потолки и стены сохранили роспись—фрески. Большая церковь Николы теперь была магазином. Совсем недавно, в ней были наши пленные. Немцы их плохо кормили. Солдат была полная церковь. Врач с районной больницы нескольких человек смог спасти. До войны церковь была клубом, молодежь танцевала, где несколько столетий народ молился. Зоя разглядывала фрески – красивые. Под сводами стояли шифоньеры, диваны, был приятный, лесной, запах новой мебели, но хотелось быстрее уйти, что-то пугало. Родители выбрали большой трехпольный шифоньер, диван мягкий.
На летние каникулы родители отправили Зою к Елене в деревню, а младших Анечку с Людой отправили в пионерский лагерь. Зое было скучно, не хотелось возиться с маленькими детьми Михаила и Антонины. На знойном большаке было пустынно. Взрослые на работе, после посевной работы много на полях. На лугах покос – заготовка сена на зиму скоту. Детвора плещется на старой речке, доносятся голоса. Речка маленькая, холодная из родников, что в километре, возле деревни Каменная Гора. Чего она каменная? Когда расположена на равнине. Зое не нравилась ни холодная вода, ни топкое дно. Да и подруг у нее там не было. Скучно. Жарко. Горячий воздух наполнен ароматами лета, вон возле дорожки к колодцу буйно цветет ромашка аптечная, крупный подорожник, аниски. Вон несется на Карачев грузовик, поднимая пыльную завесу. Дорога на большаке грунтовая, накатанная. Промчалась машина и опять тихо. Куры и те стайками копались в тени деревьев. Солнце в зените.
– Зоя, переверни торф, а сухой сложи в колодцы,– с порога сказала Елена.
Зоя знала, что торф копали на большом лугу около деревни Хотеншино. Несколько штыков земли снимал дядя Миша, а потом подавал большие глудки торфа, яма глубокая и он уже с трудом выкидывал тяжелые глудки, пока не появлялась у него под ногами вода. Тогда переходили на новое место. Над лугом стоял гул голосов. Весь народ деревни готовился к зиме. Торфом топились. Теперь нарезанные глудки на пласты сушились на солнце, занимая весь ток возле хаты. Зоя не могла ослушаться бабушку и принялась за работу. Она никогда раньше это не делала, но она всё сделала. как велела бабушка.
– Иди нарви лебеды, – бабушка подала плетуху – большая корзина плетёная из прутьев ивы.
Зоя пошла по меже в конец огорода, перед колхозным полем росла сочная высокая лебеда,ромашка, а рядом колхозная морковь, Зоя схватила за ботву, пытаясь вытянуть морковь, но сил не хватило. Земля тяжелая, а морковь росла мощная. Сорт хороший, оранжево-красная, сочная,сладкая. Зоя видела как на это поле по осени на тракторах возили навоз с Конного Двора. Земля хорошая черноземная. Весной пахал сильный гусеничный трактор, а следом по свежей пашне шли грачи, им нравились жирные червяки. Грачей не пугал рев мотора. Видимо тракторный завод выпускал в войну танки, а теперь сильные трактора.
Зоя притянула полную плетуху лебеды, а бабушка не унималась:
– Иди на лугу у речки нарви цветов, там кукушки расцвели, поставим на стол в банку с водой. Елена видела, что девочка скучает, вот и находила ей занятие.
Зоя спустилась к Старой речке, прыгая с кочки на кочку рвала цветы
кукушки. Эти красивые цветы росли только здесь. Этот небольшой луг у речки видел в сорок первом, как бежал наш танкист из подбитого танка к своим, за ним гнался огородами немецкий танк, здесь догнал и закрутился на месте. Елена потом похоронила его здесь же. Над головой кричал Чибис.
– Где-то рядом гнездо, – подумала Зоя.
Уже вечерело, на столе в столовой стояли цветы. Свет еще не зажгли, годовая девочка плакала, не успокаивалась, а Антонина возилась с кормом в сенцах, носила воду с колодца. Зоя услышала взволнованные голоса,
– С Еленой плохо, она там на поле у бурта, сердечный приступ.
Зоя испугалась, в хате сильно потемнело. Заходила гроза, уже слышались раскаты. Девочка кричала, успокоить было невозможно. Зоя брала её на руки, показывала ей цветы, давала понюхать их, девочка была тяжелая. Сверкала молния, стало совсем темно, страшно.
– А вдруг умерла? – страх сковал Зою.
Девочка плакала, взрослые не появлялись. Вот в хату вбежала Тоня и стала на пол в зале кидать фуфайки и подушки. В сенцах послышались голоса. Женщины ввели бабушку под руки. Ей было очень плохо. Бабушку положили на постеленную постель на полу.
– Почему не на её постель? – Зоя не понимала.
Била страшная гроза, сверкали молнии, окно никто не закрывал, ужас сковал. Бабушка громко стонала, она задыхалась. Михаил лежал рядом с матерью и плакал в голос, Тоня с другой стороны плакала.
– Позовите Зойку,– простонала Елена.
Зоя стояла за перегородкой в потемках, в отблесках молний, ей всего девять лет. Невыносимо страшно. В отблесках страшных молний, треска грома она встала у ног стонущей бабушки. Зоя неожиданно молча повернулась и быстро пошла на кухню, встала на табуретку и взяла пузырек лекарств, со стола ложку большую.
Зоя на ходу открыла пробку, подошла к бабушке, не наступив на прильнувшего к матери рыдающего Михаила. Она по края ложки налила сердечные капли и поднесла ко рту бабушки. Она проглотила лекарство, подождала еще минуту, бабушка уже не хрипела, а стонала. Зоя решительно налила еще ложку и бабушка выпила лекарство. Повернулась и отнесла пузырек на место. Зоя слышала, что бабушка не стонет, рядом с ней не причитают. В доме наступила тишина, лишь раскаты грома и всплески молний. Но Зоя через минуту спала крепким сном.
Утром она проснулась, уже во всю говорило радио. Бабушка возилась у печки. На столе в банке с водой стояли кукушки, страх за ночь ушел, да и бабушка шустро управлялась у печки, виновато поглядывая на внучку.
В выходной приехал Николай с Капиталиной. С гостинцами они вошли в хату. Елена рада была гостям, она подавала на стол угощения. Елена гордилась зятем, да и дочка вон уже на городскую похожа. Михаил сел к окну и распахнул его, летний полдень дыхнул ароматами лета.
Зоя уселась на заднее сидение мотоцикла, ей очень хотелось домой, там подружки. Капа села в коляску, Николай махнул рукой теще. Бабушка стояла у хаты, сложив руки на груди, и улыбалась.
Мотоцикл мчался по большаку, через мост. У запруды плескалась деревенская детвора. Визг и смех неслись над округой. Мотоцикл ехал на Гору-Грязь, теплый ветер с ароматами лета в лицо. Как хорошо, когда рядом родные, они посматривают по сторонам. У них тоже все хорошо. Да и в стране все хорошо. Лето 1960 года.
Эпилог
Коварна, молчалива неизбежность,
Волной смывает место
