может являться к тебе тенью, но она так хотела! Вот я и решила ей помочь.
– Как тебя зовут?
– Салли, в честь Салли Боллз. Мама так хотела сыграть ее – и ты тоже. Разве только ты сыграл бы ее лучше – так мне мама говорила.
– От чего умерла мама, Салли? Когда?
– От рака, пару лет назад. Мне пришлось подождать, пока мне не исполнится восемнадцать, чтобы я имела законное право мучить тебя.
В самом деле, выглядит как девушка за двадцать, но и ее мать всегда выглядела старше своих лет.
– Тебе и правда восемнадцать, Салли?
– Как Люси, ведь ей было восемнадцать?
– Я не понял, про Люси что, весь мир знает?
– История с Люси – последнее, что мама про тебя услышала. Она умерла вскоре после этого. Может быть, благодаря этой новости ей было легче умереть без тебя.
Как и Люси, Салли ходила по Джекову дому с видом хозяйки. Она скинула туфли, босиком прошлась по борцовскому мату. На ней была бежевая блузка без рукавов из полупрозрачной ткани, сквозь нее Джек отлично видел ее лифчик, такого же цвета; юбка все время шелестела. Салли задержалась у его рабочего стола, прочла название лежавшего там сценария, взяла в руки записную книжку Джека.
– Мама так тебя и не разлюбила, – сказала она. – Все время думала, что было бы, останься она с тобой, завели бы вы детей или нет. Она очень жалела, что вам пришлось расстаться, но ей позарез нужны были дети!
Слово «дети» было сказано таким тоном, будто Салли детей ненавидела – или же сама не испытывала и сотой доли маминой потребности рожать и презирала ее за это.
Она плюхнулась на кушетку и раскрыла записную книжку Джека; он сел рядом.
– У тебя есть братья или сестры, Салли?
– Издеваешься? Мама родила четверых детей, одного за другим. Мне-то как повезло, я оказалась первая! Выиграла почетное звание няни.
– А папа?
– Папа как папа. После тебя мама была готова выскочить за первого встречного – тот должен был только пообещать работать оплодотворителем. Вот папа и оказался этим первым встречным, жалкий неудачник.
– Почему ты называешь его жалким неудачником?
– Потому что ему пришлось ходить с мамой на все твои фильмы! Он просто кайф ловил в кино, понимаешь, о чем я? Ну, я тоже все твои фильмы видела – когда подросла; разумеется, в компании мамы и папы. Она все рассказала ему про тебя. А потом – мне. Про вашу поездку на Торонтский кинофестиваль, про твою маму, про татуировку, которую она ей сделала, про то, как ты заставил ее показать татуировку таможенникам, – отличная, кстати, история. Про то, как она подарила тебе подцепленный у капитана Феба триппер, когда ты играл Эсмеральду-трансвестита в «Горбуне из Нотр-Дама», про то, как ты всю душу из нее за это вынул, хотя сам был любитель погулять налево.
– А папа любил маму?
– О, он ее боготворил! Мама превратилась в сущую корову, совсем перестала за собой следить, и всем было ясно, что тебя она так и не забыла. Но папа всегда был у ее ног.
– Ты такая красивая, Салли, – сказал ей Джек. – Ты так похожа на маму, я сначала и правда поверил, что ты Клаудия. Правда-правда, я в самом деле решил, что ты ее призрак.
– Я отличный призрак, можешь не сомневаться, Джек.
Она не смотрела на него, а листала записную книжку, словно искала чей-то номер телефона, а потом вдруг вернулась в начало и стала маминым голосом, каким та говорила со сцены, зачитывать имена, по алфавиту.
– Милдред Ашхайм, она же Милли, – вкрадчиво произнесла Салли, – ты трахал ее, Джек? Ты до сих пор ее трахаешь?
– Нет, никогда.
– Вот оно что. Смотри-ка, тут еще одна Ашхайм, Мира. Зачеркнута. Ну, раз зачеркнута, то ясно – ты ее трахал, а потом бросил.
– Я никогда не спал с ней. А зачеркнул потому, что она умерла. Салли, это плохая игра, прекрати.
Но она знай себе читала; листнув немного вперед, она заметила имя Лючии Дельвеккио.
– О, даже мама говорила, что ты просто обязан был ее трахнуть, – сказала Салли. – Мама видела вас в кино и потом сказала, что с такой женщиной ты не можешь не переспать.
Джеку надо было отобрать у нее книжку тут же, но он промедлил. Салли вернулась к алфавитному порядку; когда она дошла до буквы «Г», было уже поздно – катастрофа стала неотвратимой. Доктор Гарсия, конечно, скажет потом, что главную ошибку Джек совершил раньше – когда сел рядом с Салли; этого делать ни в коем случае не стоило.
– Элена Гарсия, – зачитала она.
Видимо, Джек изменил выражение лица – он явно нашел такое обращение к доктору невежливым, сам он никогда не называл ее по имени. В данный период жизни Джека доктор Гарсия была самым важным для него человеком, Салли это заметила и перешла на откровенно насмешливый тон:
– Думаю, она у тебя убирала в квартире или убирает до сих пор. Разумеется, ты ее трахал.
– Она мой психиатр, – сказал Джек. – Я никогда не называю ее по имени.
– Ах да, она же Люси лечит. Как я могла забыть! – расхохоталась Салли. – Готова спорить, теперь за тобой охотится мать Люси.
Отличная девица, черт возьми, талант как у матери, разве что пока мало практиковалась. Как изысканно дразнится! В этот миг она стала как никогда похожа на Клаудию.
– Не сердись на меня, Джек, – сказала она точно таким тоном, каким бы произнесла эти слова Клаудия, – мне просто очень не хватает мамы. Но я знаю – ты можешь сделать так, чтобы мне показалось, будто она снова со мной.
Джек не смел шелохнуться. Он всегда считал, что женщины, даже совсем юные, знают, когда ты замер и не можешь
