- Антисемитские вещи говорите, профессор, - произнес Василий голосом доктора Борменталя, наливая Белокурову водку.
- Никакого антисемитизма! - подыграл Василию Белокуров, изображая интонацию Преображенского. - Кстати, вот еще слово, которое я совершенно не выношу. Абсолютно неизвестно, что под ним скрывается. Никакого антисемитизма в моих словах нет. Есть здравый смысл и жизненная опытность. Думаете, я не люблю евреев или американцев? Я всех люблю, как люблю все цвета радуги, ибо их создал Бог. Но когда меня настойчиво начинают подозревать в том, что я, к примеру, ненавижу фиолетовый или сизый цвет, я начинаю тайно нервничать и поначалу доказывать свою любовь к сизому и фиолетовому. Потом, само собой, эти цвета и впрямь начинают меня раздражать, особенно если меня то тут, то там дергают: "А почему у вас галстук не сизый? Вы что, антисизит? А почему у вас носовой платок не фиолетовый? Вы что, фиолетофоб?.." Кстати, а почему вы, Василий, себе не наливаете водки, а только мне и Элладе? Вы что, водконенавистник?
- Нет, - засмеялся Василий застенчиво, - я, грешным делом, люблю ее, но даже ради такого гостя не могу нарушить... Готовлюсь к исповеди и причастию.
Тут Белокурову сделалось стыдно. Ведь он-то здесь выступал в роли властителя дум, причем дум русских и православных.
- М-да, - засопел он. - А я вот в этом году опостоволосился. Только в первую неделю постился, а потом вдруг не смог. Одолело меня всемирное паскудство.
- А я тоже с вами опостоволо... шусь или сюсь? - заявила Элла.
- Сюсь! - засмеялся Василий.
Что-то он много смеется. Волнуется, смущен. Славный малый. Хоть и ровесник, а явно в большей степени ребенок, нежели Белокуров. Чокнулся с женой и гостем рюмкой боржома, закусил грибком. Как можно грибком соленым боржом закусывать?! Белокуров в последний раз устыдился своего безбожества и подцепил на вилку кусок сала, а потом и копченой колбасы.
- Я гляжу, у вас там Ермолов, - указал он той же самой вилкой на карточку. - Не приведи Бог, какой-нибудь чеченец к вам в гости заглянет. Да! Вы представляете, какая тут история! На днях является ко мне один майор и рассказывает нечто совсем неправдоподобное.
- Больше всего на свете люблю неправдоподобное, - заерзала на своем стуле Элла. Кроме кресла и двух стульев, больше здесь сидеть было не на чем. Они что, всегда только одного гостя приглашают к себе или у соседей одалживают сиденья?
- Да, представьте себе. У этого майора служил солдат по фамилии Ермолов. И вот, как на грех, попадает он в плен к чеченам. Ну, думает, Белокуров издал языком щелчок пинг-понгового шарика, - крышка!
- Бедолага! - сочувственно покачал головой Василий.
- Напрасно вы его жалеете, - усмехнулся Белокуров.
- Что, неужто они его не разорвали на части? - удивился Василий.
- Поначалу, конечно, хотели, - ответил гость. - Как увидели: "Аллах кирим! Сам Ермолов к ним в лапы!" Хотели на мелкие кусочки разрезать. Но тут вдруг один из них умнее оказался и не дал его на растерзание, а повел к полевому командиру и продал ему за двести долларов. Тот, в свою очередь, перепродал командиру посолиднее, уже за две тысячи. Этот солидный стал готовить Ермолова для перепродажи, кормил его хорошо, не давал в обиду. Хотя руки у него чесались: какая слава-то, своими руками расстрелять Ермолова! Но выгода все же перевесила. Через месяц сыскался хороший покупатель, взял у него Ермолова за двадцать пять тысяч долларов, две букеровских премии. Этот тоже хотел зарезать бедолагу, как вы выразились. Но и у него денежный интерес оказался выше ичкерских амбиций. Другой герой, один из тех, кто носит у них там медаль "За взятие роддома в Буденновске", перекупил Ермолова за сорок тысяч и тоже хотел публично казнить. Каков гром на весь Кавказ! Шамиль зарезал Ермолова! Но тут вдруг этот солдат обнаруживает неслыханную смекалку и предлагает иное. Не казнь, а обращение Ермолова в мусульманство. Еще громче! Шамиль обрезал Ермолова в ислам!
- Ничего себе! - покачал головой Василий.
- Да что ты его слушаешь! - воскликнула Элла. - Ведь это же Белокуров! Он все выдумал. Если б и впрямь такая история приключилась, давно бы телевизор нам все уши прожужжал.
- Выдумали? - спросил Василий.
- Выдумал! - махнул рукой Белокуров. - Наливай!
- Страшный человек! - прорычала Элла, беря за талию бутылку.
Они выпили еще. Потом еще. Вечер продолжал радовать Белокурова, и он не спешил звонить домой, хотя и видел, что для постящегося Василия наблюдать в своем доме гульбу - мука.
