будет сидеть в кабинете стоматолога, но лучше опоздать, чем уйти сейчас, когда их связывает только утреннее похмелье.
Пару раз, открывая глаза, чтобы убедиться в реальности происходящего, она смотрела на изображение на экране. За ними подглядывали?
Когда Вероника выходила из квартиры, поправляя растрепанные волосы, раздался выстрел.
Выбор свадебного платья не занял много времени. Вероника присмотрела его задолго до встречи с Кириллом. Она испытывала искренний восторг, когда каждое утро примеряла платье перед зеркалом. Будущий муж нашел на антресолях смокинг, в котором женился в первый раз, и остался доволен. Мать Вероники платье не одобрила, как и будущего зятя, но к платью вопросов было больше.
О свадьбе дочери Наталья мечтала с того дня, когда отвела ее на первую линейку в школе. Белое платье, букет хризантем, бантики. Фантазия переносила Наталью на двадцать лет вперед: дочь в белом платье пойдет в загс под руку с красавцем-врачом.
Отчасти мечты объяснялись тем, что ее собственная свадьба была далека от идеала. Платье взято напрокат в ателье, туфли — у свекрови. Состояние невесты было как эти туфли: пятый месяц беременности, отеки и тошнота. Гормональные бури накрывали всю — от фаты до туфель. Эти же бури привели ее в деканат мединститута, где она написала заявление об уходе в академический отпуск, из которого так и не вернулась. Ее муж Игорь к тому времени уже закончил ординатуру и вышел на первую работу — лицевым хирургом в клинику, где сорок лет главврачом был его отец.
Первый год после свадьбы Наталья и Игорь жили в собственной комнате в четырехкомнатной квартире его родителей на Воробьевых горах. В этой же комнате Наталья стала женщиной: как-то после похода в кино и бутылки грузинского вина Игорь сказал, что родители уехали на дачу на весь август и она может пожить у него. Тогда все и случилось. Скрипучая кровать, ковер на стене, часы с кукушкой. В первый раз всегда бывает грязно.
Хрупкая и скромная Наташа была похожа на статуэтку балерины, которая стояла на столе у мамы Игоря. В комнате общежития она разводила цветы, шила платья для себя и подружек, читала журнал «Юность», поднося его прямо к лицу. Рядом с ней Игорь успокаивался и представлял, каким уютным будет их дом и какими красивыми дети. И, как это часто бывает, все то, что привлекало мужчину в женщине, с годами брака начинало его раздражать. Ее умение подстраиваться превратилось в жертвенность, которая душила. Скромность не давала почувствовать себя мужчиной: секс даже дома должен быть под одеялом и с выключенным светом. Любовь к чистоте обернулась тем, что она каждое утро вставала в пять и начинала шуметь пылесосом. А кулинарные способности жены стали предметом постоянных ссор: муж не имел права отказаться от ужина или случайно заметить, что котлеты недосолены.
После родов, которые длились двадцать пять часов, Наталья убедила Игоря поговорить с родителями о размене квартиры. Молодые заслуживают собственное жилье, а родители и так большую часть года живут на даче.
Переговоры шли долго. Веронике было полтора года, когда семья Лавровых въехала в свою первую двухкомнатную квартиру в хрущевке: третий этаж, лифта нет, соседи справа держат собаку, соседи слева разводят тараканов. Игорь много работал, а Наталья со всей пылкостью деревенской девушки занималась домом, о чем не забывала вскользь напоминать мужу восемь раз в день: именно ради семьи она поставила крест на своей карьере. Родители Натальи, у которых она была четвертым ребенком из пяти, испытывали нескрываемое облегчение. Теперь родственникам из деревни будет где остановиться в редкие поездки в Москву.
Новую квартиру купили случайно: у лучшей подруги Натальи от сердечного приступа скончался муж, и она срочно продавала свою трешку в пяти минутах от метро «Пушкинская». Теперь у них был ухоженный двор с видом на памятник поэту, интеллигентные соседи и ковер в парадной. Игорю приходилось добираться до больницы в три раза дольше, но эти издержки были ничем по сравнению с радостью Натальи.
Как только Вероника пошла в детский сад и у Натальи появилась возможность продолжить учиться или выйти на работу (Игорь без проблем нашел бы ей место в своей больнице), она сообщила, что не собирается бросать ребенка на воспитателей и бабушек и сама будет заниматься ее развитием. В планах Натальи были: балет или гимнастика, музыкальная школа по классу фортепиано или скрипки — и хорошо, если девочка научится рисовать, танцевать и кататься на коньках.
У нее самой возможности заниматься творчеством не было. Все ее детские навыки сводились к умению почистить картошку на семерых и растопить баню отсыревшими дровами.
По мнению Натальи, она предоставляла Веронике выбор: всего три секции из предполагаемых шести. И каким было ее удивление, когда дочь заявила, что хочет рисовать и шить костюмы для кукол, а ходить на балет, гимнастику и в музыкальную школу она не собирается. Наталья выслушала дочь и на следующий день повесила в ее комнате расписание занятий. Вторник, четверг и суббота — балет, среда и воскресенье — фортепиано. Понедельник — художественная школа по классу акварели.
Еще через месяц на холодильнике появился список запрещенных для будущей балерины продуктов, куда входило все, что любила девочка: хлеб, шоколад, жареная картошка, макароны с сыром и все те смертельно опасные продукты, которыми угощала девочку бабушка, включая блины и оладьи. Вероника сорвала с холодильника листок и выбросила. Каждый день он появлялся на прежнем месте, пока девочка не смирилась. Может быть, мама и правда знает, как лучше? От домашних дел Веронику избавили — жаловаться не на что. Хорошей девочкой быть несложно, когда не знаешь, что такое быть плохой. Чем больше наград и дипломов появлялось в спальне дочери, тем сильнее Наталья убеждалась: она прекрасная мать.
За неделю до свадьбы дочери, в середине сентября, Наталья получила письмо с официальным приглашением. Ни родственников, ни коллег отца. На письмо Наталья ответила «OK», приняла две порции успокоительного вместо одной и стала ждать, когда с работы придет муж. Она найдет, к чему придраться, и будет весь вечер тяжело вздыхать. Привычку говорить о переживаниях напрямую Наталья считала признаком дурного тона и потому выбирала вздохи.
По правде сказать, Веронике не было дела до маминых обид. Своих проблем хватало. Месячные должны были начаться именно в день регистрации. Живот раздулся, на подбородке вылез прыщ. Мысль о том, что она будет неидеальной на своей собственной свадьбе, парализовала.
Чтобы хоть как-то избавиться от тревожности, она начала вести дневник.