- Нужно какое-нибудь дело провернуть, - после выпитого, вновь размечтался Комаров. - Надоело безденежье.
- Это я должен тебе дело придумать?
- Я вообще... На тачках много не заработаешь. Ну, что мы две-три машины в год толкаем? Разве это заработок.
- А ты думай, - сказал Беляев, ковыряя вилкой котлету.
- Я думаю...
- Что-то плохо думаешь, что без денег ходишь, бычки в гараже подбираешь... Лучше ты завязывай с этим делом. Возьмем, так и быть, тебе тачку...
- Точно?
- Точно. Будешь меня возить.
- Это другой разговор, Коля. А то бросили меня совсем. И оформи меня куда-нибудь.
- Подумаю. Ты только, - он хотел сказать не пей, но решил не портить Комарову настроения, - Светке позвони, скажи, что сегодня придешь поздно.
- Потом позвоню...
- Нет, ты сейчас позвонишь и скажешь, что придешь поздно.
- Я не хочу портить себе настроение, - сказал убежденно Комаров. Понимаешь, когда пьешь, нельзя делать то, что может испортить настроение. Нужно держаться на поверхности. А ты все время меня толкаешь ко дну. Позвони сам, но так, чтобы я об этом не знал. И чтобы ее реакции не услышал.
Вышли из ресторана в прекрасном настроении. Комаров стал поджидать такси, а Беляев в это время дозванивался до Светы. Когда она сняла трубку, он спросил:
- Как у Левы дела?
- Пьет.
- Он сегодня пьет со мной, чтобы больше не пить, - сказал Беляев.
- Так он и послушает тебя, - сказала Света.
- Я прошу тебя об одном: не кричи на него. Сегодня поздно я его привезу. И пусть он проспится как следует. А утром приготовь ему горячий завтрак и поставь четвертинку водки.
- Чтобы я! - закричала Света.
- Слушай меня. Прошу тебя, сделай как я говорю, а там посмотрим. Ты можешь это сделать для меня?
- Для тебя - могу.
- Тогда разговор исчерпан! - И повесил трубку в самом хорошем расположении духа.
Комаров стоял у края дороги и махал руками. Такси не было видно.
- Позвонил? - спросил он с улыбкой.
- Все в порядке.
- Что она сказала?
- Ты же сам сказал, чтобы я не портил тебе настроение. Я говорю, все в порядке, значит, все в порядке! - сказал Беляев и увидел свободное такси.
Через минут двадцать они были на Бауманской, на работе у Лизы. Лиза почувствовала запах водки и недовольно спросила:
- По какому случаю?
- Комарова из запоя вывожу, - сказал Беляев, принимая огромную спортивную сумку через прилавок проходной, где дежурил старый сверхсрочник. - Здесь заказы, - сказала для пущей важности Лиза, кивая на сумку.
- Хорошо, - сказал Беляев, передавая сумку Комарову.
- Что-то не заметно, чтобы Лева был сильно пьян, - сказала Лиза.
- А я и не пьян! - сказал Комаров и пошел на улицу, чтобы не светиться.
- За Сашкой, значит, мне в сад идти? - спросила Лиза и прикусила губу.
- Лиза, делай то, что я тебе говорю. Я буду поздно.
- Почему?
- Я же тебе говорю, что вывожу из запоя Комарова!
- Он же нормален.
- Это тебе так кажется.
На улице стемнело, когда к метро "Таганская" подъехал на такси Пожаров. Сунули в машину сумку, сели сами и поехали в "поплавок" у Краснохолмского моста. Деревянный плавающий ресторан был заснежен и освещен несколькими фонарями. Окна светились. Слышалась музыка. Беляев с Комаровым вышли, а Пожаров поехал, с сумкой, чтобы освободить ее и через полчаса вернуться на этом же такси...
Комаров с повышенным жизненным тонусом выбрал столик с чистой скатертью и сел у окна. Заказали цыплят табака, но пока они жарились к приходу Пожарова, попросили принести закусок и выпивки.
Едва успели выпить по второй рюмке и закусить лаковыми влажными маслинами, явился Пожаров. Щеки его пылали с мороза. Он был подтянут, чуть-чуть полноват, в дорогом костюме и в галстуке. Когда он садился и поправил рукава пиджака, мелькнули золотые запонки. От Пожарова приятно пахло цветочным одеколоном. Он извлек из внутреннего кармана бумажник и передал Беляеву тысячу рублей сотнями. У Комарова от этого свело челюсть. Он хотел что-то спросить, но не мог. Лишь после очередного тоста, спросил:
- На чем сделали "бабки"?
- Да так, - махнул рукой Беляев. - На Солженицыне.
- А, понятно, - сказал Комаров, хотел попросить свои двести, но передумал, потому что и эта просьба, как он теперь понимал, входила в перечень закрытых для хорошего кайфа тем.
Пожаров только что сбыл оптом десять ксерокопий, переплетенных, с романа А. Солженицына "В круге первом", которые изготовила Лиза.
