(Входятъ Тураевъ и Ник. Ник.).
Ник. Ник. А-а, свадьба. Браво, Евгеній Ивановичъ, Ксенія, поздравляю!
(Тураевъ подходитъ къ Ксеніи и цeлуетъ руку).
Тураевъ. Вотъ онъ, свeтъ-то полей! Вотъ она, королева наша!
Фортунатовъ (женe). Какое доброе предзнаменованіе! Мари, милая, ты не находишь, что это страшно хорошо, что мы пріeхали именно сегодня, въ такой радостный день! Я снова утверждаю – я предчувствовалъ, что здeсь должно произойти что-то превосходное. Мари, развe я не говорилъ тебe, что мое сердце расцвeтаетъ? (Подходитъ къ Ксеніи и цeлуетъ руку). Поздравляю отъ всей души. Я не такъ молодъ, какъ вы, но мое сердце всей силой отзывается на зрeлище высокихъ радостей жизни.
(Марья Ал. весело смeется).
Марья Ал. Рeчь произнеси, рeчь. (Хлопаетъ его по плечу). Ахъ ты, другъ ты мой сердечный!
Фортунатовъ. Чего ты смeешься, Машенька? Право, я, кажется, ничего смeшного и не говорилъ.
Марья Ал. Ты просто очень милъ… очень милъ.
Ланинъ. Господа, прошу покорно. У меня найдется по бокалу добраго вина. Надо чокнуться. (Хлопаетъ Фортунатова по плечу). Идемъ въ столовую, профессоръ, пока достанутъ вина, я покажу вамъ масонскія книги – здeсь осталось кое-какоестарье.
Фортунатовъ. Неужели? Это крайне интересно!
Ник. Ник. Парами идти. (Марьe Александровнe). Вашу руку.
Марья Ал. (Колe). Прозeвали, господинъ радикалъ.
Коля. Во-первыхъ, я не радикалъ, а анархистъ.
Марья Ал. А во-вторыхъ?
Коля (сердито, сконфуженно). Во-вторыхъ ничего.
Марья Ал. Ну, дайте руку хоть Наташe. (Уходятъ).
Наташа. Съ Колей идти? Ладно, что подeлаешь! Наше дeло дeвичье. (Прыгаетъ, но какъ-то натянуто). Коля, будь хоть ты моимъ рыцаремъ, если другіе не хотятъ.
(Подъ руку съ Колей выходитъ за всeми. Тураевъ и Елена остаются).
Тураевъ. Что-жъ, Елена Александровна, мнe тоже вамъ руку подать? Помните, что сказалъ нынче Александръ Петровичъ? Я вашъ старинный рыцарь.
Елена. Петръ Андреичъ, вы меня очень трогаете.(Вздыхаетъ). Но сейчасъ мнe не хочется еще идти. Знаете, я какъ-то затуманена. Столько чувствъ, думъ, событій… не могу быть покойной. Фортунатовъ говоритъ, что здeсь напряженная атмосфера. Это, пожалуй… вeрно. Скажите: вы ничего не замeчаете?
Тураевъ. Какъ сказать…
Елена. Пошли пить за нареченныхъ, это прекрасно… Но все ли здeсь-то благополучно, въ усадьбe?
Тураевъ. Если говорить правду… Наташа меня немного смущаетъ.
Елена. Наташа…
Тураевъ. Можетъ быть, я ошибаюсь, – но она не ребенокъ. Больше того…
Елена. Вотъ какъ! Вы… замeтили!
Тураевъ. Въ ней есть настороженность… острота любящей дeвушки. Мнe даже показалось, – но тутъ я отказываюсь понимать.
Елена. Что отказываетесь понимать?
Тураевъ. По-моему, она ревнуетъ.
Елена. Можете больше не говорить. Вы увeрены, что да, что она влюблена?
Тураевъ. Почти… увeренъ.
Елена. Я такъ и знала. (Ходитъ взадъ впередъ, въ волненіи). Ужъ я замeчала, она смотритъ на него по особенному, по особенному смeется. Но здeсь, въ деревнe, все усилилось. Точно ей овладeлъ духъ какой то любовный. И эта восторженность, слезы, ну, я понимаю. Она влюблена… въ отчима. Въ Николая… вотъ какъ.
Тураевъ. Мнe было тяжелоназвать это имя.
Елена. Что подeлать, это такъ. Я не знаю одного – насколько серьезно. Да… тутъ ничего нeтъ удивительнаго. Николай нравится многимъ. Мнe самой нравился, когда выходила за него замужъ. Но чтобы моя дочь.. я, конечно, не ждала. Чего не бываетъ! Петръ Андреичъ, вы преданный другъ?
Тураевъ. Я? (Подумавъ). Я даже слишкомъ преданный, Елена Александровна.
Елена. Я такъ и знала. (Подходитъ къ нему). Я вамъ могу сказать многое, чего не скажу другому.
Тураевъ. Я слушаю.
Елена. Должна вамъ сообщить странную вещь. Очень странную. Какъ по вашему чувствуетъ себя мать, у которой дочь влюбилась въ отчима? (Тураевъ разводитъ руками). Ну, конечно, я понимаю, неважно она себя чувствуетъ. Страдаетъ за дочь? Къ мужу ревнуетъ? Такъ вотъ и оказывается, что нeтъ, и не ревнуетъ, и даже дочерью не очень занята. Это скверно, можетъ быть, даже преступно… но поди же ты. Мать думаетъ совершенно о другомъ.
Тураевъ. Значитъ – отвлечена.
