My-library.info
Все категории

Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы

На электронном книжном портале my-library.info можно читать бесплатно книги онлайн без регистрации, в том числе Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы. Жанр: Русская классическая проза издательство неизвестно, год 2004. В онлайн доступе вы получите полную версию книги с кратким содержанием для ознакомления, сможете читать аннотацию к книге (предисловие), увидеть рецензии тех, кто произведение уже прочитал и их экспертное мнение о прочитанном.
Кроме того, в библиотеке онлайн my-library.info вы найдете много новинок, которые заслуживают вашего внимания.

Название:
Рассказы
Издательство:
неизвестно
ISBN:
нет данных
Год:
неизвестен
Дата добавления:
28 декабрь 2018
Количество просмотров:
684
Читать онлайн
Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы

Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы краткое содержание

Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы - описание и краткое содержание, автор Владимир Кигн-Дедлов, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки My-Library.Info
ДЕДЛОВ (настоящая фамилия Кигн), Владимир Людвигович [15(27).I.1856, Тамбов — 4(17).VI.1908, Рогачев] — публицист, прозаик, критик. Родился в небогатой дворянской семье. Отец писателя — выходец из Пруссии, носил фамилию Kuhn, которая при переселении его предков в Польшу в XVIII в. была записана как Кигн. Отец и дядя Д. стали первыми в роду католиками. Мать — Елизавета Ивановна, урож денная Павловская — дочь подполковника, бело русского дворянина — передала сыну и свою православную религию, и любовь к Белоруссии, и интерес к литературе (Е. И. Павловская — автор статей о фольклоре, составитель сборника "Народные белорусские песни". — Спб., 1853. — См.: Букчин С. В. — С. 79–81). Д. считал себя "и православным, и русским" (Северный вестник.- 1895.- № 7. — С. 79). Образование Д. получил в Москве, сначала в немецкой "петершуле", затем в русской классической гимназии. В 15 лет он увлекся идеями крестьянского социализма и даже организовал пропагандистский кружок. Это увлечение было недолгим и неглубоким, однако Д. был исключен из старшего класса гимназии, и ему пришлось завершать курс в ряде частных учебных заведений. "Мученичество" школьных лет, с муштрой и схоластикой, он впоследствии запечатлел в очерках "Школьные воспоминания" (Спб., 1902). В 1875 г. Д. поступает на юридический факультет Петербургского университета. В студенческие годы сближается с художниками, знатоками искусств, группировавшимися вокруг профессора А. В. Прахова, печатает рецензии, литературно-художественные обозрения в журнале "Пчела". Дебют Д. как писателя — рассказ "Экзамен зрелости" (газета "Неделя".- 1876.- № 3–5.- 15 апр.). Начинающий писатель послал письмо И. С. Тургеневу, в ответ на которое получил доброжелательное напутствие (хотя рассказа Тургенев не читал), содержащее характеристику "объективного писателя", которого "изучение человеческой физиономии, чужой жизни интересует больше, чем изложение собственных слов и мыслей…" (Письмо В. Л. Кигну от 16 июня 1876 г. // Тургенев И. С. Собр. соч. — М., 1858. — Т. 12. — С. 492). В рассказе Д. намечена одна из ведущих впоследствии его тем — "созревание" личности в борьбе идеального и прозаического, будничного начал. Герой-гимназист надеется стать "гражданином человечества", но одновременно предвидит одиночество и нравственное опустошение. По окончании университета (1878) Д. служит в земском отделении министерства внутренних дел, совмещая службу с занятиями литературой; с 1880 г. он постоянный автор "Недели", выходят циклы его очерков и этюдов: "Белорусские силуэты", "Издалека" (Спб., 1887), "Мы. Этюды" (М., 1889). Он печатается в журналах "Наблюдатель", "Вестник Европы", "Книжках Недели" и др. под псевдонимами: / (Единица), А. Б. и В. Дедлов (по названию родового имения Дедлово). В конце 80 гг. он выступает в "Неделе" с литературными обзорами. В 1886 г. оставляет службу, всецело посвящая себя литературе, искусству, путешествиям. Результатом длительных поездок (в качестве корреспондента "Недели") явились "Приключения и впечатления в Италии и Египте. Заметки о Турции" (Пб., 1887), "Франко-русские впечатления. Письма с парижской выставки" (Пб., 1890). "Все образно, живо, весело, просто, жизненно — качество весьма редкое в описаниях путешествий", — писал рецензент "Русского богатства" о первой из этих книг (1888.- № 1. — С. 238). Достижения западной цивилизации Д. оценивает с точки зрения их пользы для народных масс. В 90 гг. он пишет в популярных в то время малых жанрах (этюды, зарисовки "с натуры"), черпая материал из жизни городской интеллигенции, чиновничества и пр. Позднее эти произведения были объединены в сборники "Лирические рассказы" (Пб., 1902), "Просто рассказы" (Пб., 1904). В 1892 г. выходит в свет единственная большая повесть Д. "Сашенька". В этом же году состоялось заочное знакомство Д. с А. П. Чеховым (встретились они немного позднее, их переписка охватывает период с 1892 по 1903 г.). В 90 гг. Д. служит в переселенческой конторе Оренбурга, где наблюдает мучительный процесс освоения Сибири русским крестьянством. "Переселенцы и новые места. Путевые заметки" (Спб., 1894) были высоко оценены критикой за правдивое изображение бедствий крестьян, страдающих от голода, болезней, нерасторопности и равнодушия чиновников (см.: Литературные приложения к "Ниве", — 1894.- № 12. — С. 749; Мир божий.- 1894.-№ 12. — С. 199–201; Вестник Европы.- 1894.