- Завтра обещаю ни водчинки, ни ветчинки, - говорил гость, закусывая кислой капустой. - Вообще голодать буду. И впрямь хамство - накануне Пасхи...
- Оттого-то мы и погибаем, - тихо вздохнул Василий. - Но вы не думайте, Борис, это я не в упрек. Сам не так давно начал строго соблюдать посты. Четвертый год только.
- А завтра он уезжает к своему духовнику, отцу Василию Перепелкину, сообщила Элла. - Слыхали о таком?
- Читал где-то, - стал припоминать Белокуров. - Это который, кажется, где-то в Ярославской области в селе храм восстанавливает?
- Нет, в Ярославской - отец Сергий Вишневский, я у него тоже бываю иногда, - сказал Василий. - Отец Василий по его примеру покинул московскую благополучную церковь и уехал на землю предков, поселился в погубленном приходе между Тверью и Торжком. Хорошо у него. Если хотите, вместе поедем.
- Поедем, - тотчас искренне согласился Белокуров. - Только я завтра еще должен оттарабанить в своем колледже. Я мировую историю преподаю австралопитекам в Первом московском бизнес-колледже имени Рокфеллера. А в субботу - готов ехать.
- Нет, я завтра должен, а вы приезжайте в субботу. Я вам сейчас подробный путеводитель составлю.
Василий переместился за письменный стол и начал чертить план поездки к отцу Василию. Белокуров положил свою руку поверх руки Эллы и сказал, сам наливая себе и ей водку:
- Стало быть, вы Эллада, а он над вами - василевс?
- Я, кстати, два года назад по велению этого василевса крестилась, приняла имя Елизаветы, вот моя святая. - Она показала Белокурову маленькую иконку алапаевской мученицы Елизаветы Федоровны.
Василий закончил составление путеводителя, передал его Белокурову и завел магнитофон, из которого потекли звуки старых русских военных маршей.
- Жаль, что нельзя танцевать, - вздохнул гость. Ему страшно хотелось покружиться в танце с Эллой, но он понимал, что уже достаточно испытывал православное терпение хозяина дома.
Но если не танцевать, то хоть подурачиться немного.
- А я умею с закрытыми глазами угадывать цвета предметов, - объявил он увлекательно.
- В этом можно не сомневаться, - сказала Элла.
- Нет, я серьезно... То есть...
- Ага! Ага!
- Ну как по-русски сказать "серьезно"?
- Ну... Не шуча. Без шуток.
- По правде, взаправду... А давайте у Даля посмотрим.
- Не тормошите Владимира Ивановича. Лучше давайте проверим мой феномен... Тьфу ты! Мой хромомен. Вот я закрываю глаза. Только мне нужно при этом держать руку испытателя. Разрешите, Эллада, я буду держать вас за руку? Вот так. Теперь прошу.
Он закрыл глаза и увидел красное. Ну конечно, первым делом обязательно возьмут красное.
- Какого цвета это? - прозвучал голос Эллы.
- Кррасного! - прорычал Белокуров.
Он открыл глаза и увидел в пальцах у Эллы маринованный помидорчик.
- Еще!
- Сколько угодно.
Теперь, закрыв глаза, он увидел зеленое. Не иначе на сей раз огурчик.
- Зелень.
Открыл глаза и увидел в руке у Эллы шляпку соленого гриба, повернутую к нему зеленой изнанкой-бухтармой.
- Это похлеще, чем издание "Бестии", - засмеялась Элла. - А еще?
- Пожалуйста.
На сей раз был угадан белый цвет скатерти. Затем - оранжевая шкурка мандарина. Пятым испытанием был фиолетовый цвет графинного стекла.
- Не люблю фиолетовый! - сказал Белокуров с закрытыми глазами.
- Ну вот, а врали, что любите все цвета радуги.
Бросив взгляд на Василия, Белокуров заметил, что тот сердится, хочет поговорить о чем-то важном, а тут - баловство.
- Вообще-то хватит мне вас дурачить, - вздохнул гость. - У меня в веках просверлены малюсенькие дырочки, сквозь них-то я и вижу. Это я еще в детстве себе просверлил, чтобы подглядывать, как девчонки на пляже переодеваются.
- А почему же тогда только цвет? Разве очертания предметов вы не можете угадать? - спросил Василий.
- С возрастом дырочки подзаросли, и с очертаниями предметов трудно. Я же вижу только крошечный участок угадываемого.
- Еще что-нибудь угадайте! - взмолилась Элла.
- Черный! - сказал Белокуров, не закрывая глаз.
- Точно! Я как раз хотела показать на свое платье. Значит, вы все-таки не подглядываете, а угадываете.
- А что это, все шли русские марши, и вдруг - "Дойчланд юбер аллес"? удивился Белокуров, прислушиваясь.
- Да, действительно, - улыбнулся Василий. - Это марш Кексгольмского полка, в него вкраплен кусок из немецкого гимна.
- Надо же! А я и не знал о таких вещах. А вы, Василий, чем занимаетесь в Коломенском?
