он же растренирован, и после простуды, да,
но сделать ничего нельзя.
Зайду к нему вечером, если буду жив, он был великий стайер, завтра если выиграю, куплю самую невероятную вещь, чтобы они ахнули,
если выиграю, побегу в следующий раз в этом самом,
странно, я не привык, что сторожат, да Спенсер. Он в прошлый раз иначе, и либо что-нибудь придумал, либо у него что-то не то.
Когда я защищал диплом, меня спросили, трудно ли пробежать
столько.
У меня были моменты, когда я делал это легко, легче Джибы, но всегда с паршивым результатом.
Чего еще могут потребовать?
Из двух девятнадцати здесь могут выбежать человек двенадцать
с Войтошеком, но он уже отпал.
Это не шахматы, а было бы похоже, если каждый знал, чего можно ожидать, что каверз сам себе не подстроит. Более или менее видно, кто насилует себя, а кто нет, хотя все держатся, то есть они, а кое-кто совсем молодцом, и по наивности беспокоятся за остальных.
Да и из двенадцати человек четыре уже не очень правильно
ногу ставят.
Очень легко
не пойму, только что было девять, слишком рано, я бы предпочел не раньше, чем через три. Она меня обманывает
Странная мысль, но я имел в виду только легкость и больше никого, зря выдум
глупо иметь претензии к женщине. От раздражения и усталости сцена ревности на бегу.
Он и научил меня тащить лишнего за собой, через все на свете, как мимо этих деревьев,
каждый делает свое дело, и мещанство, да и глупо поддаваться собственным слабостям, им поневоле поддаешься
а потом, если не борешься, начинаешь потакать. Не знаю, как я бы рассуждал, если бы она не была замужем, но это мое счастье,
мы невесомы, все, конечно,
и выдумываем все себя
еще слава Богу, меня научили сглаживать, потому что это может обойтись в несколько лишних километров,
и невозможно не быть за простоту.
Можно еще держать перед глазами разные мирные картинки, но когда нет народу, самая идиллия
стоит только открыть глаза пошире, но она не успокаивает, и нельзя вспомнить и вообще вспоминать женщин, а лучше футбол, или пикник с родителями, а женщин, смех и грех, только за километр или два, как будто тогда до размышлений.
Мне показалось болгарин устал, но нет, он ничего, только мы подтянулись, и наверняка будем еще ближе, но только вот,
черт, чудо, Шмидт пошел вперед, решительнее Джибы, словно забыл, на каком он свете и как он всегда делал, и не первый
день,
странно, он хочет выиграть, так эксцентрично, и напрасно, это
искусство, в таком деле
оставайся тем, чем всегда был, и даже если не получается выиграть,
не форсируй раньше времени, а
у тебя только дыхание и ритм лучше, чем у других, то не лишаться же
и этого, и уж лучше обо всем забыть и положиться тихо на случай. Втроем, и вынудил увеличить темп, может, и не так глупо, но они зря попались
нет-нет, впрочем, он-то мог бы и один, а они не дают, он пойдет первым, не сейчас, так через километр или два, а остановиться
они не дадут и как фору, теперь он потащит, но он не как захочет, а как они решат, и Джиба, за то, чтобы сбить, все отдаст,
и он, конечно, лучший бегун в мире. Но только это,
наверное, сделает болгарин, так как
он вроде впереди еще.
А самое странное, разрыв тот же, разве что не уменьшился. До ужаса, пойти бы вперед самому, и резкий рывок, вместе с ним, чтобы
потом поиграть в единоборство
Я не думал, что это так трудно, труднее, чем таскать кожу от Лисиппа к Финею. Никто не мерил точно расстояние отсюда до Афин, но, говорят, в нем много стадий.
И к винограднику от моря
и обратно с ягодами и
вином.
Я никогда не бегал так далеко от деревни к морю поменьше,
К счастью, Соронт разрешил снять оружие,
в доспехах глаза бы выскочили из орбит и трепыхались,
А на самом деле не так страшно,
если не стараться слишком правильно,
Слишком Соронт сказал, что я могу доставить известие до захода солнца, до захода,
он не спросил,
Я испугался,
Как ни крути, это
Страшно, Очень лестно, стратег
Сказал
Если остановлюсь
Нет
когда убили
Тилис лучший атлет
в Греции.
Я участвовал и больше
не буду, но
плохо, не только его,
и других, неизвестно, где они,
и я побежал по милости
никто не может пробежать быстрее меня.
Он меня проводил.
