой кромки моря, стоял дедушка. Одетый в рубище, он устало опирался на посох, угрюмо глядя под ноги. Подле него находилась мама. Она, напротив, была по-юношески легка, ее белоснежное шелковое платье развевалось на ветру.
– Ну здравствуй, дочь, – сказал дед. – Я непрерывно думаю о тебе. Я понимаю, что был несправедлив с тобой и даже жесток, но не знаю, когда, в какой момент я должен был повести себя иначе.
– Может быть, когда я приехала домой и сообщила о беременности?
– Тогда не мог – кровь вскипела во мне, и я готов был разорвать тебя. Только клятва не прибегать к насилию, данная твоей матери после одного гнусного случая, сдерживала меня. Я много раз прокручивал в воображении то твое появление дома, надеясь, что смогу как-то иначе отреагировать на ошеломляющее известие. Но я испытывал еще более сильную эмоцию, не позволявшую мне мыслить адекватно, – разочарование и обиду за несбыточность радужной мечты, моих фантазий о том, как ты приведешь в дом своего суженого, как мы с матерью умилимся твоему выбору, как пышно сыграем свадьбу и как вместе с вами будем ждать рождения ребенка.
– Ну а когда из года в год к вам приезжал Сережа и вы видели, что я воспитываю благополучного ребенка, у тебя не возникало мысли о примирении. Я надеялась на это и ждала. Я даже замуж не вышла, предполагая, что это разгневает тебя еще больше.
– А предлагали?
– Не каждый день, – попыталась пошутить мама, – но несколько предложений было, и это при том, что близких отношений у меня ни с кем не было.
– Прости, я разрушил твое счастье и не нашел в себе сил признаться в этом. Обуреваемый тщеславием и гордыней, я тешил себя мыслями о собственной правоте.
Дед сел на сухой ствол дерева, вынесенный на берег штормовой волной, и закрыл лицо руками. Мама присела рядом.
– Ты плачешь? – с нежностью произнесла она.
– Я рыдаю, как делал это всякий раз, когда думал о тебе. Я любил тебя, как нежный цветок, я любил в тебе и твою мать, и своих родителей, я любил в тебе все то, что ценил в себе. И когда все это случилось, моя любовь разбилась вдребезги. Я возненавидел тебя и всех, кого любил в тебе. Каждый день моей жизни превратился в муку. Я до сих пор не знаю, как это произошло. За что я осуждаю тебя и страдаю сам?
– Когда я забеременела, он смалодушничал. Я могла удержать его, но во мне проснулся мой гордый и независимый отец, и я прогнала его, о чем, впрочем, не жалею. Думаю, он, слабый человек, не оказал бы на Сережу того благотворного влияния, которое оказал ты.
– Полагаю, и с ним я был не всегда добр. Я хотел воспитать в нем мужчину, способного держать удар, а уж что из этого получилось, не знаю.
– Думаю, получилось. У него, как и у каждого человека, есть свои проблемы, но, уверена, их было бы больше, если бы не твое влияние.
– Что ты думаешь о его теперешнем положении? – спросил дедушка. – Я имею в виду его любовь к замужней женщине. Все это мне не нравится! Не слишком ли далеко он заходит в проявлении своих необузданных страстей, разрушая семейный союз?
– Я тоже опасаюсь за его психическое состояние, но понимаю его и надеюсь, что Юля с ее деликатностью, нежностью и кротостью вернет нашего мальчика в реальность и они останутся добрыми друзьями.
Сергей был рядом с ними, но они не видели его. Он был везде и нигде, не ощущая себя, ощущал все вокруг. Он попытался объяснить свою позицию, но, как ни старался, его не слышали.
Он проснулся с двойственным чувством. Сергей всегда был благодарен матери за то, что она посвятила ему свою жизнь, отдав ему всю себя без остатка. Но то, что дедушка с любовью и нежностью – в той степени, в которой он мог себе это позволить, – относился к нему, для Сергея было откровением. Осознание этого радовало его.
Однако радость омрачалась неудовлетворенностью из-за неудавшегося диалога и оттого, что он оказался непонятым ТАМ.
***
– Ты какой-то сегодня угрюмый, даже раздраженный. Что-то случилось? – спросила Юля, когда они встретились у бассейна.
– В сущности ничего, просто был очередной клиент – еще один подонок, каких много, но сегодня был чемпион по подлому цинизму, и он задел мое мужское самолюбие. Нет, правильнее сказать: разрушил миф о мужском достоинстве, все еще живущий в моем сознании.
– Звучит интригующе, расскажи.
– Быстро не получится. Если хочешь, расскажу после плавания в кафе.
После занятий она подошла к его столику. Как всегда, оживленная и румяная после плавания, уселась напротив и заговорщицки произнесла:
– Ну давай, рассказывай!
– Да в сущности и рассказывать нечего, тебе это может показаться неинтересным, просто меня это как мужчину сильно оскорбило. Кофе я уже заказал, сейчас принесут.
– Тогда я тем более вся полна внимания.
– Был у меня сегодня мужчина лет сорока. Успешный, жизнерадостный, симпатичный, жену любит, больше десяти лет в браке.
– Ты прав, совсем неинтересно, – пошутила она, – но тем не менее продолжай.
– Детей у них нет и не предвидится. Но жену он все еще любит, и ему жалко бросать ее. Вот он и пришел ко мне, чтобы разработать сценарий конфликта, в котором он как бы ни при чем: и чтобы агрессия исходила от нее, и чтобы инициатором развода была она, а он – страдающей жертвой. Я, говорю, такими вещами не занимаюсь, и вряд ли кто-то из моих коллег вам в этом поможет. Да и вам бы я посоветовал отказаться от этой подлой идеи. Просто расскажите все как есть, и я готов помочь разрешить проблему наиболее безболезненным для вас обоих образом. «Нет, – настаивает он, – сделать надо так, как я вас прошу». – «Ну тогда я вам не помощник», – отвечаю я и даю понять, что аудиенция закончена. А он мне: «Я купил два часа вашего рабочего времени, и вам придется их провести со мной». – «Хорошо, час мы с вами отработаем, а за второй я возвращаю вам деньги». Я выложил внесенную им в