Елена. Отвлечена! Отвлечена! (Садится около него и смотритъ робко). Петръ Андреевичъ, милый мой!
Тураевъ. (закрываетъ лицо руками). Зачeмъ вы меня такъ называете?
Елена. Что же? Вы добрый, старый другъ!
Тураевъ. Старый другъ! Старый другъ!
Елена. Папа смeялся нынче надо мной, говорилъ, что я влюблена.
Тураевъ (смотритъ въ сторону неподвижно). Онъ вовсе не смeялся.
Елена. Какъ такъ не смeялся?
Тураевъ. Папа нынче не смeялся. (Молчитъ).
Елена. Ну, влюбилась… Ну, да, да… что же теперь дeлать?
Тураевъ. Ничего.
Елена. Дядя Туръ, не осуждайте меня. Еще заграницей когда я въ первый разъ встрeтила его, онъ меня поразилъ. А-а, вы его не знаете. Между тeмъ, это замeчательный человeкъ. Его считаютъ немного за чудака, онъ говоритъ иногда странно. Но это только для тeхъ, кто не вслушался въ него.
Тураевъ. Онъ понравился мнe сразу.
Елена. И уже тамъ я поняла, что этотъ странный и, какъ кажется, несчастный человeкъ побeдилъ меня. А когда я увидeла его нынче… Нeтъ, должно быть всe мы здeсь немного полоумные.
(Входятъ Ланинъ съ Фортунатовымъ).
Ланинъ. Да, многоуважаемый профессоръ. Таковы наши владeнія. И вонъ тамъ, у пруда, самое замeчательное мeсто. Можно сказать, историческое мeсто: статуя богини любви. Венера-съ. Что вы думаете, восемнадцатаго вeка… дeдомъ изъ Франціи вывезена. Тамъ этакія скамейки, и со временъ старинныхъ на дубахъ, березахъ вырeзаны сердца пронзенныя, и тамъ въ любви всегда объяснялись, хе-хе, это какъ бы мeстное божество, хотя у него и отбиты руки. Да, покровительница любви, устроительница величайшихъ кавардаковъ.
Фортунатовъ. Какъ это интересно! Скажите, пожалуйста, вeдь, Елена Александровна не показала мнe ее!
Ланинъ. Что же ты это, мать моя? Слона-то, можно сказать?
Елена (встаетъ; улыбаясь, растерянно). Ахъ, да, я вамъ не показала, дeйствительно. Но время еще будетъ.
Ланинъ. А вина-то несутъ? (Въ окно дома). Винца-то, винца?
(Входятъ изъ дома Марья Ал., Ник. Ник., Коля).
Марья Ал. А мы ждемъ тостовъ. Ахъ, какая зала у васъ, Александръ Петровичъ!
(Лакей вноситъ на подносe шампанское и бокалы).
Тураевъ (Ланину). Как вы сказали про Венеру? «Устроительница величайшихъ кавардаковъ?»
Ланинъ. Разумeется, душа моя. Все она мудритъ. За нее сейчасъ выпьемъ.
Тураевъ (задумчиво). Да-да-да-а…
Ланинъ. Гдe-жъ виновники торжества? Спрятались? Гдe они тамъ? Да еще бы бутылку. (Лакею). Еще бутылку! (Всe берутъ бокалы. Входятъ Ксенія и Евгеній). Ну, вотъ, за нихъ, за молодость, за любовь, за Венеру, такъ сказать, за счастье.
(Всe обступают помолвленныхъ, чокаются. Голоса: «Браво! Поздравляемъ! Счастья!» Вбeгаетъ Наташа и сразу становится шумно).
Пригорокъ въ паркe, окруженный старымидубами. На скамьe, лицомъ къ зрителю, Ксенія и Наташа. За ними статуя, къ ней примыкаетъ въ глубинe сцены бесeдка. Направо внизу, сквозь деревья, виденъ прудъ. Теплая вечерняя заря.
Наташа. Скучно съ ними. Сидятъ, какъ сычи, ждутъ, пока клюнетъ. По моему, если ужъ ловить рыбу, такъ раздeться, неводъ взять… А такъ скучно. Ксенія, отчего это мнe все скучно?
Ксенія. Ты какая-то другая стала, Наташа, я замeчаю тоже.
Наташа. Все мнe не нравится, все плохо. Деревья-бъ эти срубила, прудъ спустила, разбила бы въ клочья эту каменную дуру. Скажи, пожалуйста: голенькая, и какъ будто улыбается.
Ксенія. Ну, Наташа, дай тебe волю, ты камня на камнe не оставишь.
Наташа. Я ужъ такая уродилась. Если мнe хорошо, весь свeтъ Божій зацeлую. Плохо – пропадай онъ пропадомъ.
Ксенія. Ахъ, Наташа, ты воинственная.
Наташа. Я воинственная, а ты невeста. Вы, невeсты всe такія тихони. (Обнимаетъ ее). Дорогая, не сердись, со мной что-то дeлается. Ты не тихоня, ты невeста. Тебe все хорошо.
Ксенія. Я другого характера, Наташа!
Наташа. Ты страшно тихая и серьезная. Я тебe завидую. Ты любишь своего Евгенія, онъ тебя любитъ… вы имeете такой видъ, какъ будто готовитесь, постомъ и молитвой… (смeется) къ чему-то такому очень важному…
Ксенія. Это, вeдь, такъ и будетъ. Мы соединяемъ наши жизни.
Наташа. Ну, я знаю, знаю. Ты, Ксеничка, всегда была такая… умная. Я тебя немножко даже боялась, Ты все Евангеліе читала, я помню. И разныя философіи.
