My-library.info
Все категории

Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы

На электронном книжном портале my-library.info можно читать бесплатно книги онлайн без регистрации, в том числе Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы. Жанр: Русская классическая проза издательство неизвестно, год 2004. В онлайн доступе вы получите полную версию книги с кратким содержанием для ознакомления, сможете читать аннотацию к книге (предисловие), увидеть рецензии тех, кто произведение уже прочитал и их экспертное мнение о прочитанном.
Кроме того, в библиотеке онлайн my-library.info вы найдете много новинок, которые заслуживают вашего внимания.

Название:
Рассказы
Издательство:
неизвестно
ISBN:
нет данных
Год:
неизвестен
Дата добавления:
28 декабрь 2018
Количество просмотров:
684
Читать онлайн
Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы

Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы краткое содержание

Владимир Кигн-Дедлов - Рассказы - описание и краткое содержание, автор Владимир Кигн-Дедлов, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки My-Library.Info
ДЕДЛОВ (настоящая фамилия Кигн), Владимир Людвигович [15(27).I.1856, Тамбов — 4(17).VI.1908, Рогачев] — публицист, прозаик, критик. Родился в небогатой дворянской семье. Отец писателя — выходец из Пруссии, носил фамилию Kuhn, которая при переселении его предков в Польшу в XVIII в. была записана как Кигн. Отец и дядя Д. стали первыми в роду католиками. Мать — Елизавета Ивановна, урож денная Павловская — дочь подполковника, бело русского дворянина — передала сыну и свою православную религию, и любовь к Белоруссии, и интерес к литературе (Е. И. Павловская — автор статей о фольклоре, составитель сборника "Народные белорусские песни". — Спб., 1853. — См.: Букчин С. В. — С. 79–81). Д. считал себя "и православным, и русским" (Северный вестник.- 1895.- № 7. — С. 79). Образование Д. получил в Москве, сначала в немецкой "петершуле", затем в русской классической гимназии. В 15 лет он увлекся идеями крестьянского социализма и даже организовал пропагандистский кружок. Это увлечение было недолгим и неглубоким, однако Д. был исключен из старшего класса гимназии, и ему пришлось завершать курс в ряде частных учебных заведений. "Мученичество" школьных лет, с муштрой и схоластикой, он впоследствии запечатлел в очерках "Школьные воспоминания" (Спб., 1902). В 1875 г. Д. поступает на юридический факультет Петербургского университета. В студенческие годы сближается с художниками, знатоками искусств, группировавшимися вокруг профессора А. В. Прахова, печатает рецензии, литературно-художественные обозрения в журнале "Пчела". Дебют Д. как писателя — рассказ "Экзамен зрелости" (газета "Неделя".- 1876.- № 3–5.- 15 апр.). Начинающий писатель послал письмо И. С. Тургеневу, в ответ на которое получил доброжелательное напутствие (хотя рассказа Тургенев не читал), содержащее характеристику "объективного писателя", которого "изучение человеческой физиономии, чужой жизни интересует больше, чем изложение собственных слов и мыслей…" (Письмо В. Л. Кигну от 16 июня 1876 г. // Тургенев И. С. Собр. соч. — М., 1858. — Т. 12. — С. 492). В рассказе Д. намечена одна из ведущих впоследствии его тем — "созревание" личности в борьбе идеального и прозаического, будничного начал. Герой-гимназист надеется стать "гражданином человечества", но одновременно предвидит одиночество и нравственное опустошение. По окончании университета (1878) Д. служит в земском отделении министерства внутренних дел, совмещая службу с занятиями литературой; с 1880 г. он постоянный автор "Недели", выходят циклы его очерков и этюдов: "Белорусские силуэты", "Издалека" (Спб., 1887), "Мы. Этюды" (М., 1889). Он печатается в журналах "Наблюдатель", "Вестник Европы", "Книжках Недели" и др. под псевдонимами: / (Единица), А. Б. и В. Дедлов (по названию родового имения Дедлово). В конце 80 гг. он выступает в "Неделе" с литературными обзорами. В 1886 г. оставляет службу, всецело посвящая себя литературе, искусству, путешествиям. Результатом длительных поездок (в качестве корреспондента "Недели") явились "Приключения и впечатления в Италии и Египте. Заметки о Турции" (Пб., 1887), "Франко-русские впечатления. Письма с парижской выставки" (Пб., 1890). "Все образно, живо, весело, просто, жизненно — качество весьма редкое в описаниях путешествий", — писал рецензент "Русского богатства" о первой из этих книг (1888.- № 1. — С. 238). Достижения западной цивилизации Д. оценивает с точки зрения их пользы для народных масс. В 90 гг. он пишет в популярных в то время малых жанрах (этюды, зарисовки "с натуры"), черпая материал из жизни городской интеллигенции, чиновничества и пр. Позднее эти произведения были объединены в сборники "Лирические рассказы" (Пб., 1902), "Просто рассказы" (Пб., 1904). В 1892 г. выходит в свет единственная большая повесть Д. "Сашенька". В этом же году состоялось заочное знакомство Д. с А. П. Чеховым (встретились они немного позднее, их переписка охватывает период с 1892 по 1903 г.). В 90 гг. Д. служит в переселенческой конторе Оренбурга, где наблюдает мучительный процесс освоения Сибири русским крестьянством. "Переселенцы и новые места. Путевые заметки" (Спб., 1894) были высоко оценены критикой за правдивое изображение бедствий крестьян, страдающих от голода, болезней, нерасторопности и равнодушия чиновников (см.: Литературные приложения к "Ниве", — 1894.- № 12. — С. 749; Мир божий.- 1894.-№ 12. — С. 199–201; Вестник Европы.- 1894.