- № 10. — С. 851–861). В то же время предложенная Д. переориентация переселенчества с Востока на Юг и Запад (с целью остановить онемечивание русских земель) вызвала возражения (в частности, у рецензента "Вестника Европы"). В очерках "Вокруг России. — Польша. — Бессарабия. — Крым. — Урал. — Финляндия. — Нижний. Портреты и пейзажи" (Пб., 1895), написанных на материале совершенной ранее поездки, обнаруживаются некоторые откровенно шовинистические тенденции, за что Д. был подвергнут резкой критике (см.: Мир божий.- 1896.- № 4. — С. 297–304; Новое слово.- 1896.- № 11. — С. 112–114; Русская мысль.- 1896.- № 11. — С. 683–684). С конца 90 гг. Д. сотрудничает в газете "Новое время", публикуя, в частности, очерки "Из деревни". Вступление (формальное) в "Союз русского народа" довершает характеристику противоречивой общественно-политической позиции Д., эволюционирующей от либерально-буржуазного просветительства к консерватизму и шовинизму (см.: Букчин С. В. — С. 141). Художественное творчество Д. конца 90 гг. (особенно рассказ "На лоне природы") оценивается неоднозначно: к недостаткам относят склонность к шаржу, натуралистические подробности (Русская мысль.- 1890.- № 4. — С. 184–189), вторжение публицистики (Север.- 1892.- № 2. — С. 1618–1620). На этом фоне ободряющим для Д. был последующий отзыв Чехова (о сборнике "Просто рассказы"): "…в них много былого, старого, но есть и что-то новое, какая-то свежая струйка, очень хорошая" (Письмо В. Л. Кигну (Дедлову) от 10 ноября 1903 г. // Полн. собр. соч. и писем. Письма. — М., 1982. — Т. II. — С. 303). Тем не менее Д. мучает сознание литературной неудачи. Последние годы жизни он провел в основном у себя на родине в Белоруссии, в имении Федоровка, страдая от одиночества и неизлечимых недугов. Трагически погиб в нелепом инциденте. Наследие Д. многогранно. Как литературный критик он не принимал "тенденциозной" литературы. "Хорошо устроена жизнь или худо — это не дело художника и ученого. Худо ли жить, хорошо ли и как сделать, чтобы жилось лучше, — это забота политиков и критиков" (Книжки Недели.- 1891.- No IV. — С. 189). Он высоко оценил Чехова, якобы свободного от "направленства" (Север.-1892.- № 15.- 12 апр.), разойдясь здесь с Н. К. Михайловским, сетовавшим на недостаточно выявленную авторскую идею в его творчестве. Д. утверждал, что "Чехов занимает бесспорно первое место среди своих сверстников. Его слог сжат и образен, идеи ясны, настроение цельно. Чехов не только художник и наблюдатель, но и мыслитель" (Там же. — Стлб. 791). В вышедшей после смерти Чехова статье Д. указывает на созданный им психологический портрет "испуганного поколения 80-х годов", вписанный в "образ пореформенной, пореволюционной, уставшей от напряжения России" (Русский вестник.- 1904.- № 9. — С. 86–91). Д. писал также о творчестве К. С. Баранцевича (Неделя.- 1884.- № 9), И. Н. Потапенко, в котором увидел "объективный" талант, выделив в особенности рассказ "На действительной службе" (Книжки Недели.- 1891.- No IV). Анализировал творчество Козьмы Пруткова (Неделя.- 1884.- № 9.- 26 февр.). Д.- художественному критику принадлежит интересный очерк "Киевский Владимирский Собор и его художественные творцы" (М., 1901), где он рассказал о А. В. Прахове, В. М. Васнецове, П. А. Сведомском, В. А. Котарбинском, М. В. Нестерове, создававших живопись храма, в которой подчеркивал национальное своеобразие: "Пока искусство не стало на национальную почву, — нет искусства" (С. 35). Д. защищал достоинства панно М. А. Врубеля "Принцесса Греза" и "Богатырь", вступив в полемику с М. Горьким (Неделя.- 1896.- 1 сент.). В публицистике Д., помимо вышеназванных путевых очерков, выделяются "Школьные воспоминания", где он стремится выявить пороки школьной системы, формирующей современное "хворое" поколение. Тема воспитания личности является центральной и в рассказах Д., и в его повести "Сашенька", в которой ставится актуализировавшаяся на рубеже 80–90 гг. проблема "отцов" и "детей" применительно к новым поколениям (см. статью Н. К. Михайловского "Об "отцах и детях" и о г. Чехове" и др.). Главный герой повести, студент Александр Кирпичев (Сашенька), своей молчалинской беспринципностью и житейским прагматизмом противопоставлен родителям-"отцам", чье догматичное поклонение идеям 60 гг. изображено иронично. Сатирические краски, однако, не единственные в образе героя, в третьей части повести Сашенька, косвенно виновный в гибели двух человек (один из них — сокурсник-террорист, тщетно искавший у Сашеньки убежища), испытывает угрызения совести и ищет утешения в толстовских идеях всепрощения. Авторской концепции интересно задуманного характера не хватает определенности. История Сашеньки дана на фоне колоритных зарисовок петербургской и провинциальной жизни (светские гостиные, студенческие аудитории, рестораны и т. д.). Повесть вызвала многочисленные и разноречивые отзывы в критике (см.: Русская мысль.- 1892.- No X; Северный вестник.- 1892.- № 12; Наблюдатель.- 1893.- № 3, и др.). Популярность повести в 90 гг. отмечал М. Горький: "Часть молодежи увлекалась железной логикой Маркса, большинство ее жадно читало роман Бурже "Ученик", Сенкевича "Без догмата", повесть Дедлова "Сашенька" и рассказы о "новых людях", — новым в этих людях было резко выраженное устремление к индивидуализму. Эта новенькая тенденция очень нравилась, и юношество стремительно вносило ее в практику жизни, высмеивая и жадно критикуя "обязанности интеллигенции" решать вопросы социального бытия" (Горький М. Время Короленко // Собр. соч.: В 18 т. — М., 1963. — Т. 18. — С. 164).

