продать. Он с тобой?
— Нет, но у меня есть вот что. — Эшли достает из сумочки копию экспертного заключения из Геммологического общества и протягивает ее Джорджине. Во время шивы она тайком, пока Бек отвлеклась, сделала фото. — Бриллиант был вделан в брошь пятидесятых годов. — Она листает фотографии в телефоне, пока не находит снимок орхидеи без главного камня. Проклятье, ну что бы ей не заменить разбитый дисплей! — Моя сестра, похоже, думает, что это…
— «Флорентиец», — говорит Джорджина, читая цифры в результатах экспертизы. Она быстро смотрит на снимок орхидеи и снова возвращается к описанию бриллианта. — Это еще кто-нибудь видел?
— Мои родственники, а еще знакомый геммолог сестры, который и организовал экспертизу.
Дочитав до конца, Джорджина кладет отчет текстом вниз на стол.
— Эшли, ты не должна показывать это ни мне, ни кому-либо другому.
— Почему?
— Ты сама знаешь почему.
— Потому что он стоит десять миллионов долларов? — Эшли принужденно улыбается, чувствуя, как бешено скачет сердце.
— Дело не в стоимости. Ни один уважающий себя аукционный дом не согласится стать твоим представителем.
Эшли ощутила подступающую тошноту. Выражение лица у Джорджины смягчилось, и Эшли поняла, что хреново маскирует свое смятение.
— Послушай, между нами: бриллиант пропал в тысяча девятьсот восемнадцатом году. Возможно, к твоей бабушке он попал совершенно законным образом, но, как только станет известно, что он вдруг всплыл, многие предъявят на него претензии. Прежде чем показать его кому-то еще, тебе нужно выяснить, откуда он взялся в вашей семье. Мой совет — поговори с юристом и начинай изучать его происхождение. — Джорджина стучит ногтями по стеклянному столу, и Эшли понимает, что та тоже нервничает из-за бриллианта.
— Ты ведь никому не расскажешь, правда? — Что за ребяческая формулировка и зачем она с такой явной тревогой повысила голос в конце фразы!
— А рассказывать и нечего. Ты пришла предложить камень на продажу, но он не отвечает нашим требованиям. Вопрос закрыт. — Джорджина, улыбаясь, встает.
Эшли знает эту улыбку удовлетворенного тщеславия. Хоть и «нечего рассказывать», бывшая подруга наверняка уже включает этот эпизод в свои ненаписанные мемуары — «Признания ювелирного эксперта из „Бартлис“».
Следуя за Джорджиной по коридору, Эшли пытается вспомнить, был ли у них хоть один содержательный разговор. Она знает, что приятельница выросла в Верхнем Ист-Энде, но не припоминала, чем занимаются ее родители, есть ли у нее братья и сестры, встречалась ли она с Райаном.
Джорджина вызывает лифт и на прощание целует старую знакомую в обе щеки.
— Приятно было повидаться. Нужно как-нибудь сходить вместе в бар.
— Обязательно. — Эшли слышит в своем голосе пораженческие нотки.
Как только двери лифта закрываются, она прижимается лбом к зеркалу. Как ей вообще пришло в голову обращаться к Джорджине, представлять ей «Флорентийца», словно она ждала какой-то награды? Хорошо, что Джорджина никому не расскажет. Хотя как можно быть в этом уверенной? Эшли смотрит в зеркало. Флуоресцентный свет усиливает синие круги у нее под глазами, и она выглядит не просто усталой, а изможденной. Эшли отводит взгляд, и ее пронзает резкое подозрение, что она совершила ужасную ошибку.
Джейк всегда лучше всего работал по строгому расписанию. Именно так ему удалось закончить «Мое лето в женском царстве» всего за несколько месяцев, и именно поэтому он не написал с тех пор ни одного сценария: не смог вернуться к такому же жесткому распорядку. А потому он каждый день ставит будильник на восемь, отмеряет определенное количество кофе для турки, наливает триста пятьдесят пять миллилитров во флягу для Кристи и садится за кухонный стол, чтобы до работы успеть написать несколько страниц.
— Я ведь могу к этому привыкнуть, — говорит Кристи, появляясь на кухне в розовой униформе, хватает кофе и на прощание быстро клюет бойфренда в щеку. Джейк размышляет, что она имеет в виду: что он готовит ей кофе, что он пишет по утрам или и то и другое?
Также Джейк всегда знал, что работа над хорошим сценарием продвигается легко. Контуры сюжета возникают сами собой, и сцены хлещут из него, словно он медиум, который только передает увиденное, но не в трансе, а в полном сознании. Поэтому, когда на первой странице курсор мигает после букв «ИНТ.», а место действия не лезет в голову, Джейк приходит в полное замешательство. Где мы видим Хелен? В доме на Эджхилл-роуд? В венской квартире, где она выросла? Квартира большая или маленькая? И где «Флорентиец»? И вообще, эта история посвящена тому, как Хелен обнаружила бриллиант, или чему-то совершенно другому?
Стоящая позади ноутбука чашка из-под кофе уже пуста, а он еще не написал ни слова. Джейк идет в гостиную и выдвигает ящик тумбочки, где хранит заначку. После возвращения с Восточного берега он решил покончить с травкой. Он предпочитает осознанно воспринимать беременность Кристи, появление ребенка. Выбросить электронную сигарету было просто, но избавиться от пяти косяков, которые он хранит в тумбочке, было бы оскорблением его прошлому «я», и так он бросать не хочет. Из пяти осталось только три. Джейк подносит один из них к носу и сразу же чуть не торчит от сладкого, землистого аромата.
Кончик самокрутки шипит, занимаясь огнем. Джейк откидывается назад и закрывает глаза. Неудивительно, что он застрял. В «Моем лете» он знал историю целиком. Теперь же он не знает вообще ничего: ни как бриллиант оказался в Америке, ни даже как Хелен оказалась в Америке. Ему известно, что на корабле, но она никогда не рассказывала, почему осталась одна и что случилось с ее семьей. Как же он сможет выстроить сюжет, если не представляет ни начала, ни конца?
По пути на работу он стискивает руль байка и мучается от стыда за потраченное впустую утро. А ведь Кристи думает, что он продуктивно потрудился. Она безусловно верит в него. Он однозначно этого не заслуживает.
Расстановка товаров по полкам обычно помогает ему проветрить голову, а потому Джейк просит, чтобы сегодня его назначили на работу в зал, а не на кассу. Аккуратно раскладывая горкой сетки с авокадо, он постепенно входит в ритм. Его мысли возвращаются к Кристи, ее беспричинной вере в него. За время их совместной жизни он не закончил ни одного сценария. Прошлой весной, когда родители Кристи заехали в Лос-Анджелес по пути домой из Китая, он было задумал новый сюжет. Во время трапезы с камчатскими крабами в банкетном зале в «Альгамбре», куда они часто наведывались, мать Кристи показала им фотографию дома в Гуанчжоу, где она выросла. Чжаны надеялись выкупить дом ее семьи, откуда их выселили, прежде чем они бежали из страны. Мать Кристи рассказывала об их побеге: сначала вплавь через залив Шенчжень в Гонконг, потом
