Я сказала:
- Димка, иди спать. Вон, у тебя уже глаза слипаются.
Он не хотел уходить, я это прекрасно видела. Я еще кое-что видела и понимала, но... Он послушно ушел, и я проспала до полудня. Спала бы и дольше, да Димка постучал в мою дверь и сказал, что пора обедать, не то приедут Рут с отцом, застанут меня днем в постели и подумают черт знает что.
- Ну и подумают! А ты боишься?
Мы встретили их на шоссе, верней, они нагнали нас, мирно возвращавшихся из ресторана. Мы шли, держась за руки, и я вдалбливала Димке, что любовь бывает всякая и можно запросто любить двоих, только - по-разному.
- А троих? - идиотически спросил он.
- Наверно, в принципе можно и троих.
- Тогда решено: придется завести гарем, - вздохнул Димка, - мне двоюродный брат настоятельно советовал.
Догнав нас, Мыша посигналил, остановился рядом и распахнул заднюю дверь. Мы влезли в машину, и я сразу сказала, что Димке - кровь с носу! - необходимо к Новому году быть дома, это очень важно, он может потерять работу. Димка таращился на меня во все глаза, но молчал.
Он улетел двадцать восьмого, через три дня после того, как мы встретили Рождество и одновременно мое двадцатилетие. Наш городок был украшен с ног до головы, с пальм свисали гирлянды разноцветных фонариков. В ресторане, куда мы приехали, стояла синтетическая елка редкого великолепия, вся в искусственных цветах. И мне вдруг впервые захотелось в Комарово, в лес, где сейчас сугробы и от елок пахнет хвоей. Нам подали устриц и шампанское, Димка всем восхищался, хотя я видела, что глотать устрицы ему противно. И вообще не до еды. Он смотрел на меня. Утром Рут с отцом вручили мне подарок, это было вечернее платье, и когда я вышла в нем из своей комнаты, чтобы ехать в ресторан, все прямо попадали. Я знаю, что была красивой в тот, последний вечер. Пусть Димка такой меня и запомнит.
Мы пили за мое будущее, за Рождество и Новый год, который Димка будет встречать уже дома.
Накануне его отъезда мы ездили покупать подарки. Возила нас Рут. В нескольких милях от нас по шоссе - целый город магазинов, гигантская рождественская распродажа. На стоянках полно машин. Самых разных - от совсем стареньких, дешевых до шикарных длиннющих лимузинов. Из одного потрясающего лимузина вышла роскошная чернокожая дама, и Рут сказала, что это знаменитая голливудская звезда, у нее недалеко коттедж, в Малибу. А я-то думала, дешевые распродажи - только для бедных. Я купила там джинсы для мамы и Аси, деду кроссовки фирмы "Reebok", пусть попижонит. Славику мы выбрали большую (как Димка ее потащит?) пожарную машину. Подарок для Вовки мы искали очень долго, мне хотелось как-то особенно его порадовать. В конце концов остановились на свитере, я вспомнила, что брат любит надевать под пиджак "водолазки" с высоким воротом, и мы купили целах три - из тонкой шерсти. Черную, белую и серую. Аська, конечно, будет зариться на белую, но она ей велика. Димка, у которого денег было мало, а у нас он, конечно, брать отказался, купил белые женские джинсы, а еще - кружку с мордой рыжего кота. Я не удержалась и сказала, что теперь понимаю, почему он неравнодушен к нашему Нику, так и норовит схватить его, тискать и гладить. Мы с Димкой бродили из магазина в магазин вдвоем, я важно расплачивалась карточкой, которую Мыша для меня завел.
А на следующий день по праздничному городу мы ехали в аэропорт. В машине Димка держал меня за руку. Наше прощанье, как мы оба ни хорохорились, вышло грустным. Пронзительным и очень нежным. Я знала, что прощаюсь с ним навсегда. Даже если мы встретимся, это будет уже не то. А еще я расстаюсь со своим безответственным, несчастным и счастливым прошлым, когда я была только объектом для забот и обожания. Теперь я взрослая женщина. Как все.
Об этом я думаю и сейчас, сидя на deck и глядя на океан. От Димки пришло послание. Всего одно и короткое, вроде телеграммы: "Долетел хорошо. Всем спасибо. Был у ваших, подарки вызвали бурный восторг. Поздравляю с наступающим Новым годом. Love, Дима".
Текст его письма не имеет значения, не в тексте дело.
Завтра - Новый год. Двухтысячный".
* * *
Одним предновогодним вечером в квартире на Московском собралась вся семья. Дед накануне вернулся из Луги и объявил, что к концу января переберется туда "для постоянной дислокации" - начинается работа. Жить он будет у Орехова. У того - собственный дом, который он занимает один, в силу чего очень рад квартиранту...
- Заберу Филимона, ему на природе вольготней, поносится, а то, вон, чистый поросенок.