Рассказы читать онлайн бесплатно

Рассказы - читать книгу онлайн бесплатно, автор Владимир Кигн-Дедлов

В это время послышались шаги женщины, которая должна была прислуживать Катерине Ивановне.

— Вот вам и помощь, хоть и не особенно искусная, — сказал Столбунский. — А пока до свиданья.

— А вы мальчик не промах! — одобрительно крикнула ему вслед Катерина Ивановна.

V

До самого обеда Косарийский с Дровяниковым провозились с мебелью и остались очень довольны — даже целовались со Столбунским, когда он подарил одному старый стул, а другому — урода от книжного шкафа, нос которого был-таки найден после неутомимых розысков. Гоичаревский спал. Катерина Ивановна переходила из комнаты и комнату и имела вид рыбы, вытащенной на сушу. Столбунский наскоро обошел хозяйство. После обеда он повел гостей в парк, где, по его словам, было живописное местечко.

К обещанному виду гости отнеслись с недоверием, поглядывая на глухую и темную рощу старых, вытянувшихся лип. Дорожка, по которой шли, была узкая, давно не метенная, коренистая. Но дорожка окончилась, вышли на просторную полукруглую площадку — и гости остановились. Пред ними внизу расстилалась днепровская долина. Всем показалось, будто их вдруг подняли на высоту. С высокого берега, на котором они очутились, были видны светло-зеленые луга, бархатная зелень ивовых зарослей, буроватая зелень дубовых рощ, изгибы Днепра, местами стального, местами отражавшего голубое небо. Как куски разбитого зеркала, там и сям белели, искрились и голубели озерца и заливы. С лугов чуть тянуло ветерком и запахом влажной цветущей долины.

