Это прошение Джесвала прозвучало громом с ясного неба! Верховный брахман штата Мадхья-Прадеш был потрясен едва ли не меньше, чем первый министр этой провинции. На несколько дней Джесвал с Амритой, а также их родители стали героями не только местных, но и столичных газет. С такими прошениями к властям еще ни один муж бесплодной жены в Индии не обращался. Речь идет, конечно, об индуистах, не о мусульманах. Но если даже когда-то подобное и случалось, то разрешения на "двойной брак" ни один проситель не получал...
Но видно, для Индостана и впрямь уже начинались новые времена. Не то чтобы менее строгие в нравственных традициях, а просто более человечные... Около часа Джесвал стоял перед синклитом светских и религиозных высших чинов своего родного края, объясняя им свое отношение к жизни. Стоял - улыбаясь! И когда первый министр штата взял слово, то начал так: "За свою долгую жизнь я еще никогда не видел столь искренней и доброй улыбки на лице мужчины. Так могут улыбаться или дети, или люди с очень чистой и светлой душой!.."
...Когда же наш приятель вернулся домой, где его с нетерпением и с замиранием сердца ждала его многолюдная родня, когда он, сверкая огненными от счастья глазами, поднял над головой гербовую бумагу, свидетельствующую о свершившемся чуде, - произошло еще одно чудо. Он наконец взглянул на ту девушку, которую приискали для него родственники в качестве его новой жены... Теперь он смог разглядеть ее... Разглядел, разговорился с ней, юной студенткой провинциального лицея, и - почувствовал, что любит ее! Да, любит - влюблен в эту девочку по имени Ратхи, очарован ею до головокружения! Но... Амриту любя еще больше, чем прежде...
- Вы не можете себе представить, - восклицал Джесвал, рассказывая нам эту историю, похожую на восточную сказку, - вы вообразить не можете, что со мной в тот миг произошло. Мне показалось: я схожу с ума от какого-то странного счастья! Со мной произошло то, что с индусом произойти не может и не должно. И не потому, что нам так законом велено, нет, просто так издревле мы устроены, что можем любить только раз в жизни и только одну женщину... Ну, допускаю, что новые времена и нашу натуру стали менять, что и мы стали способны влюбляться не один раз. Но чтобы любить сразу двоих женщин, да искренне, всем сердцем - этого просто не может быть! Но именно это со мною произошло...
Но то было не последнее чудо в семейной жизни Джесвала.
Ратхи происходила из не менее знатной браминской семьи, чем Амрита, и ее приданое в несколько раз повысило благосостояние нашего друга. (Который здорово обеднел в своих непомерных расходах на лечение Амриты.) Но главное! - в первый же год своей замужней жизни Ратхи родила тройню. Да, сразу троих мальчиков! Через год - еще тройню, а по прошествии еще двух лет - уже двоих девочек...
И - почти одновременно с ее первой тройней на свет явились в доме Джесвала еще три младенца. Их родила Амрита!
"Я же говорила вам, что все женщины в нашем роду всегда были самыми детоносными на все окрестные долины!" - восклицала, торжествуя, мать Амриты. Еще бы ей было не торжествовать, если ее дочь к тому времени принесла своему мужу уже вторую тройню! По-нашему говоря, жены Джесвала рожали "ноздря в ноздрю"... И в те дни, когда мы оказались гостями в его доме, под крышей этого дома пищали, визжали, смеялись, плакали, щебетали и уже начинали степенно разговаривать семнадцать детишек в возрасте от полугода до восьми лет.
Надо ли говорить о том, как был счастлив Джесвал. Я ведь и начал этот рассказ с того, что он - один из самых счастливых людей, встреченных мною в жизни. А может быть, и самый счастливый...
...Выслушав головокружительную исповедь нашего индийского товарища по труду, мы с моим приятелем-трансформаторщиком некоторое время были не в силах произнести ни слова. Потом выпили - без тоста... Потом выпили за здоровье обеих его супруг. И только после этого вновь обрели способность разговаривать. И осыпали хозяина дома еще ворохом вопросов, не столь прямолинейных, как вначале, но все же достаточно откровенных. Но и ответы его были тоже откровенными.
- Джесвал, а... твои жены... они не ссорятся меж собою? Ну, хотя бы из-за тебя? Как же ты вообще-то с ними... делишь себя?
- Мне себя не надо делить, - всерьез, хотя и с улыбкой ответил Джесвал. - Мы, все трое, - единая душа и единая плоть. А ссориться... Трудно представить себе двоих других женщин, которые были бы столь же дружны меж собою, как мои возлюбленные... Вы знаете, когда они, познакомившись, провели вместе несколько дней, то каждая из них по отдельности сказала мне то же, что и другая: "Как я счастлива - наконец то у меня появилась настоящая сестра". Дело-то в том, что у них обеих не было сестер - только братья... Вот так, друзья мои!
