Он от злости ударил кулаком по столу. Тут случайно взглянул он на бумагу — отрывок книги — в которую было завернуто выданное на службе мыло, и слово «алмаз» удивило его. Это были стихи неизвестного поэта. Средняя часть стихотворения была залита чернилами, но начало и конец можно было прочесть:
У меня в руке сверкают два алмаза драгоценных,
Два алмаза драгоценных у меня блестят в руке!
Я нашел их у потока возле вод шумливо-пенных,
Я их поднял у потока на сверкающем песке!
Я хочу теперь проверить, настоящие ли оба,
Оба ль равно драгоценны, я теперь узнать хочу…
и далее после пятна:
Я проверю, взявши камни, брошу их в костер горящий.
Брошу их в огонь палящий, и огонь ответит мне!
Но, увы, золою черной станет камень настоящий,
Лишь поддельный так же ярко засверкает и в огне!
Он подумал, что это было странное совпадение. Ему вдруг ясно почудилось (и это было впервые при свете), что сзади стоит кто-то, и не кто-то, а ясно — «он», в синих очках, — и вот-вот тронет за плечо, и тогда-то уж нельзя будет не сойти с ума от ужаса. Кровь застучала в висках, и, пересилив себя, он оглянулся: никого, конечно, не было позади. Однако оставаться в комнате стало страшно. И, задрожав вдруг мелкою дрожью, он надел шапку (шубу он дома не снимал) и пошел по лестнице, ведущей на улицу.
Так нарушилось расписание.
* * *
Шел крупный снег. Выйдя на улицу, он долго размышлял, куда идти и наконец пошел — куда глаза глядят, а поглядели они в сторону Плющихи. Стыдясь самого себя, он глядел себе под ноги, так просто глядел, а втайне думал: «Вот бы найти!» Он перешел пустой Смоленский, пошел по Плющихе и вдруг на углу какого-то переулка увидал женщину. Она была одета в шубу с волнующим изломом контуров, на голове у нее была шапочка, обшитая квадратиками, но лица ее нельзя было разглядеть, ибо высокий меховой воротник скрывал его. В руках женщина держала чемодан, облепленный снегом, как вся она. Она стояла задумчиво, будто прислушиваясь к чему-то. Когда гражданин Мечтателев прошел мимо нее, его овеял легкий аромат духов, и, сам не зная зачем, он свернул в переулок и, пройдя шагов десять, взволнованно оглянулся. Ничего нельзя было различить в снежной пелене. Красавица исчезла. Тогда он подумал, куда идет, и вдруг вспомнил: этот переулок был тот самый, названный голубоглазой дурочкой. Оглянувшись еще раз и никого не видя, он начал считать номера домов:
Первый.
Третий.
Седьмой.
Что за вздор? — Пошел назад.
Седьмой.
Третий.
Первый.
Между третьим и седьмым низенькие каменные арки с зияющими ямами, витая лестница, идущая в небо, груда кирпичей. Откуда-то вдруг возник один из недавно в Москве появившихся, вечно довольных людей в верблюжьей куртке, с великолепными рукавицами за поясом, в превосходных валенках и в белой с ушами до колен шапке.
— Не знаете, — спросил его Петр Алексеевич, — где тут дом номер пятый?
— А вот он… дом… только от него один номер остался!
— Тут старушка жила, не знаете, куда она делась?
Довольный миром человек свистнул.
— Эк, — сказал он, — не повезло старушке! Пока жива была — никто! Померла — то один, то другой! Намедни вот тоже барышня: где старушка? Узнала — так и покатилась. Я ей говорю: вы, гражданка, чем убиваться, лучше в милицию пойдите, вам там разъяснят, где ее могилка. Плачет: на что, говорит, мне могилка. Ну, говорю, ваших убеждений мы, конечно, не знаем, а только панихидку бы отслужили… Сами знаете, какой теперь похоронный процесс… Хоп, хоп да и в гроб, тяп-ляп и назад! Спиртиком не торгуете?
Гражданин Мечтателев машинально ответил:
— К сожалению, не торгую.
Довольный миром человек надел рукавицы и исчез, посвистывая.
Петр Алексеевич все ходил по переулку, но уже ничего не искал, и в сердце у него стало пусто, как в проткнутом шалуном мячике. Что-то ткнуло его сзади в ногу. Худая ободранная собака неслышно шла за ним, а еще две другие такие же сидели возле развалин, словно ждали чего-то. Петр Алексеевич, задрожав, отскочил, и, тоже задрожав, отскочила собака. Где-то близко грохнул выстрел. Он побежал.
Это какая-то чертова неразбериха.
(Резолюция на одной бумаге)
Он подбегал уже к самому своему дому, как из-за угла врезался в ночь желтый день, и, переваливаясь на снежных буграх, выплыл большой черный автомобиль. Два солнца, рябые от падающего снега, уставились вдруг в Мечтателева.