— Это дышит! Это живое! — полушепотом проговорил Никита Степанович, вдыхая надвигавшиеся мягкие волны ароматного воздуха.

Он оглянулся. Позади полукругом стояли липы, отягченные темной мягкой листвой, осыпанные золотистой мукой цвета. Ветви поникли под тяжестью и висели тяжелыми складками.

— И тут аромат, — говорит Дровяников. — Вот, что называется, благодать. Красота, благодать! — повторял он, и его широко открытые черные, восточные глаза горели неподдельным восхищением.

Высокая ровная трава, выкинувшая пушистые метелки, похожие на дымок, высокие синие колокола, вытянувшийся в гущине малиновый клевер, золотые одуванчики на бледных шейках образовали точно ковер, постланный на площадке. Посреди был поставлен стол, накрытый белой скатертью, с ягодами и вином.

— Да, я очень люблю это место, — сказал Столбунский, глядя на знакомую картину.

— И часто вы сюда заходите? — спросил Гончаревский, на лице которого Столбунский с удивлением увидел тоже умиление.

— Часто.

Гончаревский умилился еще больше.

— Если вы так часто тут бываете, отчего же, позвольте вас спросить, трава нигде не смята? — спросил он.

Столбунский взял его под руку, отвел в сторону и с торжеством указал на смятую траву, и на тропинку, протоптанную из рощи, и даже на гамак, повешенный меж двух стволов.

— А… а уток у вас тут внизу много? — спросил побежденный, но не пожелавший сдаться Гончаревский.

Сели за стол. Ягодами мало заинтересовались. Общество имело больше склонности к вину, за которое и принялось не торопясь.

— Ну, хорошо, — начал Никита Степанович, — вы приходите сюда. Что же вы думаете, когда вы тут? Не скучно вам одному, в глуши, хоть и в такой чудесной?

— Да что думаю? Иной раз думаю: хорошо, если бы приятели приехали, и распить бы с ними бутылочку, и похвалиться этим видом. Иной раз думаю, что не дело это, сидеть и мечтать, когда без тебя из хлевов навоз вывозят и ленятся, малые возы накладывают. Думаю, что нужно вон там, внизу, где Владимир Петрович будет истреблять уток, луга все из-под кустов разделать. Там их у меня около трехсот десятин, а чистых только семьдесят. А расчищенная десятина дает тридцать рублей в аренде, а заросли ничего, только повинности несут по первому разряду.

— Ну, это проза, — перебил Кесарийский. — А поэзия?

— Я не поэт, но мне тут хорошо: здесь я дома, у себя… Знаете ли, — оживляясь, заговорил Столбунский, — что я по-настоящему не Столбунский, а — Волк. У меня где-то есть старая польская королевская грамота, данная моему предку на эту землю. Там так и прописано на старом белорусском языке: "Мы, божою милостию король польский, великий князь литовский, прусский и т. д., ознаймуем сим листом нашим, што мы подали шляхтичу, Оноприю Волку, ключ, прозываемый Столбун…" Вот, мы и стали Волками-Столбунскими, в отличие от прочих Волков, которых, и в прямом, и в переносном смысле тут множество — самый национальный зверь, — а потом и просто Столбунскими,

— Помните, господа, — продолжал Столбунский, — когда мы с Халевичем уезжали из Петербурга, вы не могли этого понять? А я томился там. Вы не поверите, как тянул меня к себе вот этот самый Столбун, большую часть которого я вижу отсюда. Ведь наш род сидит на этом самом месте двести лет. Ведь тут каждая горсть земли, каждое дерево знает прикосновение руки Столбунского. Меня что-то сосет, когда я долго не вижу здешнего мужика, который вот уже двести лет удивлен и недоволен тем, что у Столбунского земли больше, чем у него. Здесь жить трудно, хлопотно, иной раз жутко, но только здесь я чувствую себя самим собой, здесь, в границах, указанных грамотой этого Сигизмунда или Августа:[1] "От камени, на болоте лежачего, к трем грушам, на селище Судеревском; а от груш на урочище, под березовым пнем, а оттуда до колодезя у грунтов, что были воеводины, а теперь пана маршалка…" Впрочем, теперь границы не те. От прежнего Столбунского "ключа" до меня дошла только небольшая часть…

— Так вы поляк, — сказала Катерина Ивановна. — Я очень люблю поляков: они такие горячие!

