Ознакомительная версия.
На похороны приезжали старшие - сын Андрей из Новосибирска и Ольга, дочь, из Кемерова. Нехорошо они себя повели, не напрямую, но дали понять, что родители виноваты - переехали, мол, в какую-то глухомань, деньги профукали (а за квартиру, дачу, гараж удалось выручить копейки - многие тогда продавали), и Юре пришлось в общаге ютиться... Пять лет с тех пор прошло, и вот только этой весной кое-как отношения с Ольгой стали налаживаться, но благодаря тоже печальным обстоятельствам. Разводится она с супругом, делят двухкомнатку, судятся, и пока что Ольга привезла сыновей - шестилетнего Вадика и двухлетнего Юру - родителям. В апреле привезла, второпях, как сказала, на пару недель, почти без сменной одежонки, а уже июль кончается, до холодов недалеко... Конечно, радость, что рядом внучата, а с другой стороны... Как вот их оставлять без пригляда, когда торговать уезжаешь? Муж-то лежит.
Много лет она была воспитателем в детском саду, в Доме пионеров кружки вела, а в деревне пришлось последние три года до пенсии работать уборщицей в школе, и это было везением - работы почти нет, совхоз, в который входила Малая Коя, развалился; люди кормятся, как кто может, - одни огородом и животиной, другие воровством. Муж Натальи Сергеевны, электромеханик, так места и не нашел, да и заболел после Юриной смерти: два инфаркта, потом отнялись ноги; оформили первую группу инвалидности...
Как-то страшно быстро и неожиданно постарели они, обессилели. Сюда переезжали еще бодрыми, крепкими, планы новой жизни строили, а тут словно в мышеловку попали. Прищелкнуло - и не освободиться, не дернуться, кости переломаны. Узнали деревню, поняли, что совсем это не садово-огородный кооператив, а страшный, жестокий мирок, что не найти им здесь друзей; каждое семейство живет особняком, и чем работящей семья, тем сильнее враждует с окружающими, никого не подпускает к себе, - может, напуганы жуликами, ворами, алкашами, в каждом их подозревают... Да, кто что-то имеет, постоянно живет с чувством страха, что в любой момент (только слабинку дай) запросто лишится этого немногого; дошло до такого: гусей и уток престали на пруд выпускать - вечером и половины из стада можно недосчитаться. Отправляя корову на выпас, дрожишь - вернется она или нет. Пастух на самом деле никакой ответственности не несет, может и отмахнуться запросто: "Забрела куда-нибудь. Что я, стоглазый, что ли?!" И бегай всю ночь по бору, по заброшенным, заросшим колючим осотом полям, зови свою Дочу, а от нее - бывали в Малой Кое такие случаи - лишь кишки да окровавленная шкура тебе остались...
В позапрошлом году, словно вдобавок к прочему, пришла новость: скоро село вполне может ухнуть под землю.
Давно всем было известно, что километрах в пятнадцати от Малой Кои еще с дореволюционных времен остались угольные шахты. Почти без всяких наземных сооружений, просто ямы и вокруг кучи незарастающей кустарником и травой глубинной почвы... Старики пугали детишек историями про призраков, что бродят ночами вокруг шахт, а на головах у них горят свечи, и кого поймают живого, утаскивают в холодные, бездонные норы... Но в действительности происходит куда страшнее: подземная река нашла шахты и затопила их, стала размывать породу, пробиваясь к реке наземной, Енисею, кратчайшим путем. И на пути у нее оказалась Малая Коя. И уже в трех-четырех километрах от села появились провалы.
Приезжали геологи, топографы и в конце концов объявили официально, что провалы рано или поздно дойдут до села и утянут в бездну, сожрут дома, речку Кою, пруд, все остальное. Скальный пласт, что лежит под селом, не спасет - вода сильнее...
Началось переселение. Раскатывали срубы, метили каждое бревно и везли подальше от страшного места. За два года село в триста почти дворов уменьшилось наполовину. Закрыли клуб, фельдшерский пункт, магазин; из средней школы сделали начальную (почти все учителя разъехались, а другие, как вот родители этого паренька Сазонова, спиваются потихоньку); почта еще работает, электричество, кажется, до первого урагана или аварии - ремонтировать, ходят слухи, не станут. А как без света? - вот и еще причина покинуть дичающую Малую Кою... Продукты и хлеб привозят в автолавке, да и то время от времени.
В общем, на новых картах добавится к названию "Малая Коя" сокращенное слово в скобочках - (нежил.).
Остались лишь старики, совсем уж бедные, кому переезжать не на что и некуда, ну и алкашня. Наверно, как-нибудь эвакуировать будут, когда совсем прижмет. А может быть, и не будут...
Когда муж Натальи Сергеевны выбирал место, Малая Коя вроде бы возрождалась после разрухи перестроечных лет. Акционерное общество организовали, стали коровники ремонтировать, дорогу начинали асфальтовую строить - завезли камень, завалили старую грунтовку, да так и бросили. Теперь ездят рядом по ухабистому проселку, и автобус отказался в Малую Кою заруливать: "Тут в полмесяца любой вездеход расхряпаешь. Ходите пешком". А пешком с трассы до села - без малого пять километров. Напрямик короче, но там другие сложности...
