он и удивился подобным вопросам, то внешне это никак не проявилось. После инсульта отец не только медленно говорил, он еще лишился таких эмоций, как нетерпение или любопытство. Прежний Уайти давно бы сорвался: «Какого черта ты задаешь мне эти дурацкие вопросы?», а вот новый Уайти излучал детское доверие и демонстрировал безграничную сдержанность.
Было ощущение (у Тома), что несчастный больной взывал: Не бросайте меня! У меня нет ответов, но я же Уайти, не бросайте меня, пожалуйста!
Не всегда было ясно, слышит ли он и понимает ли все, что ему говорят. Зато он научился улыбаться уголком рта со всей готовностью. И проделывать маленькое круговое движение головой: Да.
Или: Нет.
В лучшие годы Уайти Маккларен всячески скрывал свои болезни. Сильную простуду, грипп, бронхит, даже пневмонию с высокой температурой, когда он угодил в больницу. Этакий стоицизм вкупе с мужской гордостью и тщеславием. «Никогда не показывай противнику свою слабость» – это была его мантра еще в школе, где он играл в американский футбол.
Родные дети над ним посмеивались – как же для него важно, чтó люди о нем думают! Дочери считали это признаком мачо, что на их любви к отцу никак не отражалось.
Том его понимал. Мужчина не показывает свою слабость перед себе подобными.
А что по этому поводу думает Вирджил, Том не знал и знать не хотел.
Несколько раз Том разговаривал с докторами по поводу загадочных отцовских ран. У него были сильные подозрения, что это следы от электрошокера, пожилого шестидесятисемилетнего мужчину били разрядами тока в пятьдесят тысяч вольт, а этого достаточно, чтобы свалить с ног крепыша в расцвете сил!
Чтобы свалить оленя, а потом его пристрелить.
Но раны постепенно бледнели рядом со множеством синяков, а также вследствие применения антикоагулянтов. Останутся только фотографии в телефоне, но они вряд ли послужат существенным доказательством. Хэммондская полиция укажет на отсутствие данных о том, что Джон Эрл Маккларен был остановлен офицерами на автостраде 18 октября.
Родня испытывает огромное облегчение, что Уайти с каждым днем идет на поправку. Разве не это главное? Может, и хорошо, что он не помнит подробностей? После пяти дней в отделении интенсивной терапии его поместили в палату для снятия телеметрических показаний, а потом переведут в реабилитационный центр при Университете Рочестера. Может, уже на следующей неделе. Отличные новости.
Измученный больничными посиделками, Том не стал делиться своими подозрениями с членами семьи. И откладывал встречу с адвокатом. Госпитализация Уайти растянется не на дни, а на недели, так что бдения продолжатся. Может, они никогда не закончатся.
Том не просил жену приехать в Хэммонд, чтобы проведать тестя. Лишние посетители – лишняя обуза для больного. Тому не терпелось войти в привычный образ жизни в Рочестере. Он старался поддерживать работу издательства через телефонные звонки и мейлы. У него надежная помощница. Но хотелось вернуться – какие-то вещи требовали его личного присутствия.
Пожалуй, стоит отложить свои подозрения до лучших времен. Тем более если Уайти придет в себя.
Он ведь мог и ошибаться. На какое-то время он утратил способность ясно мыслить. Что, если отец резко затормозил и разбил лицо о руль, о ветровое стекло? А выйдя из машины, упал и ободрал тело о гравий.
Одно Том знал точно: Уайти неодобрительно отнесся бы к иску против хэммондской полиции, так как гордился дружбой с ней в период своего мэрства. В спорах рядовых граждан с полицейскими он неизменно брал сторону последних, даже когда (на взгляд Тома) они явно превысили свои полномочия и нарушили права граждан.
У них тяжелая работа. Приходится принимать неоднозначные решения. Которые могут им стоить жизни. Не стоит сомневаться в действиях наших отважных офицеров.
Его слова, буквально. Сопровождаемые вызывающим мрачным взглядом. На языке политиков – двойная игра.
Ты занимаешь публичную позицию и стоишь на ней до последнего. Эта позиция делает тебя сильнее за счет твоего союзника, которого ты будешь прикрывать и защищать независимо от того, заслуживает он этого или нет, и точно так же, баш на баш, он будет прикрывать и защищать тебя независимо от того, заслуживаешь ты этого или нет.
Твердая рука
– София, у вас твердая рука.
Шуточная похвала? Или похвальная шуточка?
Все вместе. Можно сказать, погладил.
Вообще-то, он не соврал. В лаборатории с ним бы согласились. Из всех умелых и надежных помощниц Алистера Минса в исследовательском институте Мемориал-парк у нее, Софии Маккларен, была самая твердая рука, которой она делала инъекции грызунам, обезглавливала и препарировала грызунов.
У вас, София, красивые руки. Да вы это и сами знаете.
Молодая незамужняя и, насколько можно судить, свободная женщина. Я вам расточаю комплименты, которые никто не сможет расшифровать: откровенно сексуальные? чисто дружеские с сексуальным подтекстом? дружеские без подтекста? все вместе? ни один из перечисленных?
Мозг, извлеченный из крошечного черепа, изученный под микроскопом. Великолепные миниатюрные органы, «собранные», «разложенные», представленные в виде «данных».
Данные – это то, что существует.
Что не попало в «данные», того не существует.
Она собой гордится, еще бы, у Софии Маккларен твердая рука.
И да, красивая – длинные тонкие пальцы, ногти всегда чистые, не покрытые лаком, ровно подпиленные.
Она ловит на себе его взгляд. Глаза скользят по ее телу, на чем-то останавливаются. Возбуждение теплой волной поднимается из глубины живота до самого сердца, когда он с ней заговаривает, проявляет участие, спрашивает про критическую ситуацию, из-за которой она пропустила почти неделю.
Она отвечает, что кризис преодолен. Больничные бдения закончились.
– Это ваш родитель? – спрашивает он.
После короткого колебания она подтверждает:
– Отец.
– Ему уже лучше?
– Да, ему лучше.
Повисает пауза. Дальше все зависит от Софии, сообщать ли более подробную информацию.
Она не хочет произносить вслух слово «инсульт». Тогда придется уточнять: кровоизлияние в мозг, афазия, частичный паралич.
– Если вам что-то понадобится… – Неловкая пауза. Он как будто не знает, чем закончить.
Чаще его обращение с ассистентками сводится к отрывочным полушутливым фразам. Не разговор, а брошенная реплика, имеющая не больше значения, чем откинутый пинг-понговый шарик, а дальше занимаемся серьезным делом.
Но сейчас Минс внимательно разглядывает Софию. Он обратил внимание на глубокие тени под глазами, на бледную кожу, на горячность в голосе. Да, ему уже лучше. Для всех это… такое облегчение.
Ему несвойственно стоять так близко. Он словно не понимает (или понимает?), что делает.
София немного меняет позу. Снова это ощущение поднимающейся теплой волны.
Она говорит руководителю, что рада снова быть на месте. Успела соскучиться по лаборатории, по работе.
Постеснялась сказать: По вам! По девушке, которой я становлюсь в вашем присутствии.
– Точные слова. Вот по чему мы скучаем в «большом мире».
Хотя он прожил в Америке много лет, его шотландский акцент все еще заметен.
– Точность, да.
София не помнит, чтобы кто-то с ней так разговаривал. Точность в собирании доказательств, в методическом сборе данных