- № 10. — С. 851–861). В то же время предложенная Д. переориентация переселенчества с Востока на Юг и Запад (с целью остановить онемечивание русских земель) вызвала возражения (в частности, у рецензента "Вестника Европы"). В очерках "Вокруг России. — Польша. — Бессарабия. — Крым. — Урал. — Финляндия. — Нижний. Портреты и пейзажи" (Пб., 1895), написанных на материале совершенной ранее поездки, обнаруживаются некоторые откровенно шовинистические тенденции, за что Д. был подвергнут резкой критике (см.: Мир божий.- 1896.- № 4. — С. 297–304; Новое слово.- 1896.- № 11. — С. 112–114; Русская мысль.- 1896.- № 11. — С. 683–684). С конца 90 гг. Д. сотрудничает в газете "Новое время", публикуя, в частности, очерки "Из деревни". Вступление (формальное) в "Союз русского народа" довершает характеристику противоречивой общественно-политической позиции Д., эволюционирующей от либерально-буржуазного просветительства к консерватизму и шовинизму (см.: Букчин С. В. — С. 141). Художественное творчество Д. конца 90 гг. (особенно рассказ "На лоне природы") оценивается неоднозначно: к недостаткам относят склонность к шаржу, натуралистические подробности (Русская мысль.- 1890.- № 4. — С. 184–189), вторжение публицистики (Север.- 1892.- № 2. — С. 1618–1620). На этом фоне ободряющим для Д. был последующий отзыв Чехова (о сборнике "Просто рассказы"): "…в них много былого, старого, но есть и что-то новое, какая-то свежая струйка, очень хорошая" (Письмо В. Л. Кигну (Дедлову) от 10 ноября 1903 г. // Полн. собр. соч. и писем. Письма. — М., 1982. — Т. II. — С. 303). Тем не менее Д. мучает сознание литературной неудачи. Последние годы жизни он провел в основном у себя на родине в Белоруссии, в имении Федоровка, страдая от одиночества и неизлечимых недугов. Трагически погиб в нелепом инциденте. Наследие Д. многогранно. Как литературный критик он не принимал "тенденциозной" литературы. "Хорошо устроена жизнь или худо — это не дело художника и ученого. Худо ли жить, хорошо ли и как сделать, чтобы жилось лучше, — это забота политиков и критиков" (Книжки Недели.- 1891.- No IV. — С. 189). Он высоко оценил Чехова, якобы свободного от "направленства" (Север.-1892.- № 15.- 12 апр.), разойдясь здесь с Н. К. Михайловским, сетовавшим на недостаточно выявленную авторскую идею в его творчестве. Д. утверждал, что "Чехов занимает бесспорно первое место среди своих сверстников. Его слог сжат и образен, идеи ясны, настроение цельно. Чехов не только художник и наблюдатель, но и мыслитель" (Там же. — Стлб. 791). В вышедшей после смерти Чехова статье Д. указывает на созданный им психологический портрет "испуганного поколения 80-х годов", вписанный в "образ пореформенной, пореволюционной, уставшей от напряжения России" (Русский вестник.- 1904.- № 9. — С. 86–91). Д. писал также о творчестве К. С. Баранцевича (Неделя.- 1884.- № 9), И. Н. Потапенко, в котором увидел "объективный" талант, выделив в особенности рассказ "На действительной службе" (Книжки Недели.- 1891.- No IV). Анализировал творчество Козьмы Пруткова (Неделя.- 1884.- № 9.- 26 февр.). Д.- художественному критику принадлежит интересный очерк "Киевский Владимирский Собор и его художественные творцы" (М., 1901), где он рассказал о А. В. Прахове, В. М. Васнецове, П. А. Сведомском, В. А. Котарбинском, М. В. Нестерове, создававших живопись храма, в которой подчеркивал национальное своеобразие: "Пока искусство не стало на национальную почву, — нет искусства" (С. 35). Д. защищал достоинства панно М. А. Врубеля "Принцесса Греза" и "Богатырь", вступив в полемику с М. Горьким (Неделя.- 1896.- 1 сент.). В публицистике Д., помимо вышеназванных путевых очерков, выделяются "Школьные воспоминания", где он стремится выявить пороки школьной системы, формирующей современное "хворое" поколение. Тема воспитания личности является центральной и в рассказах Д., и в его повести "Сашенька", в которой ставится актуализировавшаяся на рубеже 80–90 гг. проблема "отцов" и "детей" применительно к новым поколениям (см. статью Н. К. Михайловского "Об "отцах и детях" и о г. Чехове" и др.). Главный герой повести, студент Александр Кирпичев (Сашенька), своей молчалинской беспринципностью и житейским прагматизмом противопоставлен родителям-"отцам", чье догматичное поклонение идеям 60 гг. изображено иронично. Сатирические краски, однако, не единственные в образе героя, в третьей части повести Сашенька, косвенно виновный в гибели двух человек (один из них — сокурсник-террорист, тщетно искавший у Сашеньки убежища), испытывает угрызения совести и ищет утешения в толстовских идеях всепрощения. Авторской концепции интересно задуманного характера не хватает определенности. История Сашеньки дана на фоне колоритных зарисовок петербургской и провинциальной жизни (светские гостиные, студенческие аудитории, рестораны и т. д.). Повесть вызвала многочисленные и разноречивые отзывы в критике (см.: Русская мысль.- 1892.- No X; Северный вестник.- 1892.- № 12; Наблюдатель.- 1893.- № 3, и др.). Популярность повести в 90 гг. отмечал М. Горький: "Часть молодежи увлекалась железной логикой Маркса, большинство ее жадно читало роман Бурже "Ученик", Сенкевича "Без догмата", повесть Дедлова "Сашенька" и рассказы о "новых людях", — новым в этих людях было резко выраженное устремление к индивидуализму. Эта новенькая тенденция очень нравилась, и юношество стремительно вносило ее в практику жизни, высмеивая и жадно критикуя "обязанности интеллигенции" решать вопросы социального бытия" (Горький М. Время Короленко // Собр. соч.: В 18 т. — М., 1963. — Т. 18. — С. 164).