- А все-таки, Джесвал, - спросил я, - как ты думаешь, почему твоя Амрита начала рожать только тогда, когда ты женился на Ратхи?
Ответ Джесвала заставил нас в очередной раз и удивиться и расхохотаться. Мы знали, что он читает на английском газеты и журналы, приходившие из Союза в Индию, и что вообще знаком с жизнью нашей державы и с ее многими порядками. Но такого ответа мы все-таки не ожидали. Хитро прищурившись, он сказал:
- Я думаю так: в моей первой жене заговорил дух социалистического соревнования!..
Счастлив ли ты сегодня, как прежде, Джесвал? Как хочется верить, что солнечно-веселая улыбка по-прежнему не сходит с твоего смуглого лица...
Не ищите женщину, сама отыщется...
(Кое-что о француженках)
Миф - одно из самых прекрасных явлений в жизни человечества. Это как раз тот самый "возвышающий обман", который для нас дороже и выше всех "низких истин", то есть суровой реальности. Перед нами - одно, а видим мы совсем другое... Один из самых увлекательных и ходовых мифов - о французских женщинах. Мол, это самые элегантные и самые изящные дамы в мире. Вдобавок самые раскованные и самые искушенные в искусстве любви. Ну и так далее. Очень много граней у этого пьяняще-головокружительного мифа... Мне довелось за несколько десятилетий, в силу своей основной профессии, встречаться с людьми из самых разных зарубежных стран, в том числе, естественно, и с женщинами. В свою очередь - и с француженками. И почти каждое из таких знакомств начисто опровергало - нет, не весь этот миф целиком, а какую-то одну его сторону. Зато другие стороны - блистательно подтверждали. Мне, например, встречались дамы из провинций этой страны, по своей буржуазно-финансовой скаредности схожие с Евгенией Гранде позднего периода ну лютые "куркулихи". Однако внешне это были истинно "эфирные создания", грациозные, как скрипки... Как бы там ни было, одно из самых ярких воспоминаний моей жизни - общение с дочерьми "прекрасной Галлии". О трех знакомствах с ними я и хочу вам поведать...
I
Коля была права
С этой француженкой я дружил в студенческие годы... Пожалуйста, не надо иронических улыбок: именно дружил. Она отличалась, на мой тогдашний взгляд, даже чересчур высокой нравственностью. И для меня она была, как мы тогда говорили, "своим парнем". Как многие девчата из нашего университетского общежития - такие у нас тогда были нравы: люби одну, с другими дружи... Но к делу. Звали эту девушку Николь. В шутку я как-то назвал ее Колей, и с моей легкой руки почти все у нас на факультете, кто знал ее, именно так и стали величать эту милую француженку. Даже ее преподаватели, более того - даже ее соотечественники, французские ребята и девушки, учившиеся у нас. А потом Николь и сама, протягивая руку для знакомства и очаровательно улыбаясь, стала представляться именно так: "Я - Коля".
Была Коля умницей и, влюбленная в русский язык и нашу литературу, истово и жадно вникала в таинства сокровищ, собранных Далем, Ожеговым и другими великими лексикографами. И очень хотелось этой француженке овладеть настоящим, живым языком страны Пушкина и Достоевского. Особенно притягивали ее всякие народные присловья, поговорки, цветистые и колоритные выражения. И в общем, Коля добивалась своего верно и не так уж медленно. Никто из молодых иностранцев, обучавшихся русской словесности у нас на факультете, не мог похвастаться таким самобытным говором, такой первозданной свежестью речи, как Николь. Чуть не каждую минуту в ее устах звучали то меткие и к месту сказанные пословицы, то иные речения совершенно родниковой чистоты. Такие, о существовании которых и русские-то студенты не всегда подозревали...
Правда, иногда эта увлеченность опережала языковые способности нашей Коли. Бывало и так, что, запутавшись в дебрях нашего фольклора, юная дочь Франции могла сказануть что-либо вроде: "Баба с возу - кобыле глаз вон!", а то и кое-что похлеще, отчего, осознав сказанное, заливалась густым румянцем и уж вовсе становилась похожей на "красну девицу"... Помню, гуляли мы по белоночным питерским улицам, и она воскликнула: "Как пусто - ни одного проходимца!"
Но чаще всего наша Коля "спотыкалась" на ударениях. Произношение у нее стало совсем русским, а вот неправильно поставленные ударения и выдавали в ней иностранку. И на путь истинный здесь она становилась с трудом. "Не быть тебе, Коля, шпионкой!" - вздыхая, пеняли мы ей, когда, к примеру, притомившись обучать нас французскому языку и предлагая сделать перерыв, она говорила: "Ребята, давайте передухнем!" А другое ее высказывание с неверным ударением так потрясло всех, что и до сих пор студенты и преподаватели нашего факультета в минуты усталости изрекают: "Мочu моей больше нет!.."
