И вот теперь, сидя в бане, под визг внучат, которым льют на голову воду, под ласковый стрекот успокаивающих их девушек тетя Зюльхаджа искоса поглядывала на Гюльнишан и думала, какое же это благо - мусульманские наши порядки. Не будь строгих запретов, увидел бы парень и ту свою во всей красе, и эту, как я ее сейчас вижу! Пускай, даже не так, пускай, частичку малую увидел бы - все равно, не то что я грешная, сам господь бог, спустившись с небес, не смог бы его уломать. Эх, Аслан, Аслан, по той своей сохнешь, с осиной талией, а мы тебе вон какую лошадь пригоним! Навьючивай, да погоняй!
Приведя девушку из бани, тетя Зюльхаджа нарядила ее, приукрасила, сказала все, что положено сказать невесте, научила всему, чему положено научить, и невмоготу ей стало оставаться с Гюльнишан. "Корова, как есть корова! Зачахнуть можно, на нее глядя". Тете Зюльхадже даже жалко стало Аслана, но она тут же одёрнула себя: "Так-то оно лучше, когда меж мужем и женой особого жара нет. Не будет дома торчать, за женину юбку держаться! Делами займется, среди мужчин мужчиной будут считать. Да и чем она так уж плоха? Работница такая в любой семье нужна".
Кто-то постучал в дверь:
- Гялинбаджи! Вышла бы к нам!
Тетя Зюльхаджа только того и ждала - как из тюрьмы вырвалась.
- Посиди с нами, Гялинбаджи, отдохни, - женщины наперебой усаживали ее, стараясь оказаться поближе.
- Ты же из сил выбилась с этими хлопотами! Тетя Зюльхаджа уселась на почетном месте и, скрестив перед собой ноги, пододвинула поближе чай.
- Ну, Гялинбаджи, - сказала одна из женщин, подсовывая ей под спину мутаку, - когда мужеву племянницу пристраивать будешь?
Та-а-к... Опять в дочку ее деверя метят. Выпытать хотят, можно ли сватов засылать. Ну уж нет, скорее камень заговорит, чем она. Ведь сколько раз пробовала она отпугивать всех, кто зарился на дочку деверя. Неслух! С малых лет только с мальчишками и хороводилась! Она и сейчас-то приедет на каникулы, соберет всех своих дружков и ведет их арык копать!
Только никого запугать не удалось, вот и эта, похоже, тоже не собирается отцепляться.
- Пора уж, ей, пора... Время подошло своим домом зажить, Каждая девушка какому-то парню предназначена. Ты уж выбери кого-нибудь из наших, хоть кривого-плешивого. Чтоб люди не думали. Скажи, какое твое последнее слово?
- Да ведь она еще учится...
- И пусть. Семья, в которую она войдет, возьмет на себя заботу, выучит. А слово сказано будет, чтобы знали все: девушка сговорена.
Женщины, знавшие, насколько этот вопрос интересует их соседку, тоже загомонили хором: правда, мол, взрослая девушка, чего ж зря тянуть?
- Да я уже говорила ее матери, - вяло отбивалась тетя Зюльхаджа, - пора, мол, выдавать девочку...
Разговор о замужестве этой девушки испортил тете Зюльхадже все настроение. Не хотелось ей признаваться в своем бессилии. Ну, не в бессилии, потому как силу свою она тут еще не пробовала. Не пробовала потому, что знала: придется повозиться, и пока что не подступалась. Не очень-то она представляла себе будущее этой супротивницы. Надо было перевести разговор на другое. Рядом, приткнувшись к ней, сидел чей-то ребенок, и тетя Зюльхаджа не переставала поглаживать его по головке, такая уж у нее была привычка. Она хотела было заговорить с ребенком: чья же ты, доченька в красном платьице, да увижу я твою судьбу, но тут вдруг обнаружила, что в бок ей уткнулся головенкой мальчуган, и к тому же сопливый. Тетя Зюльхаджа в ярости оттолкнула его. Пошел отсюда, щенок! Иди к мальчишкам! Поговорить не дают, стервецы!
По тому, как она в сердцах отпихнула ребенка, женщины поняли, что Гялинбаджи не настроена продолжать деловой разговор. В другое время у нее и "щенок" получалось, как "деточка моя". Иной раз ласкает внучонка, только-только начавшего лепетать: "И что ж это ты, щеночек мой, будто дрозд чирикаешь?"
Прогнав ребенка, тетя Зюльхаджа устроилась поудобней, отхлебнула чайку...
- Вот мой вам совет, - неспешно, словно подвешивая к каждому слову груз, заговорила она, - мальчишек своих не заласки-вайте. Чем больше он слез с соплями проглотит, тем скорее мужчиной станет. Девочка - да, девочке ласка нужна. Одну руку всегда у дочки на голове держите. Она же, бедняжка, как вырастет, в чужой дом пойдет, так пускай уж побойчей будет. А то заклюют...
Стало быть, сидят женщины, беседуют, и в самый разгар их беседы входит дочка Гаинхатун, про которую только что шел разговор, собирайтесь, мол, за невестой ехать пора. Те, кто не прочь был бы послать сватов по ее душу, сразу оживились, усаживают ее, а сами глаз оторвать не могут, в селе только и разговору: и волосы-то у нее короткие, и юбчонка коротенькая...