Рассказы читать онлайн бесплатно

Рассказы - читать книгу онлайн бесплатно, автор Владимир Кигн-Дедлов

— Варвар! У самого Тургенева нет лучшего! А с вашей площадки теперь чудеса видны: вся долина в тумане, который волнуется, — точно чудовищное наводнение… Куда вы собрались?

— В луга.

— В луга, в этот туман?! Ну, и я с вами.

Не без труда нашли другую лошадь и другое седло и поехали.

Спустившись с крутого берега, они очутились в лугах. Эти луга, сверху казавшиеся ровными, на самом деле были изрыты стремлениями весенних половодий. Всюду были старые речные русла, протоки и озера. Длинные горбы чередовались с неглубокими оврагами. Валялись громадные, рогатые, черные колоды, занесенные водой. У вод стояли густые заросли ивняка, гнувшегося под хмелем и вьюнками, раскрывавшими свои большие белые колокола. Местами приходилось ехать рощами старинных дубов, береста, с его ветвями-перьями, и старух серебристых ветел. Утренние нахолодавшие воды темнели и казались тяжелыми. В воздухе было почти холодно. Слышались странные хриплые крики больших приднепровских птиц.

— Вот оно, настоящее белорусское утро! — сказал Кесарийский, притихший среди этой новой обстановки.

