Марина Нику.
– Демосфен. Только не называй его так, он не любит.
– А он кто?
Он в турфирме работает, в Москве. А жить в Москве не хочет, говорит, здесь воздух лучше. А мы с мамой живём на Проспекте Мира. Они с Димкиной мамой родные сёстры… были. А теперь Димка один остался и живет как бирюк, а я к нему на выходные приезжаю. Здесь здорово!
– А ты чем занимаешься?
– В Инязе учусь. Окончу и пойду к Димке переводчиком, если возьмёт.
– Он переводчиком работает?
– Хозяином. Это его фирма. Ему переводчики нужны, и чтобы несколько языков знали. Он с ними не особо церемонится, сам работает как ненормальный и других заставляет. Зато зарплата на уровне и кататься можно бесплатно – по всему шарику! Димка говорит – «мотаться». А сам дотемна на лыжах бегает… Ненормальный!
– Это кто здесь ненормальный? Огласите весь список, пожалуйста. Я пока вижу только двоих! – присоединился к компании Дима. И уставился на Марину. – В шоколадных джинсах (которые – спасибо Нике! – после стирки в «Боше» приобрели удивительный цвет, здорово сели и теперь красиво облегали фигуру – и Марина с удовольствием в них влезла) и бледно–зелёном пушистом свитере (свитер выбирала Ника) Марина выглядела потрясающе. Она улыбнулась Диме – и у него захватило дух: «Да ты колдунья! Медея!
– Да ладно тебе, – отмахнулась Марина. – Я тридцать пять лет Медея, только не люблю это имя. Просто – Марина.
– Ха-ха-ха! – заливалась Ника. – Оба вы хороши! Два сапога пара! Придётся тебе, Димка, кирпич купить – и будете вместе кататься… при луне! – веселилась Ника.
– Тридцать пять? Ври больше! Да кто тебе поверит, ты в зеркало глянь! – Дима ухватил Марину за руку и поволок к зеркалу.
– Ух ты… Марина, ты с ним так не шути! Он тебя на каминную полку поставит и пыль вытирать не позволит! – Это Ника, вредная всё–таки девчонка.
…Из зеркала на Марину смотрела Медея. Лицо словно высечено из мрамора древним скульптором. Волосы бронзовыми ручьями сбегают по зелёному свитеру. В глазах застыло удивление. Медея смотрела и молчала. И вдруг сказала Марининым голосом: «Что уставился? Насмотришься ещё, успеешь…» (Господи, что она такое говорит!). Ника восторженно взвизгнула. Дима покраснел.
– Это не я, это ты уставилась. Давно не видела? – пришёл в себя Демосфен. – Кофе будешь?
– Давай!
– А тортик будешь? Ника, тащи торт!
– Буду. Я всё буду, – заверила его Марина.
– Всё – нельзя. На ночь вредно наедаться, – сообщил ей Дима.
– А тортик на ночь можно? – уточнила Марина.
– А как же тогда кофе пить? Я, знаешь, люблю кофе с пирожными. Сплю после него как убитый младенец («Про младенца – это он здорово!» – прыснула Марина).
– А я думала, ты после десяти километров как убитый спишь…
За дверью раздался короткий смешок. – Тсс-с! – Марина прижала палец к губам – Нас подслушивают… Ника была немедленно изобличена, а торт немедленно разрезан. Он оказался (как, впрочем, и кофе) удивительно вкусным
– Подожди, подожди… Ты уже второй кусок доедаешь, а я только первый. И как в тебе столько помещается? – пытался остановить Марину гостеприимный Дима. Марина смерила взглядом оставшийся кусочек торта и отправила его в рот.
– Ты сегодня сколько пробежал? Десять километров? А я тридцать пять, так что мне можно.
– Опять тридцать пять? Опять врёшь?! Боже, кого я в дом привёл… принёс. Врёт и врёт!
– А я два торта купила, – сообщила Ника. – Пойду за вторым, а то вы сейчас подерётесь. Обжоры! Куда в вас помещается, да ещё ночью… – веселилась Ника.
– А спортсмены все такие, бегемота со шкурой сожрут и не заметят.
– А ты спортсмен? – А ты?
– Я – нет. Я спортом никогда не занималась, – призналась Марина. – Только музыкой. – И опустив глаза, взяла с блюда третий кусочек торта и, облизнувшись, запустила в него ложечку.
– А ты вообще… откуда взялась? – спросил наконец Дима. Марина назвала станцию, с которой начался их сегодняшний (или уже вчерашний?) маршрут. – Ого! – присвистнул Дима. – Это ж отсюда километров сорок будет! А говоришь, спортом не занималась… Все бы так не занимались! Да ещё с кирпичом.
Пока он удивлялся и восхищался, Марина уплетала торт, запивая его чёрным кофе без сахара (она всегда пила без сахара – отец приучил) и слизывая с пальцев крем. Ника давилась смехом и сверкала зелёными глазами. Когда от второго торта осталась половина, Ника решительно убрала его со стола. – «Остановитесь! Надо на завтра оставить. Больше у нас нет».
– Сколько в ней жестокости! И это моя сестра… Поставит в холодильник, и рука не дрогнет! – пожаловался Марине Демосфен, и вся компания отправилась спать.
Марина успела ещё подумать, как приятно засыпать, напившись крепкого кофе и объевшись тортом! И уснула – мгновенно…
Демосфен
…И так же мгновенно – проснулась.
В овальное окно маленькой спаленки светило солнце – Марина забыла опустить жалюзи. Спальня Марине нравилась – как, впрочем, весь этот большой и уютный дом. У неё никогда не будет – такого. Хозяин, наверное, миллионер.
Марина представила, как миллионер нёс её на руках через поле. И её лыжи нёс, и рюкзак с кирпичом, о котором Марина забыла, иначе бы давно от него избавилась. Получилось смешно: Дима шёл, роняя на каждом шагу – то рюкзак, то лыжи, то Марину. Может, поэтому у неё всё болит – каждая клеточка!
Миллионер Марине достался добрый. Он, похоже, не прочь оставить её у себя – дом–то вон какой большой! – судомойкой или горничной. Или любимой игрушкой. Только Марина не останется. Поиграли, и хватит. С ней уже поиграли однажды – и поставили пылиться на полку. На девять лет. А ей до сих пор больно, хотя об этом никто не догадывается.
Не повезло миллионеру: Марину ему не купить за все его миллионы.
Она спустилась по лестнице на первый этаж (сколько же в этом доме лестниц!), достала из рюкзака листок бумаги и написала хозяину дома записку: «Благодарю за приют и за кофе. Марина». Ещё из рюкзака была извлечена видавшая виды штормовка. Куртка исчезла бесследно: решительная Ника и впрямь выбросила её вместе со свитером. Ну и пусть. Ехать–то всего ничего, километров десять. Вчера Дима, уступив настойчивой просьбе Марины, подробно объяснил ей дорогу: через лесок до шоссе метров триста, если напрямик ехать, а вдоль шоссе – лыжня до самой станции. Теперь она не заблудится!
Марине неловко было увозить Никин свитер, но другого выхода не было: в штормовке без свитера ей не выжить. Деньги за свитер она оставила