- А мы, Лидия Александровна, будем часто приходить, с ночевкой! - сказала Ася, которой мрачная атмосфера в собственном доме стала невыносима. Крупных скандалов, тем более драк, уже не было, но Вовка - весь как струна и продолжает ежедневно допрашивать... А допросив, замолкает на весь вечер, что-то тяжело обдумывая. Его поставили на учет в диспансере, предлагали оформить инвалидность, и это привело Владимира в полный мрак.
- У нас новость, - сообщил дед, - два дня назад заходил Дима, передал подарки от Катерины, сейчас получите. Доложил: выглядит она прекрасно, совсем почти не хромает, красивая, веселая. Да и он тоже веселый и весь загорелый будто с курорта.
- По телевизору показывали - у них там, и правда, настоящий курорт, сказала Ася.
- Господи, до чего ж я рада за Катюшу, - Лидия Александровна быстро перекрестилась. - Вот как бывает: не было бы счастья...
- Тебе бы. Такого. Счастья, - со злобой отчеканил Владимир, сверля мать глазами, и та сразу сникла. Все замолчали. Жена смотрела испуганно. Дед встал и включил телевизор.
Показывали фильм "Ворошиловский стрелок". Про то, как молодые мерзавцы изнасиловали девочку, а дед отомстил. Отстрелил главному насильнику причинное место, да и с остальными разделался по полной программе.
- Ой, это страшное, я смотреть не буду, пойду Славика уложу, - сказала Ася.
- А давайте вообще выключим, - предложила Лидия Александровна. - Или на другой канал...
- Ну уж нет. Начали - будем смотреть, - уперся Владимир. Дед внимательно поглядел на внука. В полном молчании досмотрели фильм до конца. Лидия всхлипывала. Александр Дмитриевич бросил, поднимаясь:
- Брехня все это. Идеология собачья.
Владимир, отшвырнув стул, вышел в кухню. Все испуганно посмотрели ему вслед. А он, стоя у окна, думал о том, что все-таки не так надо было. Струсил, десантник хренов. А должен был, обязан! - уничтожить Гришку своими руками. Как этот старик из кино. Передоверил Стасу, тот - кому-то еще. А тот сделал - не сделал... Теперь не проверишь... А вдруг скот целехонек, живет себе под другой фамилией? Надо было самому, так надежней... Черт бы всех побрал! Вон радуются, у Катюши большое счастье. Ах! Ах! Избавились от заботы... Димка, главное, - "веселая". А сам, подонок, тетя Зина говорит, скоро женится. Встретил тут ее во дворе, недовольна: "Невеста - курам на смех, ни кожи, ни рожи. А жениху всего-то двадцать один, как он будет с этой пигалицей да всю жизнь? Вот ваша Катенька - это да. И красавица, и умница, умней моего дурака раз в десять. Я, - говорит, - надеялась, когда он туда ездил, - договорятся, а она, видать, получше нашла. Побогаче! Американца, не из наших дураков", - в голосе тети Зины, только что таком сладком, неожиданно появилась ярость. Тоже хороша стерва. ... А Катюха, может, так никогда и не выйдет замуж. Ходит без палки - доблесть. И эта ханжа туда же: "Не было бы счастья..." Счастье нашла. Да у нее теперь на всю жизнь страх перед любым мужиком! Если бы хоть знать точно, что Гришка подох...
Про то, что Григория уже полгода нет в живых и, значит, даже выйдя на его след, никакой Вовкин киллер из бандюг не смог бы выполнить заказа, знал только один человек на свете, полковник в отставке Александр Дмитриевич Крылов. То есть про киллера ему, конечно, точно известно не было, так, кое-какие догадки...Что, кстати, в свое время и подтолкнуло к действиям. А вот про последние секунды жизни ублюдка ему было известно все досконально.
Получив в свое время Катюшкин дневник, Александр Дмитриевич и в мыслях не имел его читать - как тут читать, когда не велено? Раскрыл тетрадку только потому, что искал, маразматик, листок с телефоном справочного больницы, сама же Катерина и дала -вместе с дневником. То есть она-то дала по отдельности, а он с переляку сунул листок машинально в тетрадь. А накануне операции принялся искать: перерыл все карманы, ящики стола, дознавался у дочери - не видала ли. Не нашел. Собрался было звонить Володе и тут, сквозь склероз, вспомнил, что Катюша просила передать тому тетрадку. Взял эту тетрадку, полистал на всякий случай, и - вот она, бумажка! Сам же и сунул, когда прощались с внучкой. Достал листок и хотел уже закрыть тетрадь, как вдруг наткнулся на одну фразу. И не поверил глазам. Этого не могло быть, ошибся, не понял чего-то! Он внимательно перечитал ту фразу, потом - всю страницу, заглянул в предыдущую, все еще надеясь, что Катерина чего-то нафантазировала, она умеет - сочинила страшный рассказ. Но надежда тут же пропала. Она писала о себе. Правду.
