никак не отстанет. – Она кивает в сторону стены, отделяющей нас от табачной лавки.
– М-м-м, кто же победит? – бросаю я с нарочитой небрежностью.
– Дай подумать. Хм, может, тот, кто больше заплатит?
– А я-то думала, счастье за деньги не купишь…
Она смотрит на меня с некоторым любопытством.
– У меня сейчас встреча в центре, так что я побегу. Чтобы вечером магазин выглядел прилично. Business is business [35].
Как только она заводит свой «Мини-Купер» и исчезает за горизонтом, я бегу к Джеппо. Кроме подорожника, у меня с собой два пучка спаржи. Взамен я попрошу его сделать мне дубликат ключей от магазина. Есть у меня одна идейка. Даже две.
«Лучше уж починить забор курятника, чем потом гоняться за курами», – говорю я себе, натирая шлифовальной губкой аэратор смесителя, который перед этим замочила в уксусе, разбавленном водой.
Техобслуживание, казалось бы, тут излишне. Зачем вмешиваться, если вещь работает? Но в том-то и суть, что не знаешь, в какой момент она сломается. Нужно уметь предвидеть будущее.
Я внимательно осматриваю аэратор: весь налет счищен. Прикручиваю его обратно к крану и включаю воду. Стоящий рядом со мной Трофео наблюдает с безучастным интересом. Сам он в своей квартире профилактическим техобслуживанием не занимается, он давно уже потерял надежду на будущее, но мне разрешает.
Вода течет ровной струей. Я добавляю немного соды к оставшемуся в металлической раковине уксусу и натираю ее до блеска. В профилактике выражается наша любовь к миру. Ничего не принимать как должное. Отодвинуть смерть чуть дальше. Если хочешь, чтобы вещи продолжали жить, ни за что не переставай любить их.
Прежде чем начать готовить нам с Трофео ужин, я достаю из рюкзака пасту болоньезе, оставшуюся у меня со вчерашнего вечера, и подхожу к клетке, стоящей на столе в гостиной.
– Привет, Пеле [36], – шепотом здороваюсь я.
Слышится шорох, а затем из опрокинутой коробочки из-под салфеток показывается дрожащая голова крысы-альбиноса. Семеня лапками, Пеле выбирается из своего домика, три раза крутится на месте, преследуя свой хвост, потом подпрыгивает и тянется ко мне, чтобы я взяла его на руки. Я глажу его по мягкой и чистой шерстке, целую в спинку, прижимаю к щеке и сажаю обратно. Потом насыпаю ему в кормушку остатки пасты.
– Держи, дружочек. Балуем мы тебя, а?
Пеле родился в лаборатории, и, если бы его не спасла одна благотворительная организация, он остался бы там до конца своих дней, претерпевая такие пытки и извращения, что смерть показалась бы ему спасением.
Его судьба пересеклась с судьбой моего друга совершенно случайно, как и бывает обычно в счастливых семьях. Так случилось, что один из волонтеров организации, которая его спасла, решил пройтись по квартирам и лично предложить людям взять себе бывших подопытных животных. Эксперимент продлился всего пару дней, но в первый из них волонтер постучал в дверь квартиры на четвертом этаже подъезда D. Ему открыл Трофео в своих вечных тапочках. Вид у него был на первый взгляд недовольный, но на самом деле он просто боялся, что придется общаться – без слов – с незнакомцем.
У Пеле тогда еще не было имени, только идентификационный номер – 17017. Волонтер взял его с собой, чтобы продемонстрировать потенциальным хозяевам, какие на самом деле крысы умные, игривые и ласковые животные. Семнадцать-Ноль-Семнадцать как раз выделялся этим среди своих собратьев. Он бы запросто приспособился к жизни с человеком, учитывая, что он уже провел кучу времени за пределами клетки, на плечах волонтеров.
В тот день, не успел Трофео открыть дверь, как Пеле вырвался из рук волонтера, спрыгнул на пол, перелез через порог и, пока молодой человек во весь голос его подзывал – «Семнадцать-Ноль-Семнадцать, иди сюда!», – вскарабкался по штанам Трофео и забрался прямо ему на плечо, цепляясь коготочками за свитер.