Столбунский, лишь только очутился в лугах, почувствовал себя весело и бодро. Днепровская долина была совсем другая страна, чем окружающая. Тут была иная почва, мощная, неистощимо плодородная, другие травы, иные цветы, иные птицы и рыбы. Это было царство большой реки, которая жила по-своему: ее травы поспевали месяцем позднее, ее ландыши цвели в июне. Столбунский любовался этим царством, которое теперь, все в росе, начинало проникаться теплым, как кровь, солнечным светом. Столбунский наслаждался и этой росой, и этим разливающимся теплом. Ему как будто передавалась эта спокойная и грубая сила, нужная ему для грубого дела хозяйничанья в грубой стране, среди грубых людей.

Когда приехали на место и Столбунский расставил косарей, он передал Кесарийскому то, что чувствовал.

Кесарийский любовался утром, лугами и самим Столбунским.

— Да, да, — сказал он. — Природа, независимость, упорный труд. Что еще нужно человеку для душевного равновесия? Счастливец!

— Слишком скоро вы произвели меня в счастливцы, — возразил Столбунский. — Природа, конечно, — прекрасно, независимость — очень хорошо, но упорный труд, который только в долги вводит, я хвалить не стану.

И Столбунский заговорил о своем положении, которое не было печально, но и веселого давало немного.

— Все могло бы устроиться иначе, если бы мне тысяч двадцать. Поставлю винокуренный завод, и моего хозяйства не узнают, да и я вздохну свободно, — окончил Столбунский.

Кесарийский смотрел на него так, как смотрит на экзамене профессор на студента, начавшего отвечать очень хорошо, но под конец билета загородившего вздор.

— И вы могли бы мне помочь, Кесарийский, — сказал Столбунский.

— Каким образом? — с опасением, что Столбунский окончательно испортит свой "ответ", спросил Кесарийский.

— Пусть Никита Степанович купит у меня лес для железной дороги. Я знаю, лес не близкий, но я и возьму дешево.

Кесарийский долго смотрел на Столбунского с видом разочарования.

— Друг мой, — наконец заговорил он, — друг мой, мы только что говорили, что независимость дороже всего. Работайте, надеясь только на себя, не одолжаясь, не ища покровительства, — по-американски. Зависимость, хоть бы и в форме покровительства, одолжений, тяжела и… унизительна. Будьте горды! — закончил Кесарийский и с чувством пожал Столбунскому руку.

В это время показались толпа людей с косами и приказчик. Столбунский поехал к ним.

VII

— Сколько собрали? — спросил Столбунский приказчика, не удостаивая толпу взглядом. Мужики тоже как будто не замечали его, только попрятали трубки за пазухи да примолкли. Двое, трое сняли шапки. Столбунский кивнул им головой.

— Тридцать из Ямного да из Кривска. В Осмоловичи урядник поехал: еще выгонит.

Столбунский с приказчиком отстали от толпы.

— Ругались! — широко улыбаясь, говорил приказчик. — "Ну, говорят, ваши выгоны, кровавые они нам достаются". Так не берите, говорю, выгонов. Потом, говорю, мы с головы берем полтинник в лето, а в казенной даче — рубль, а пан Халевич — семьдесят копеек. Идите, говорю, туда, если наши выгоны кровавые. "Так вы, говорят, берите деньгами, а не работой". Как раз, говорю, достанешь тогда тебя, шельму, на работу. Наплачешься тогда. У вас, воров, в прошлом году рожь хорошо уродила, так вы всю зиму на печи спали, все задатки назад поотдавали. Только тогда, говорю, и вылезали, когда прусаки в хате от мороза дохнуть начинали, — дров накрасть. С вами, говорю, с гадами, только тогда хорошо жить, когда вы голы, как бизуны [2], когда вы и себе, и людям, и богу противны.

Столбунский отъехал, не дослушав приказчика, который начинал приходить во вдохновение.

Проехав версты две лугом, Столбунский очутился у самой реки. У берега был кое-как сбитый паром, на котором Столбунский и переправился через реку.

На том берегу он въехал в дремучее чернолесье. Дорога была твердая, на прогалинах зеленела травой, в тени на ней стояли длинные лужи или глянцевитая грязь. Чернолесье, темное и сырое внизу, светлело в вершинах дерев, игравших пятнами зеленого золота. С дороги слетело стадо тетеревей, вышедшее напиться воды из лужи, и, тяжело хлопая крыльями, цепляясь за ветви, растревоженным куриным полетом скрылось в чаще. Столбунский остановил лошадь и прислушивался, как вдали умащивались птицы на деревьях, срываясь и поправляясь. Он прислушивался, и чувство свободы и власти над этим лесом, зеленым светом леса, над этим испугавшимся стадом больших птиц опять тешило его.