Приветствие Падарху,
Все, что угодно,
чтобы быть в Афинах до захода,
Бессмертным богам
Человек
и ни одной скотинки, я в первый раз видел человека у тяжелого камня,
где лес оборвался у круглого пригорка, дово
довольно гладко, я бы на арене бо
я предпочел бы голым, нельзя
Почему Афины так далеко? Это проклятие и эта битва так далеко стало
все, все, что было, и теперь неразличимые морды животных
И я с трудом вспоминаю Мелу, они так далеко и долго бежать.
Адский труд, потому что бегу не домой, а меня туда послали, и я все расстояние пройду, не забывшись, не могу забыться, это
оттого, что думаю о том, что уже было,
то есть как же
о Марафоне, и ничего подобного ему не было никогда, потому что им
пришлось уйти
Бег отличается от ходьбы,
Это плавное покачивание, когда
правильно дышишь,
а ноги переходят сами собой, это бесплотное
движение, пока не вызывает мук,
В грязь не страшно,
горячий,
дождя сегодня не могло быть, это старая грязь,
тут прошли, когда правый фланг
вперед, но не было,
это осталось от прошлого
два или три дня,
странно, битва была
сегодня
Мягкая земля, раскисшая
чуть-чуть, и застывающая,
Легче, чем по твердому,
камень был ближе к морю,
Я хотел спросить у старика, чем кончилась битва при Марафоне,
и пробежал уже не меньше четверти пути,
но я не знаю, сколько нужно времени, до захода,
или нет, это вчера,
Я не знаю, меня катит,
как морская волна, тяжелая,
странно, не было никакой легкости в ногах, ни в голове, это тяжелая работа,
но не тяжелее, чем таскать мешки, просто драка.
А мне приходилось совсем недавно и раньше всегда.
Может, поэтому я выступал так неудачно. Не та подготовка,
Такой как сегодня никогда не будет. Вряд ли кто-нибудь еще пробегал столько, Получу венок.
Я бегу все-таки один, и это и лучше, и хуже, но меня послали только потому, что он убит. Если бы не было победы и они были бы здесь, могли бы и не послать.
Он был бедно одет, но, по-моему, доволен жизнью и ни о чем не беспокоился.
Едва ли меньшее чудо, чем сама победа.
Здесь долина, самая богатая земля,
Он возился и не посмотрел толком и не поднялся
иначе я не буду до захода солнца И они будут в страхе, потому что завтра он будет у стен города, и это правда
могло быть, я не могу остановиться,
Она подумает, наверное, что я убит,
Неясно, сколько я уже бегу.
Если и можно измерить время, то уж никак нельзя унести с собой, знать, сколько прошло, можно только стоя на месте, или положиться на интуицию. Когда бежишь, с ним вообще не так, не так,
как в "Алисе",
думаешь одно, получается, что она против тебя, что бы ни замышлял, как трение, точно так же земля, жидкая грязь, не сопротивляется, когда ставишь ногу, но цепляет ее, когда хочешь поднять,
я был уверен, все утрясется, и так и есть, только все вместе идут немного быстрее, то есть человек двадцать, или поменьше, остальные отстают, и Шмидт не догнал болгарина, потому что он не позволил, и идет метров
пять, а он ничего не хочет признавать, и
за ним Джиба, как на пикнике, но разрыв от силы метров семьдесят, однако
сейчас будет тринадцать, лучше знать,
я его спросил, так ли это, он нет, проку чуть, надо, конечно, что еще долго, и в конце, а лучше не думать,
я всегда знаю с точностью до минуты и пары сотен метров, меня научил Джимми, а его еще кто-то,
как будто временем можно управлять, что-нибудь сделать,
и тут только забавно, что его бы не замедлить, а ускорить.
Приходится не просто смотреть,
вообще, только на ноги,
смотреть на них, ничего не могу понять, как будто первый круг,
легче, чем обычно, и тянет прибавить, хоть плачь,
но странные ощущения у ступней, как будто горячий ободок, или лапти давят,
но если придется расплачиваться только этим, пусть их хоть отрежут.
Это тоже не как обычно, становится ясно, конечно, будь что будет, но это каша, а не слоеный пирог, оттого, что бежим быстро, из двух десяти, и те, кто сзади, сильно отстали, а нас тут до
дикости, до неприличия, хм, много, не двадцать, но человек пятнадцать есть, то есть эта троица метров на сто и мы метров на сто еще за ними, я, кажется, понял, чего Спенсер хочет, и как двойные часы,
и думает, что если я что задумал, он из-за спины обманет, а если
нет, поскачет на длинных ногах,
я мог бы шутя сделать чемпионом Джибу, потому что