Трофео стоял не двигаясь, пока крыса щекотала ему шею. Он видел ее краем глаза. Он боялся грызунов, но сейчас все было по-другому: как можно бояться того, кто, очевидно, сам тебя выбрал? Заставлять дрессированную крысу демонстрировать любвеобильность не пришлось: она сама все сделала. Семнадцать-Ноль-Семнадцать выбрал себе хозяина и, по всей видимости, никуда не собирался от него уходить.
Не произнеся ни единого слова, Трофео подписал все необходимые документы.
– Вам очень повезло, нашли себе друга, – сказал ему волонтер, прежде чем передать документы и брошюрку со сведениями об уходе.
И как же правильно ухаживать за крысой? Трофео несколько раз перечитал брошюрку, подчеркнул самые важные правила, взял сумку и пошел с крысой в магазин. Семнадцать-Ноль-Семнадцать стал Пеле еще до того, как они спустились на первый этаж (впрочем, узнать он об этом мог разве что телепатически), и не вылезал из кармана спортивных штанов Трофео всю дорогу до магазина, в котором они раздобыли клетку, наполнитель из опилок, кормушку, поилку, колесо и все остальное.
Пеле очень умный, проворный и ласковый, а еще он бесстрашный акробат. Мы с самого начала почувствовали связь друг с другом. Он привык к моему присутствию за два-три дня, потом забрался ко мне на ладонь и наконец разрешил поносить его по квартире. Он ни разу меня не кусал, хоть я и знаю, что он может это сделать, если испугается.
Чтобы он не грыз провода, коврики, книги и растения, в его кормушке всегда должна быть еда: кроме семечек, злаков, сельдерея, морковки, редиски, фруктов и сыра, два раза в неделю ему полагается какое-нибудь лакомство. Обычно его приношу я: чаще всего это остатки еды из «Ничто», например паста, рагу или овощные пироги. Нередко я приношу ему и обрезки газет, из которых он строит себе гнездо: крысы очень чистоплотные животные, им нужно, чтобы подстилка всегда была свежая. Еще я собираю для него втулки из-под туалетной бумаги и пустые коробки из-под салфеток – в них он прячется или играет с ними, выполняя всякие акробатические трюки.
– Можешь одолжить мне на завтра Пеле? – робко спрашиваю я у Трофео, возвращаясь на кухню.
Трофео опускается на свой любимый стул и включает телевизор.
– Всего на пару часов, мне надо кое-куда его с собой взять. Обещаю, что буду следить за ним, как за собственным сыном, – добавляю я, чтобы его успокоить.
Трофео переключает канал. Наверное, ему любопытно узнать, что я собираюсь делать с Пеле, но за все эти годы он научился выражать свои мысли молчанием. Оно у него бывает разных видов: дрожащее, когда он нервничает; спокойное, когда он счастлив; рассеянное, когда его уносит полет фантазии; кипящее, когда он возмущается; бормочущее, когда он погружается в свои мысли… Или нарочито небрежное, как в этом случае, и значит оно, что он пусть и нехотя, но одолжит мне самое дорогое, что у него есть на этом свете, потому что доверяет мне и потому что, если я прошу, значит, это действительно очень важно.
– Ладно, начну готовить ужин, – говорю я, вынимая из рюкзака пакетик с цветной капустой.
Я достаю муку с верхней полки шкафчика и беру два яйца из холодильника. С чувством абсолютного спокойствия и умиротворения, которое мне каждый раз дарит эта квартира, я мою и чищу капусту. Обмакиваю кусочки в яйца, потом обваливаю их в муке и, пока греется масло, складываю их на тарелку, накрытую бумажным полотенцем.
Тем временем голос из передачи о животных комментирует охоту двух львиц на газель. Периодически я оборачиваюсь проверить Трофео: глаза у него прищурены – кажется, он вот-вот набросится на телевизор. Я знаю, что он болеет за газель, и задаюсь вопросом, какое удовольствие он находит для себя в подобной сцене. Он хочет увидеть доказательство, что слабейший должен погибнуть? Что так распоряжается сама природа? Но можем ли мы быть в этом уверены? Я бы очень хотела у него это спросить, но не решаюсь. Шипение жарящейся на сковородке капусты ненадолго заглушает рассказчика, даря мне спасительную передышку от этого ужасного насилия.
Мы ужинаем, сидя за столом перед мерцающим светом телевизора, поставленного на беззвучный режим.
