всего минуту… Эбби, я так боялся, что не успею, что больше не увижу тебя живой, – он тихо плакал. Весь ужас сегодняшнего дня отнял последние силы.
Он полежал так ещё несколько минут, собираясь с силами и наслаждаясь её близостью и родным теплом, а потом надрывно вздохнув, прошептал:
– Я знаю, что ты никогда меня не простишь, но по-другому я не могу, – он поцеловал её ладошку, – Тебе ещё немного придётся побыть одной, прости, но так нужно, прости, я быстро… быстро, как только смогу.
Шатаясь из стороны в сторону, Двейн прошёл к рабочему столу, выдвинул ящик, откинул дорогую ткань и посмотрел на золотые часы на цепочке. Сегодня он должен был вернуть их хозяину. Сама судьба случайно дала ему шанс спасти любимого человека. Никакого выбора не стояло, решение он принял сразу. Сейчас он боялся только одного – не успеть.
Завернув часы, Двейн положил их за пазуху и взяв с кухонного стола нож, засунул его за голенище сапога, с нежностью посмотрел на спящую девушку и быстро вышел. Времени до того, как хватятся часов, оставалось немного.
Как он оказался в самом бандитском районе города, Двейн даже не запоминал. Не задавая лишних вопросов, здесь продавали и покупали всё, что только можно было украсть в городе и его окрестностях. Сделки совершались быстро. Самым главным было вырваться после продажи живым и с деньгами.
Покупатель на часы нашёлся быстро, и ему дали какую-то сумасшедшую цену. Конечно, раз в десять меньше их настоящей стоимости, но Двейн и этому был рад. Он спрятал мешок с монетами за пазуху и вытащив нож и зажав его незаметно вдоль руки, начал выбираться. Всё это время ему казалось, что за ним кто-то следил, и он, как загнанный зверь петлял и скрывался, заметая следы.
И когда он мокрый, грязный и еле стоящий на ногах с зажатым в руке ножом пошатываясь, появился на пороге аптеки, он перешорохал там всю охрану. Сил и времени объяснять что-то уже не было. Поэтому Двейн достал деньги и бросил мешок с монетами на пол перед собой, а потом протянул клочок бумаги с размытыми буквами. Повидавший всякое, фармацевт не стал задавать лишних вопросов и вынес объёмную склянку с лекарством. Вей дрожащей рукой положил её за пазуху. Чувствуя, что силы его уже на пределе, всю дорогу назад он боялся отключиться и разбить лекарство. Как он дошёл до дома, он не помнил. Всё, что он чувствовал тогда, это как занемевшими пальцами сжимал склянку с лекарством.
Оставшихся сил хватило ровно на то, чтобы влить ей в рот две ложки лекарства, как написал доктор, осторожно убрать дрожащими руками бесценную склянку, прижаться в поцелуе к любимым губам, и отключиться прямо на полу рядом с ней.
***
Сквозь сон Двейн услышал, как его кто-то звал. Он медленно открыл глаза, пытаясь сообразить где он. Голова гудела, мысли путались. И тут он снова услышал, как слабый еле слышный голос звал его по имени. Он тут же всё вспомнил и моментально вскочил на ноги, и встретившись с омутом голубых бездонных глаз, выдохнул и обессиленно опустился на колени. Осторожно проведя дрожащей рукой по её волосам, он смотрел на неё полными слёз глазами.
– Эбби, – хрипло выдохнул он. Вей уткнулся лбом ей в грудь и прошептал, – Я так боялся, что потеряю тебя. Я чуть с ума не сошёл, мне было так страшно, любимая, так страшно…
Девушка медленно подняла дрожащую руку и еле касаясь погладила его по голове. Двейн простонал и поднял на неё глаза. Она была так слаба, что сил говорить не было, она могла только молча плакать, глядя на него. Вей перехватил её руку и прижал к своим губам, аккуратно стирая другой рукой слёзы с её лица.
– Ну тише, тише, детка, не плачь. Всё уже позади. Я рядом. Всё будет хорошо, я обещаю. Не плачь, – он потрогал её лоб и с облегчением почувствовал, что жар наконец спал.
Эбби осторожно высвободила руку и нежно провела пальцами по его скуле, продолжая тихо плакать. Двейн знал, что выглядел сейчас не очень. И испугавшись, что она может о чём-то догадаться, быстро сказал:
– Да, выгляжу так себе, – грустно улыбнулся он, – Я сильно переживал и волновался за тебя. Я боялся, что не успею спасти, – он осёкся, – что ты уйдёшь, – закончил он севшим голосом.
Эбби обессилено опустила руку на кровать, смотря на него мокрыми от слёз глазами с нежностью и любовью:
– Я люблю тебя, – еле слышно выдохнула она, – Прости меня…
Двейн закрыл глаза, а потом в порыве поцеловал её в губы, не давая договорить.
«Лекарство» – он вспомнил про лекарство. Боясь напугать её и выдать своё волнение, он как можно спокойнее сказал, – Мне… нам помог один хороший человек. Он доктор. Это он лечил тебя и прописал лекарство. Его надо пить пять дней утром и вечером и нельзя пропускать. Эбби, ты ещё очень слаба, поэтому тебе нужен отдых. Погоди, ты же голодная?
Девушка, не отрывая от его лица нежного взгляда, еле заметно отрицательно покачала головой.
– Хорошо, тогда чай, только чай. Ну ради меня.
Эбби устало закрыла глаза. Двейн укрыл её одеялом и быстро встал.
– Я быстро. Чай и лекарство, – и тут же засуетился на кухне.
***
Последние сутки своей жизни Эбби абсолютно не помнила. Единственное, чем окружило её бредящее сознание, была удушающая непроглядная темнота, из которой она никак не могла выбраться. Временами она слышала любимый родной голос. Вей звал её и просил не уходить и не бросать его. И ей так отчаянно хотелось к нему, обнять и утешить. В его голосе она слышала столько боли и отчаяния. Эбби металась и рвалась к нему, но выбраться из этой жуткой темноты никак не получалось.
И вот она вернулась. Всё болело, голова плыла, то выныривая в реальность, то снова проваливаясь в сон, а во всём теле была такая слабость, что она даже руку поднять не могла. Единственное, на что хватило сил – это тихо позвать его.
«Где он? Почему я одна? Что случилось?» – затрепетало сердце.
И тут, она наконец увидела его такого бледного и испуганного. Нежность и жалость затопили её сердце и душу. Вей смотрел на неё полными тревоги влюблёнными глазами. Эбби видела в них всю боль и отчаяние, которые он пережил за всё то время, пока она была без сознания. И всё это по её вине, всё из-за её глупости и упрямства. Сердце её сжалось от любви и чувства вины. Так хотелось обнять его сейчас и наконец успокоить, но она была так слаба, что сил хватило только на то, чтобы нежно провести пальцами по его
