Ознакомительная версия.
Зачем вы сделали у нас революцию?
Остальные НАШИ мальчики вокруг отвечали:
Не мы, мол, дедушки наши - паганые мудаки,
и с еще большим чувством, чем прежде, затягивали: "...Поручик Голицын, раздайте патроны...". Ну, это - которые мальчики. А мужики - жестоковыйные питерские фарцовщики, санитарные врачи и контрабасисты - мрачно шли в Овир. Мужики в этом городе никогда друг друга не любили. У нас ведь тут та самая ЧУЖА ДЕРЕВНЯ, в которой:
Мужики дерутся, топорами бьются
А по будням там дождь, дождь,
А по будням там дождь, дождь
А по будням там дождь, дождь,
А по праздникам... дождь!
Всегда они различали - кто какого роду- племени. И в пору моей юности после бесконечного просеиванья, прочесыванья этого города кровавой расческой (последние коренные питерцы перемерли в блокаду - им, НЕВАЖНЫМ людям не выпало ни пайков, ни эвакуации), - опять МОИ выжили лучше - дедушка вот вовсе убежал в 47-м. Убежал из "Вечерки" в Мурманск, штурманом на селедошный флот и до 53-го пахал на ледяной каторге - но за зарплату и, зная, что дети не в детском доме, а дома - на Моховой. А моряком он уже давно не был - с 24-го:
- Партия дала мне в руки перо!
На войне он, конешно, опять воевал изо всех сил и высаживался прямо на эту самую МАЛУЮ ЗЕМЛЮ с морским десантом.
Отчего и умер впоследствии, когда ему было 74 года. Это вышло вот как:
В 72 он стал капитаном спасательного катера в питерской
команде водных скутеров, они там все время
опрокидываются на соревнованиях и их надо вылавливать.
В общем,, поехали они на соревнования в Сталинград, и дед встретил моряка,
с которым тогда ходил в этот морской десант. И сели они выпить и пили десять
дней.
А потом он приехал домой - счастливый - наша команда всех победила, на следующий день утром вышел за газетой, встретил соседа - тот рассказал ему анекдот, дед вернулся, стал рассказывать этот анекдот бабке - рассмеялся и умер. В одно мгновенье. Не факт, что такую смерть посылают святым - им может и мучительная полагается, но я уверена, что такую дарят - только чистой душе. Каждый, наверное, о такой мечтает.
Он так и остался для меня идеалом мужчины - мой худой, похожий на беркута революционный дедушка. Я знала, что надо за него отвечать - только не знала что ответить. Я вообще растерялась от этой гражданской войны, так вплотную подступившей - это друг друга они не любили, а меня то они любили все подряд, и я их в ответ - всех подряд, не разделяя на наших и не наших и всеми возможными способами - от минета до эпистолярного романа, от групповухи до Светлой Братской Любви. Я умудрилась почти ничем кроме любви до 30 лет не заниматься, все остальное (фильмы, спектакли, картины, песни...) делалось между делом и являло собою некий жмых - отходы основного - любовного производства.
В основном любила я (как настоящая героиня настоящей антисемитской прозы) гениев русской культуры. И захватывала их в плен! Как впрочем, и они меня. Когда любовь перетекала в нетелесные формы, происходил обмен пленными. Еще немножко я любила местечковых евреев - за родственность и голубые глаза, иногда казанских татар, сибирских латышей, обрусевших украинцев ну и донских казаков само собой.
Этим в моем круглом мире завершалось слово "Русь", которую я единственно и любила всегда, по завету дедушки, который в 17-м году с оружием в руках ... трофейная моя Русь.
Меньше всего перепало от меня любви дворянам и питерским еврейским интеллектуалам - эти мне всегда казались не мужиками, а мальчиками - у них и дружить получалось между собой, и я с ними дружила, а влюбляться не могла на них одинаково лежит печать вырождения: талант, слабость и мечтательность, и похожи они друг на друга - князья и потомки древних мудрецов, а я то полная дворняжка! Земляная - деревенская - первобытная. Если я с таким лягу, моя душа - грубая, его нежную душу - заспит.
В общем, все эти разговоры велись именно со мной. И Ромка Смирнов именно мне кричал:
Я - русский человек! Обьясни, почему я должен работать в русском театре у жида Додина?
Ромка был красивый - полу-цыган и пел чудно, а работал он режиссером. В театре. У жида Додина.
Жид-Додин должен писаться через черточку, как Змей-Жидовин. Это вероятно и есть один и тот же персонаж. И он бедного Ромку - к себе в театр заманил и мучил. Репетиционным процессом. Жид-Додин перепутал - посчитал Ромку за Иван-царевича - то есть человека, берущего свое трудом и смекалкой. А Ромка - классический Емеля - он любит чтоб на печке - и быстро. На эмоциях и на обаянии. Иногда еще храбрость участвует.