— Эй, товарищ, — крикнул голос, — женщину с чемоданом не видали?
— Товарищ, — пробормотал Петр Алексеевич, — я иду со сверхурочной работы и никакой женщины не видал!
— Ой ли?
— Клянусь вам своей революционной совестью.
Автомобиль вдруг взвыл и, взяв снежную преграду, помчался куда-то.
Петр Алексеевич отдохнул от страха и по темной лестнице стал добираться до своего жилища. Странное дело! Внизу лестницы пахло только дымом, но чем выше он шел, тем явственнее к этому запаху примешивался какой-то неуловимый аромат тонких духов. Около его двери аромат этот овеял его дурманящим облаком, и, когда, дрожащею рукою потыкав ключом, он отпер дверь, показалось ему, — конечно, это был вздор, — что кто-то юркнул из мрака следом за ним, и даже мягко задела его пола шубы. Когда, зажмурив глаза, хотел он повернуть в своей комнате выключатель, кто-то взял его за руку и шепнул еле слышно: «Не зажигайте». Наступила таинственная тишина, и только где-то над головой или под ногами раздавались переливы шопеновского вальса. И опять кто-то шепнул чуть слышно: «Спрячьте меня!.. Скажите… вы не видали на улице человека в синих очках?»
При этих словах захотелось ему закричать от страха, но он понял, что если начнет кричать, то уже не остановится и тогда-то уже наверное сойдет с ума.
А она говорила: «Ступайте посмотрите, не ходит ли он возле дома… ступайте… а меня спрячьте где-нибудь».
Он провел ее в темноте за занавеску, за которой висело его платье, и вдруг понял, что спит, но как ни хотел — не мог проснуться. Он покорно вышел из комнаты и пошел по темной лестнице, шаря мрак и боясь наткнуться на гладкое стекло круглых очков. Снег, недавно падавший тихо и отвесно, теперь мчался куда-то с бешеной быстротою. Он притаился в. нише некогда роскошного подъезда, и когда из белого мрака появился человек, тоже весь белый, Петр Алексеевич протянул в ужасе обе руки, защищаясь. Человек быстро снял шубу, кинул ее гражданину Мечтателеву и крикнул:
— Товарищ! Не убивайте! Жена, дети!
Голос был знаком.
— Иван Данилович?
— Как? Что? Фу! Ну и напугали же! Давайте скорей шубу! Озябну!
— Скажите, — начал Петр Алексеевич, — он хотел спросить: не проходил ли тут человек в синих очках, но ему тотчас стало неловко, как бывает после сна, когда спрашиваешь и тут же вспоминаешь, что это только снилось. (Но когда же он проснулся?) — Скажите… как ваши поиски?..
— Ни черта! А, где-нибудь валяется! Фу! До сих пор сердце бьется!.. Кстати, вам в домовый комитет не нужно? А то я иду. Такой декрет откопал! Умоются!
Он побежал в соседний подъезд.
Петр Алексеевич на всякий случай оглядел переулок и, никого не увидав поблизости, пошел снова наверх. Ему вдруг жалко стало, что все это было лишь сон! Вздохнув и ясно сознавая, что не спит более, он вошел в свою комнату и зажег свет.
Человек в синих очках сидел за столом и смотрел на него насмешливо. Гражданин Мечтателей ахнул и прислонился к стене.
— Pardon, — сказал гость, — я испугал вас… В эпоху керосина не было неожиданных переходов от мрака к свету, и поэтому люди были спокойнее. Я пришел к вам за маленькой справочкой… Дело в том, что одна особа похитила мой чемодан… Так вот я подозреваю, что она скрывается у вас! Да вы не думайте отмолчаться. Потому что, видите ли, mon lres cher [Мой дорогой друг (фр.)], у меня есть данные (он понюхал воздух). Во-первых, этот запах, а во-вторых…
Он указал в угол комнаты.
Там стоял чемодан, обклеенный квитанциями всего мира, а под ним чернела лужа растаявшего снега.
Человек в синих очках взял чемодан, подошел к Петру Алексеевичу, хлопнул его по плечу и сказал:
— Надо быть хитрее!
Он ушел. Скоро внизу хлопнула входная дверь, словно выпалили из пушки. Гражданин Мечтателев, все еще дрожа, глядел на ситцевую занавеску. Она не шевелилась. Не умерла ли притаившаяся за ней таинственная воровка? Он тихо подошел и приподнял ситец.
За занавеской никого не было.
В это время глаза кормчего не стали являть ему ничего истинного; все небо двигалось по новым законам; самая земля изменилась.
Фенелон. Странствования Телемака
Было утро, и кто-то стучал в дверь все громче и громче. Гражданин Мечтателев приподнялся с ковра, на котором вчера не то уснул, не то упал, потеряв память, и при свете дня уже не так робко крикнул:
