и подсунула под стекло на столе. Знала, что никто не тронет, но не подумала, что этой запиской развеселит всю бригаду и взбесит Фёдора. И тогда Фёдор, злясь, стал Асе поперёк пути. Он упорно преследовал её своими пошлыми шуточками, настойчиво говорил гадости. Она поняла, что ужасно его боится.
– Сегодня на УСП-гальванику, – Василиса Васильевна подписала путевой лист, протянула Асе.
– А можно на СГД?
– Там сегодня боекомплект, так что шуруй на гальванику.
Ася боялась работать на этом складе.
У рампы уже стояли три КамАЗа с удлинённой рамой, гружённые алюминиевыми блоками для цилиндров. От рампы в кузов лежал неустойчивый трап. Ася внутренне собралась, подобрала рогатку с наращёнными вилами, заехала по шаткому трапу на платформу. Получилось неудачно. Машину качнуло, погрузчик мягко ткнулся вилами в пол и развалил первый ряд блоков. Два с грохотом рухнули с платформы на дорогу. «Пи…!» Ася покрылась испариной.
Из кабины выскочил водитель. Ноздри его горбатого носа пузырились, глаза под чёрными бровями горели ненавистью. Чтобы поднять блоки, ему пришлось звать на помощь других водителей.
Фёдор сидел в бытовке и с усмешкой наблюдал за беготнёй на рампе. Да, он знал, что Ася всё развалит, и был счастлив своим предвидением. Он улыбался, разом обнажив белые, ровные зубы, до хруста поворачивал шею вправо и влево и не откликался на просьбы Раиса помочь.
Ася уже не пыталась прихватить блоки удлинёнными вилами, а просто заезжала на платформу за одной заготовкой, сразу выставляла на подвесной конвейер. Это затягивало разгрузку по времени раз в пять.
Фёдор блаженствовал. Пока Ася межевалась на рампе, он успел выпить пять чашек чая, поругаться с Раисом. Говорил с ним с таким нахрапом, словно так и должно быть. Раис метался взбесившимся маятником. Под его тяжёлыми шагами барабанной дробью бил неровный металлический пол. Он уже был готов звонить Василисе Васильевне, но понимал, что так они рассорятся вдрызг и потом Фёдора никакими калачами не заманишь на склад блоков. За три часа разгрузки накопилось ещё семь машин, подвесной конвейер опустел, водители КамАЗов чертыхались, торчали на рампе нелепыми истуканами и уговаривали Фёдора хоть немного поработать.
– Пусть извинится, – покачивался на стуле Фёдор и кивал на Асю.
– Христом богом просим, извинись, – умоляли водители.
– За что? – Ася искренне не понимала, с кряхтением выпрямляла затёкшую спину, утирала слёзы – глаза раздражались от автомобильных выхлопных газов.
Водители приносили конфеты, пряники. Ася шла в бытовку.
– Извини, – бубнила Фёдору.
Толку ноль.
– Я не слышу, – закатывал он глаза.
Громче:
– Извини. – Ася вытаскивала платок, утирала слёзы. Уголки глаз раздражались зудом. Чтобы унять боль, широко распахивала ресницы, морщинила лоб.
– Что ты сказала? – не желая терять остроту момента, Фёдор подгонял.
Ася вздыхала, ловила капельки свежего воздуха, чтобы его хватило для слова. Но её волосы, спецовка и всё вокруг вместе с Фёдором были пропитаны выхлопами газа.
– Извини! – уже громко, на всю бытовку кричала она, задыхаясь.
Фёдор улыбался, с подбородка летели крошки печенья.
– Крошку убери с подбородка, голубей здесь нет. – Чтобы унять дрожь, Ася сунула руки в карман, сжала кулаки.