Все, кроме Гончаревского, смотревшего на свою даму с таким видом, который говорил, что она его не проведет, поморщились. Заметив это, Катерина Ивановна встала из-за стола, сдернула с колен Гончаревского его плед и, разостлав его на траве, улеглась в непринужденной позе.

— Нет, я не поляк, — продолжал Столбунский, — а просто обрусевший белорус. Да мы и всегда были православными, а дед так даже и азартным православным: обратил в православие несколько сот душ своих крепостных униатов.

— Что это такое униаты? — спросила Катерина Ивановна. — Это скопцы?

Дровяников передернул плечами, пробормотал: "Черт знает что такое!" — и неожиданно ушел.

Когда разошлись спать и Столбунский уже дремал, к нему на цыпочках и босиком с таинственным и хитрым видом вошел Дровяников. Столбунскому спросонья подумалось, что он пришел обрадовать его известием, что он покупает его лес.

— Пора, — прошептал Дровяников.

— Что пора?

— Начинать водевиль. Я беру на себя роль Яго.

Столбунский плотнее закутался в одеяло.

— Сплю. Мертвым сном сплю! — сказал он, отворачиваясь к стене.

Дровяников круто повернулся и ушел. Кажется, он и теперь, как давеча в роще, проговорил сквозь зубы: "Черт знает что такое!"

VI

На заре Столбунского разбудил его приказчик и со злорадством сообщил, что вместо пятидесяти косарей, которых должны были за выгоны выставить сегодня мужики, пришло всего пятнадцать. Сено было важной статьей дохода, погода стояла хорошая, а мужики не шли.

— Ступайте к уряднику и вместе поезжайте выгонять должников, — сказал Столбунский.

— Поеду… Только овес лошадям надо выдать.

— Выдам я.

— Сейчас поеду… Людям на хлеб муки еще надо.

— И это я сделаю.

— Не знаю как: кухарка говорит, что велели господам крендели печь, — так пшеничной муки…

— Велел.

— Лесники пришли, просят отвесить месячину.

— Что так рано?

— Говорят, все съели.

— Не дам: еще пять дней осталось до месяца.

— Я им говорил. Что ж, говорят, нам помирать?

— Пусть семьям на деревню не таскают.

— Я им это объяснял… Корова вчера хвост в лесу оторвала, а скипидара — залить — нет: последний раз в город ездили — не вспомнили. Кровельщик чинить крышу на гумне тоже не пришел. Сохрани бог, дождь: ток наш пропадет, хоть новый делай…

И долго еще приказчик с видимым удовольствием перечислял, что непременно нужно сделать, но чего никак нельзя сделать.

— Хорошо, хорошо, — перебил его Столбунский. — Поезжайте. Косарей, которые пришли, я сам расставлю.

Разрешив задачи, заданные ему приказчиком, Столбунский велел седлать лошадь. Его клонило ко сну, он смотрел на двор, освещенный желтыми лучами всходившего солнца, и сердито завидовал своим гостям, которые могли спать, сколько им угодно. Но тут он увидел Кесарийского, который выходил из рощи, недавно проснувшегося и немного опухшего со сна, но сиявшего удовольствием.

— Что за утро, что за утро! — крикнул он Столбунскому.

Столбунский оглянулся вокруг.

— А, в самом деле, славное утро! — проговорил он. — Я за хозяйством и не разглядел.

— Варвар! У самого Тургенева нет лучшего! А с вашей площадки теперь чудеса видны: вся долина в тумане, который волнуется, — точно чудовищное наводнение… Куда вы собрались?


Владимир Кигн-Дедлов читать все книги автора по порядку

Владимир Кигн-Дедлов - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки My-Library.Info.


Рассказы отзывы

Отзывы читателей о книге Рассказы, автор: Владимир Кигн-Дедлов. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.

Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*
Подтвердите что вы не робот:*
Все материалы на сайте размещаются его пользователями.
Администратор сайта не несёт ответственности за действия пользователей сайта..
Вы можете направить вашу жалобу на почту librarybook.ru@gmail.com или заполнить форму обратной связи.