Лес кончился, и Столбунский выехал на поля, в середине которых зеленел квадрат липовой рощи, окруженной фруктовым садом и строениями усадьбы Халевича. Над полями расстилалось высокое туманно-голубое утреннее небо. Поля хлебов и трав лежали разноцветными кусками и полосами, ни единым стеблем не шевелясь в неподвижном воздухе. Столбунский выехал к овсам, высоким, густым, матово-зеленым и рябым от колоса. Вдали, по ту сторону усадьбы, стлалась темная зелень клевера. По эту — желтело большое поле спелой ржи. Хлеба были хороши, лучше, чем у Столбунского. Халевич жил "на том берегу", где начинались суглинки, где землю удобряли не каждые три года, как песок Столбунского, а в десять лет раз, где родили ячмень и пшеница.

"Двадцать тысяч! Двадцать тысяч! — думал Столбунский, завидующим глазом окидывая поля. — И тогда и у меня будет не хуже".

Вдруг он пристальным взглядом остановился на ржаном поле.

— Ведь жнет! — вслух с досадой воскликнул Столбунский. — Да, жнет и мечется как угорелый, — повторил он, вглядываясь в верхового на большой лошади, ездившего взад и вперед вдоль длинной линии жниц, пестревшей платками. — Ну, не гадость ли это! — жалобно и сердито говорил Столбунский.

И он двинулся к всаднику. Тот тоже заметил Столбунского и сейчас же направился к нему навстречу. Это был красивый черноглазый и черноволосый человек с чрезвычайно подвижным лицом. Подъезжая, он и улыбался и морщился, то делал виноватое лицо, то устраивал не совсем искреннее радостное лицо и не смотрел Столбунскому в глаза. Это был Халевич.

Столбунский с молчаливым укором указал ему на рожь и на жниц.

— Миленький, прости! Голубчик, прости! Ради бога, прости! — заговорил Халевич, и лицо его стало сменять свои выражения уже с непостижимою быстротою. — Дай объяснить: я начал жать совершенно случайно.

Столбунский качал головой.

— Ведь всего третьего дня мы уговаривались зажинать рожь разом, чтобы не отбивать друг у друга работниц, — сказал он.

— Клянусь, не виноват! — как бы удушаемый несправедливым обвинением, воскликнул Халевич. — Если кто виноват, то приказчик. Да и не он, а этот проклятый мой фактор Йошка. Тут произошло тысячу недоразумений!.. — И Халевич, торопясь, волнуясь, божась и, видимо, привирая, длинно и запутанно начал объяснять ему тысячу недоразумений.

Подъехали к самым жницам. Столбунский сорвал несколько колосьев и рассматривал их. Халевич тоже смотрел на колосья, ожидая похвал.

— Хороши? Не правда ли, хороши? — спрашивал он и сам же ответил: — Великолепны! Сюда я положил двадцать пароконок навоза, притом частью свиного!

— Были бы хороши, — нарочно так громко, чтобы слышали жницы, сейчас же навострившие свои любопытные бабьи уши, начал Столбунский, — но никогда ты не умеешь вовремя начать жниво. Зеленую жнешь. Зерно у тебя сморщится, как сушеный гриб.

— Зеленую?! — в негодующем изумлении воскликнул Халевич.

— Зеленую, — ответил Столбунский и еще громче продолжал: — Правду твой отец, покойник, говорил: "Нет, никогда из моего Стася не будет хозяина; все-то он торопится, все торопится…"

И рожь была спелая, и никогда ничего подобного покойный отец Халевича не говорил, но Столбунский хотел хоть чем-нибудь отомстить за измену, которая между хозяевами считается немаловажной.


Владимир Кигн-Дедлов читать все книги автора по порядку

Владимир Кигн-Дедлов - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки My-Library.Info.


Рассказы отзывы

Отзывы читателей о книге Рассказы, автор: Владимир Кигн-Дедлов. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.

Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*
Подтвердите что вы не робот:*
Все материалы на сайте размещаются его пользователями.
Администратор сайта не несёт ответственности за действия пользователей сайта..
Вы можете направить вашу жалобу на почту librarybook.ru@gmail.com или заполнить форму обратной связи.