Фёдор развёл руками – он не мог понять, что не так с этой девкой, вроде на вид всё в порядке: большие голубые глаза, тонкий длинный нос, высокий лоб. Даже когда плачет, на щеках проступает румянец. Подойди, испугайся, упади на колени. Нет ведь! Даже извиняется, словно угрожает. Может, внутренняя поломка, засор в мозгу? Фёдор поднялся со стула, лицо у него было растерянное, разочарованное.
Погрузчик газует, из трубы вверх выстреливают чёрные порции дыма. Фёдор сосредоточен, полузакрыв глаза, ювелирно цепляет блоки, на полуразвороте выставляет их на подвесной конвейер. Вокруг радугой расцветают улыбки водителей, диспетчеров. Иногда Фёдор оглядывается на Асю и, снова приноравливаясь к новой машине, заезжает на платформу.
Ася завидует его скорости и уверенности. Но в её голове неотступно живёт одна мысль: хотела бы она поцеловаться с Фёдором? Закрыв глаза, мысленно тянется к нему губами, он шепчет ей бредовые слова ласки… она поёт: «Миленькай ты мой, возьми меня с собой. Там, в краю далёком, назовёшь… меня женой». Хорошо, ах, хорошо-то… Нет! Это ужас. С Фёдором – это ужас!
– Всё норм? – на плечо легла рука Раиса.
Ася вздрогнула, попыталась скрыть настроение.
На рампе раздался хохот. Раис с Асей обернулись. Рядом с Фёдором на погрузчике сидела девушка и, наклоняясь к нему, что-то говорила. Он крепко её обнял, поцеловал в губы. Оба громко засмеялись.
– Миленькай ты мой, возьми меня с собой, – задумчиво тонюсеньким голоском запела Ася, – там, в краю далёком, назовёшь меня женой.
Раис развернулся к ней всем телом.
– Пошли!
– Куда?
– Увидишь!
И когда Раис завёл её в длинный проход между высоких контейнеров и принялся жарко целовать и ласкать, Ася с ужасом заблеяла. Она вырывалась, царапалась, а он был настойчив. Зажав лицо руками, упорно целовал её вздувшиеся утиные губы. И это упорство пугало Асю до одури.
Ещё учась в школе, она обнаружила, что никак не подготовлена к некоторым важным событиям в своей жизни, например к первому поцелую. Она была убеждена, что этот заманчивый момент поднимет её на такую высоту, что звёзды станут ближе, а весь мир заиграет всеми радужными красками. Хотя никто никогда Асю не любил, но в кино показывали кое-что любопытное, непонятное и влекущее. В этот раз жизнь с кино не совпала.
Корпус института напоминал ряд домино, выстроенного квадратом с попеременно синхронными выпирающими рёбрами. За аркой слева вытянулось застеклённое крыльцо. За дверью были три ступени вверх, вахта без вахтёра, длинные коридоры с гармошкой дверей, на стене – длинная бумажная стрелка указателя «Приёмная комиссия».
Институт жил привычной для августа жизнью. По коридорам сновали абитуриенты, студенты-второкурсники, которым было необходимо до начала занятий заселиться в общежитие, забрать учебники в библиотеке, закрыть «хвосты». Абитуриента от студента отличить легко. Если первый напуган, шарахается от людей, долго стоит перед закрытой дверью, то второй пристаёт к мимо идущему преподавателю и ласково требует переэкзаменовки. Начинается долгий разговор. Преподаватель внимательно слушает, силится вспомнить студента, морщит лоб, из руки в руку перекладывает кипу бумаг. «Ах да! – вспоминает. – Обыкновенные дифференциальные уравнения? Завтра, батенька, завтра, аудитория 246. И попрошу не опаздывать». Студент радостно гарцует, трясёт преподавателя за руку и бежит на крыльцо, где собираются уже другие студенты, успешно сходившие в атаку к нужным преподавателям. Курили, горланили, стреляли хитрыми взглядами в проходящих мимо студенток, охотно состязались в комплиментах и без разбору сыпали приглашениями. Финансово обеспеченные звали в кино, остальные – на танцы,