- Не троньте вы. ее, - говорит тетя Зюльхаджа, голосом своим перекрывая общий гомон. - Пускай к невесте идет.
Вообще-то это не по правилам, - никому из женихова дома входить к невесте не положено, но у тети Зюльхаджи своя цель- набить цену жениховой родне. Да и девушка ей понравилась, и обхождение, и как волосы подстрижены, и как одета скромно - юбка намного за колено. Даже не удержалась, сказала одобрительно:
- Ишь ты, а говорят, ты короткую юбку носишь.
И что бы, вы думали, слышит почтенная женщина в ответ?
- Мою, говорит, короткую ты напялила, вот я твою длинную и надела!
Бог свидетель, тетя Зюльхаджа и спросила-то без задней мысли. Наоборот, хотела сказать, поклеп, мол, на девушку возводят. А эта дрянь!..
- Ты смотри, как гавкает! Ах ты, паскуда, собачьим молоком вскормленная! -тетя Зюльхаджа вскочила. Она вылетела из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью:
- Потоком полились к ее дверям мольбы и просьбы о прощении. Тетя Зюльхаджа была непреклонна.
- Да, что ж это ты надумала?! - причитала Гаинхатун, в отчаянии колотя себя руками по голове. - Ребенок глупость сказал, а ты дом мой разрушить хочешь!
- И пусть разрушится!.. Пусть прахом пойдет твой дом!.. Пусть весь ваш род сгинет на корню! Не ребенка вырастили - быка бодучего! Да я к вам больше ни ногой!
- Ну разве так можно, Галинбаджи?! Столько ты на это дело труда положила! Без тебя-то что бы мы делали! И своими руками все порушишь?
Жена деверя коснулась самой чувствительной струнки - ведь, если свадьба развалится, выходит, не справилась енгя с Асланом, его оказался верх. Пока она будет упрямиться, парень переведет дух, одумается, ноги в руки и был таков - к той, к своей, ринется. Подумала-подумала тетя Зюльхаджа и стала повязывать чалму. Пока они с Гаинхатун шли к невесте, она не переставая поносила род Гаджи Гадималы, не оставив от него камня на камне.
- Верное твое слово, - поддакивала ей Гаинхатун, - они такие. И дети все в отцову родню удались. Уж кто-кто, а я-то знаю. Тридцать лет маюсь, чего только не натерпелась...
Хотя тетя Зюльхаджа и привела в дом деверя желанную невестку, и Гаинхатун каждый день возносила за нее молитвы аллаху, настоящего мира меж ними не было. После свадьбы Аслана, выполняя свою угрозу, тетя Зюльхаджа так ни разу и не зашла к деверю. Мать Аслана потеряла сон. Гялинбаджи, сделавшая им столько добра, душой болевшая за их семью, обиженная ушла из их дома, ушла прямо с праздника - вина перед ней камнем висела на шее у бедной женщины. Да, да, не перевелись еще люди, которые считают, что праздник не праздник, если кто-то ушел с него обиженным.
Мать Аслана, можно сказать, дневала и ночевала у тети Зюльхаджи. Затопило у нее огород, Гаинхатун к ней с подарками. Буйволица отелилась - опять она тут как тут, ворожит о благополучии. Так что тетя Зюльхаджа обиды на девереву семью больше не держала, простила им, но стоило при ней помянуть дочку Гаинхатун, ее как кипятком ошпаривало - пока не назовет быком боду-чим, не остынет. Ведь она, паршивка, прошлую пятницу, в бане, - на каникулы из города приезжала, - таза воды ей не принесла! Скажете, опять про баню?.. А что делать? Где бы вы не потеряли тетю Зюльхаджу, в пятницу все равно найдется в бане. Как конская перевязь не минует кольца подпруги, так любое секретное начинание тети Зюльхаджи не минует банного заведения. Итак, прошлую пятницу сидит она себе в бане, в тазу, и тут входит старшая дочка Гаинхатун, та самая. Это ж надо, как девчонка-то выправилась, думает тетя Зюльхаджа, я и не заметила. Вчера еще вроде бегала - ручки-ножки прутиком. Округлилась вся, налилась, костей не видно, только ключицы. А шейка еще длиннее стала, еще нежней. Девушка напоминала тете Зюльхадже возлюбленную Аслана. Она мысленно произнесла хвалу творениям создателя и, любуясь девушкой, наслаждаясь прелестью ее по-мальчишески угловатых движений, подумала, что эта дольше сохранит телесную свежесть. Лет до пятидесяти тесто не перебродит. Но коленки! Это ж надо какие коленки острые! Тяжелый у девки нрав! Девушка с тетей Зюльхаджой поздоровалась, как и со всеми прочими, и не обращая на нее никакого внимания, занялась своим делом.
- Ах, ты дрянь! - не выдержала тетя Зюльхаджа. - И чего нос задрала?! Ни дать, ни взять, турач, наклевавшийся дерьма! С таким нравом век тебе у отца в доме куковать! - И сразу сменив тон, принялась наставлять хлопотавших вокруг нее девушек: - Знайте, милые, да увижу я вашу свадьбу, если у девушки язык не сладкий, добра не видать! Ласковое теля семь маток сосет, а кичливому соска не перепадает!..