- Надо еще столько же, - сказал Пожаров, принимая от Беляева свою сотню комиссионных.
- Сделаем, - сказал Беляев.
- Роман, конечно, что надо! - сказал Пожаров и его глаза засветились. Идет наотлет. Свою бы типографию завести! - мечтательно воскликнул он и добавил: - Но прокурор не позволяет.
Все рассмеялись.
- Странно, как это раньше все, кому не лень, имели свои типографии. Сами писали, сами печатали, - сказал Пожаров. - Пушкин печатал свой "Современник", Достоевский печатал свои "Бесы", и, к тому же, сам продавал. К нему приходили на квартиру покупатели и спрашивали: здесь продают "Чертей"?
- Было время! - воскликнул Комаров, наливая всем коньяк.
- У меня такое впечатление, - начал Беляев, - что все мы преступники. Ходишь и чувствуешь, как на тебя давит невидимая сила. Это нельзя, то нельзя! А представьте: у нас свой кирпичный завод, своя лесопилка, своя типография, своя ферма, свой транспорт... Кому бы мы мешали? Им! - он кивнул наверх. - В нашей стране на одного работающего, из ста, девяносто девять управляющих. Недаром система так строилась. Работай, Иван, я тебя прокормлю! Никто не считает собственную прибыль, потому что она изымается бандитским способом в бюджет... И этих бюджетников миллионы. Они отбирают то, что не заработали. Мол, армию надо содержать, а сами себе все гребут!
- Это правильно, - подхватил Комаров, уже заметно захмелевший. - В российском Совмине такие хари, ну такие хари!
Комаров поднял тонкий белый палец и погрозил кому-то. Пожаров как бы незаметно достал расческу и причесался. В некоторых местах у него появились седые волосы и от этого прическа его стала еще красивее.
Подали цыплят. Выпили под них и с аппетитом съели. Потом официантка сообщила, что привезли живых лещей, и спросила, не приготовить ли.
- Съедим по лещу! - крикнул Комаров.
Пока ждали леща, взяли еще пару бутылок коньяку.
- Пей, Лева, - говорил Беляев. - Пока через край не польется!
Комаров перегнулся через стол и громко сказал Пожарову:
- Толик, я вчера один полтора литра водки выпил!
Лещи были великолепны, хрустела кожица, сочилось жиром нежное розоватое мясо.
Пожаров, по-барски развалившись на стуле, сказал:
- Прекрасный вечер!
Голова Комарова медленно клонилась к столу. Беляев потрогал его за плечо.
- Который час? - спросил Комаров.
- Одиннадцатый, - сказал Беляев.
- Отвезите меня домой! - твердым голосом приказал Комаров.
Беляев подозвал официантку и расплатился, после чего попросил с собой пару бутылок водки. Просьба была исполнена за приличные чаевые.
Уличные фонари голубоватым светом освещали сугробы. Беляев чувствовал, что сильно выпил. Когда он увидел такси, побежал к нему через сугроб, поскользнулся и упал в него. Вставать не хотелось, потому что ноги словно налились свинцом. Пожаров протянул ему руку, отпустив Комарова, который тут же упал в этот же сугроб.
Таксист, грубый старик в очках, сначала не хотел сажать пьяных, но Беляев сказал, что заплатит три счетчика.
Сначала поехали отвозить Комарова. Таксист ждал на улице, а Пожаров с Беляевым тащили отключившегося Комарова наверх. Света злобно всплеснула руками, но, увидев однокашников, смирилась и даже предложила чаю. Беляев передал ей бутылку водки и напомнил:
- Обязательно горячий завтрак и четвертинка водки!
Пожаров уже распаковывал Комарова, не понимавшего где он и что с ним. Потом его уложили на диван.
Когда ехали к себе, Пожаров спросил:
- Чего это вы завелись?
- Так надо, Толя, - твердо сказал Беляев.
Они распрощались. Придя домой, Беляев застал Лизу за чтением. Маленький Саша спал в своей кроватке, Коля - в своей. Беляев пошел в другую, бывшую поликарповскую, комнату, разделся и, не умываясь, лег, повернулся лицом к стене и тут же заснул.
Глава XIV
Время шло к обеду, за окнами совсем стемнело, а Скребнева все не было. Утром Беляев забегал в партком, спрашивал у секретарши, старой сутулой девы, будет ли Скребнев. Она как всегда и как на всех презрительно взглянула на Беляева и сказала, что он звонил из дому и сказал, что ему нездоровится, но что он к обеду постарается быть. Она говорила нехотя, через губу, считая себя пупом парткома, и ее, надо заметить, многие побаивались. Очень она любила слово "коммунист". Она и Беляева называла "коммунист Беляев".
- Коммунист Беляев, остановитесь, - сказала она, когда он уже хотел убегать и дернул ручку двери, но при этом оклике остановился. - Вы должны постричься! Что это такое, вы заросли, как девчонка. Вы же член парткома, коммунист Беляев! Должны подавать положительный пример молодым коммунистам-студентам!