Главного Емелю русской истории - Гришку Отрепьева народ не уважает. Не пишут о нем романов, не снимают кино. Только Марина помянула его, пишучи о Марине:
В маске дурацкой лежал
С дудкой кровавой во рту
Ты - гордецу своему,
Не отершая пота...
Жалко, что про Гришку не снимают кино, Ромка гениально сыграл бы его себя. И стало бы понятно - почему толпами сдавались, почему впустили поляков на Москву.
Так они и бьются по сей день - Емеля с Жидовином-Змеем. За Россию любимую Невесту. А я уж и не пойму - сама-то я - жидовинская дочка, которая влюбилась и вынесла ключ от темницы?
Не влюбилась и не вынесла. Тогда, все это слушая, увидела за этой сказкой много чего интересного. И даже Германию тридцать третьего года. Схватила дите, и валить отсюда подальше. Ладно, если тетя не приедет, останусь как дурак с чистой шеей...
Ромка принес ко мне гитару Башлачова, и две недели она стояла в комнате. Пару раз они звонили с Башлачовым по-русски, с угла - хотели зайти - познакомить нас, а я была занята чем-то, а потом Башлачов взял и вышел в окно.
А мы оба уехали на Запад и там мне пришлось стать русской - там тебе давали деньги за то, что ты еврей, могли целый год давать, а мне через три месяца перестали - потому что я сказала, что еще не нашла своего Бога и не решила куда же мне идти - в синагогу или в православную церковь - возраст еще такой - 30 лет - можно думать над этим и дальше. Ведущий у меня был хасид, и он нас с Полей немедленно после этого от денег отлучил. Слава Богу, уже львовские хозяева были. А я никуда не ходила еще долго - лет пять, потом все же стала ходить в русскую церковь - совсем маленькую, куда ходят все художники, поэты, выкресты и прочая шелупонь и на крестный ход шепчутся, как в деревне, (или как в синагоге):
Глянь-ка, Машка вона - с мужиком пришла и платок новый...
А Ромка в Германии стал еврей (так он пишет в своих мемуарах - с немного виноватой обаятельной своей улыбкой - ну понятно же, ребята - Запад, бабки, тяжело в общем,).
Из-за тебя, сука, я прожила тринадцать лет в Америке, и со мной случилось, все, что случилось.
А ты поиграл год в Заграницу и вернулся. Теперь я тоже вернулась, и мы мирно гуляем по каналу Грибоедова - оказывается, мы друг по другу соскучились. Что тут скажешь?
Уж если ты, бродяга безымянный
Смог обмануть чудесно два народа,
То должен быть, по крайней мере,
Достоин своего обмана...
Все мы нынче и Змей и Невеста. Напиши мужскую историю про Гришку Отрепьева, а я - женскую про Парашу Жемчугову. Пусть снимут кино и поставят спектакль.
Там, в Америке я видела другое - я видела русских женщин - "еврейских подстилок", которые сначала принимали на себя все, что было за это положено тут - увольнения с работы, сидения в отказе, издевательства в Овире и т.д., а потом там - в Хеасе - гордо доставали свой нательный крест - и прощай Найана с ее деньгами, бесплатными курсами и ортопедическими матрасами.
- У нас - только для евреев, а вам - в Толстовский фонд - там денег не дадут, но иногда могут выдать шкаф или табуретку.
И шли они мыть полы, пока другие шли на курсы английского.
Единственный комментарий - у всех этих теток - все в Америке сделалось хорошо - и с деньгами, и с любовью, и с детьми. Господь их все же разглядел. Нужно об этом сказать, не плачь по ним, Россия.
Меня редко спрашивают, почему, я уехала. Разве что Митьки иногда. А в основном спрашивают - почему вернулась.
- Совсем что ль спятила? В Питер! Нет, ну в Москву - это понятно, но сюда, в болото!
- "Чего сидишь, чего сидишь?" Живу я тут!
Пушкин упал, и Яблоко упало. Осталась одна Курица - подозрительно похожая на самолет. Вот мы и полетели. Теперь через 13 лет, я уж знаю чего кому отвечать. Для этого нужно было прожить 3 года возле самой большой в Америке русской библиотеки, там было и все дореволюционное и все эмигрантское и три года слушать и слушать эти голоса мертвецов - на рассыпающейся под пальцами желтой бумаге.
Почему мужчины ищут ответа на все вопросы в философии?
Почему они так уверены что Фуко, Хайдеггер, Будда или свод законов династии Дзынь - помогут им разобраться в том, что же случилось в селе Горюхине или в городке Верхнее Подвздошье в 1918-м году?
Нет, помогут только голоса из-под земли - ТОЙ САМОЙ, а они есть, и их несметное множество.
Три года я жила неработающей женой профессора-слависта в Мид-вест Индиане - американской глубинке, в 15-и милях от центра Ку-Клукс-Клана Мартинсвилля. Это с моей-то неарийской физиономией! Вот повезло!
Ознакомительная версия.