Проблемы, сложности, беды и ожидание новых бед. Вот так и встретила Наталья Сергеевна свою старость, неизлечимую немощь мужа. Действительно, как в мышеловку попали...
Загородный сосновый бор резко, будто по линейке обрезанный, кончился, и - поля, поля с уже пожелтевшей, дозревающей пшеницей. Если смотреть вдаль, очень красиво: желтые прямоугольники чередуются с зелеными, уходят к самому горизонту. Точно лоскутное одеяло набросили на неряшливо заправленную постель - бугры, морщины, складки... Слегка наклонившись к окну, Наталья Сергеевна засмотрелась, забылась, даже невеселые мысли пропали, растворившись в бездумном, очищающем каком-то созерцании...
- Насеять-то дело нехитрое, - проскрипел над ухом ворчливый голос, - а как убирать... Наш глава опять по радио плакался: горючего нет, техника вся на приколе...
- Да-да, я слышала, буквально позавчера, кажется, - еще не опомнившись, по привычке поддержала Наталья Сергеевна, и тут же ее взгляд потускнел, краски стали бледнеть, превращаясь в серое одноцветие, короткий, свободный полет кончился.
А ворчливый сосед, получив поддержку, заскрипел уверенней:
- Дождемся, ох дождемся, что скоро обратно косами и серпами придется. Как при царе Горохе...
- Ага, как же! - ввязался старик с юбилейным орденом на затасканном пиджаке. - Косами и серпами - это адский труд, понимаете? А народ-то разучился трудиться. Не к царям Горохам, а сразу в первобытность провалимся, чего уж там! Собьемся в стаю, дубин наломаем - и на соседнюю стаю. Вот так!..
Автобус тряхнуло, и все как-то дружно умолкли, будто поприкусывали языки. А потом интерес пассажиров переключился с глобальных проблем на другое: "пазик" приближается к первой остановке - селу Знаменское.
Наталья Сергеевна гадает, сколько выйдет народу. Сесть бы не сесть - много здесь никогда не выходит (через Знаменское следуют еще с десяток автобусов), но хоть встать поудобнее, никого не касаться...
Село большое и богатое; это их поля проезжали только что, самые плодородные и ухоженные по всему району. Да тут и грех чахнуть - Знаменское находится на Усинском тракте (участок трассы федерального значения Красноярск - Госграница), и в селе большая дорожная мастерская, рабочие места, техника. К тому же функционируют пеньковый и спиртовой заводы, а это тоже рабочие места, деньги, жизнь... Вот сюда бы, частенько мечтает Наталья Сергеевна, перебраться, какую-нибудь работенку найти. В детском саду или где еще... Но поселиться в Знаменском трудно: власти села, как всякого благополучного региончика, не приветствуют увеличение населения со стороны. Места под строительство дбороги, а чтоб кто-то дом в Знаменском продавал - настоящее чудо. Дураков нет из рая бежать.
"Пазик" остановился возле теремка-столовой, где обычно обедают перед многочасовым путешествием через Саяны дальнобойщики. Дверца с шипеньем стала сжиматься; парень в бейсболке вновь скорчил страдальческую гримасу, подался вглубь салона, влип лицом в чью-то спину.
- Ну-ну, господа, сокращаемся! - весело крикнул водитель.
Потихоньку, кое-как дверца открылась, и парень вывалился на улицу. За ним еще человек десять. Но почти все тут же заспешили обратно - просто выпускали других, из глубины салона. Вдобавок подсело и несколько знаменских...
Снова бор за окном, прямые, золотистые стволы сосен, пестрое разнотравье у обочины... Год обещают нынче грибным, да и ягоды, говорят, бери не хочу. На рынке завались клубники, ведро - пятьдесят рублей всего-навсего, желающих купить нет почти. Многие сами за город едут, собирают. Конечно, если время есть - чего не ездить... Наталья Сергеевна за весь июль только раз сбегала к ближайшим кустам жимолости, нацарапала по оборкам литров пять. С сахаром перетерла, да ребятишки почти всё сразу съели. Был бы Вадик чуть повзрослее, его бы можно отправлять, но шесть лет ему - страшновато... Да и вряд ли согласился бы он по косогорам лазать, собирать клубнику по ягодке - не то воспитание, городской мальчик... Сложно Наталье Сергеевне с внуками, внутренне сложно. Вот почти всю жизнь вроде с детьми, и они к ней тянутся, а внуки наоборот. Бывает, начнет рассказывать им что-нибудь интересное или книжку вечером возьмется читать и вдруг поймает взгляд Вадика: смотрит он как-то по-взрослому, закостенело так, как на дурочку смотрит. Играть не любит, с Юрой держится холодно, не по-братски, может и оттолкнуть, если тот слишком к нему пристает с каким-нибудь своим детским вопросом; если тот есть просит, сунет хлеб или печеньку, а суп из кастрюли ни в какую налить не заставишь. Чаще всего сидит перед телевизором, смотрит без разбора все передачи, смотрит тупо, без всяких эмоций, не двигаясь по полчаса. И младший, Юра, на него глядя, похожим становится...
Ознакомительная версия.
