Он знал, что случилось. Вряд ли ему вообще требовался ответ. Мы словно ждали взрыва. Но взрыва не произошло ни через минуту, ни через пять, ни через час. Я чувствовал себя уставшим и разбитым. Мне хотелось лечь в кровать и хотя бы на несколько минут закрыть глаза. Я пожал плечами, но Миша даже не посмотрел в мою сторону.
Я пошел в свой кубрик и в курсантской форме улегся на кровать. Стоило закрыть глаза, как передо мной вновь возник призрак. Его сияние было настолько сильным, что под натиском грубых волн воздух вокруг него дрожал вместе со стенами. Реальность исчезла. Я провалился в сон, где меня сопровождал все тот же страх неизвестности.
Незадолго до ночной смены дневальных я проснулся от грохота входной двери. Массивный засов отодвинулся, оглашая весь этаж эхом. Кто-то либо пришел, либо уходил. Я выглянул из кубрика и с облегчением вздохнул. Все девочки в сопровождении Мордака и Баха отправлялись домой. Впервые за сегодняшний день мне стало легко. Я вернулся в кровать и подумал о том, что очень скоро начнутся летние каникулы, все разъедутся по домам и больше не будет ни нарядов, ни уборок, ни построений, ничего. Все исчезнет, как искры пылающего костра. Следующий учебный год начнется с чистого листа, куда мы вступим уже опытными курсантами, и что бы не случилось потом… это будет потом.
С теми мыслями я заснул еще на несколько минут, а без пяти час меня разбудил Миша.
— Вставай, — он потряс меня. — Нужно идти на развод.
— Где Сантист?
— Там же где и был. Только он на развод не пойдет. Я за него.
— И смену тоже ты будешь стоять?
— Нет. Про смену он меня не просил.
— Черт, — я сполз с кровати на пол и потянулся.
— Они все пьяные. Он сказал, если дежурный унюхает запах, у него будут проблемы.
— Еще бы, — проворчал я.
Подменить Сантиста, означало прикрыть его задницу. Я не хотел этого делать, потому что относился к нему так же, как и он к нам. Но во мне взыграла жалость.
— Хорошо. Пошли.
Перед тем как сдвинуть засов и отварить дверь, я захотел еще раз пройтись в северное крыло, но в тот момент ноги пошли не туда. В час ночи рота спала, и в коридоре было тихо, как в поле.
Глава 14
Беспокойная ночь
Наряды, что мы несли на первом курсе, выжимали из нас все силы. За последующие пять лет мне так и не встретился период времени хоть чем-то напоминающий тот год. Я беспокоился за роту, когда на мои плечи возлагалась ответственность быть дежурным. Я не любил принимать наряд у других ребят, потому что у моих дневальных тут же находилась причина меня в чем-то упрекнуть. Лишняя перепалка портила отношения, из-за чего сутки превращались в кошмар из ничего. Опыт доказывал, что лучше всего, если среди твоих дневальных окажутся стойкие работящие парни. Не такие, как Рома Сантистойков.
В ту ночь Сантист не потрудился сходить на ночной развод, равно, как и не потрудился отстоять свою смену. С часу до пяти в роте стояла гробовая тишина, и никто из спавших в северном крыле курсантов не покинул свой кубрик, чтобы покурить или поболтать по телефону с подружкой. Первым человеком, кто пробудился под утро, был дневальный Рома Пискун. В пять часов Рома должен был идти в рубку дежурного на утренний развод и сменить на вахте Сантиста. Но этого так и не случилось. Вместо похода на развод, он разбудил меня.
— Что случилось? — проспав всего четыре часа, я не сразу пришел в сознание.
Свет в кубрике не горел, но даже в полутьме, взглянув на Рому, я понял, что произошло что-то серьезное. Пискун не скрывал испуг. Он сказал всего одно слово, и его было достаточно, чтобы мгновенно наступило утро.
— Дым! — пропищал Рома. — Дым в роте!
Я вскочил с кровати и принялся одеваться. Миша тоже проснулся.
— Сработал датчик?
Брюки никак не хотели застегиваться на молнию, и я так сильно дернул собачку вверх, что оторвал ее и продолжил одеваться, как ни в чем не бывало.
— Если бы это был просто датчик, я бы тебя не будил! — пищал Рома, и я понял, что он пребывал еще в большей панике, чем несколько месяцев назад, когда ребята устроили в его кубрике пьяную вечеринку.
Я пытался утешить себя, что в коридоре тлел один из электрических распределителей. Вся электрика в казарме была старой, но рабочей. Поэтому менять ее никто не спешил. Если выбивало контакторы по напряжению, их просто включали обратно, как обычные хозяйственные пробки. Но когда Рома закричал, что дым настоящий, и валит из северного крыла, чудовищная мысль коснулась моего разума.
— Дым может идти из кубрика, — я сорвал с крючка рубашку и тут заметил, что Сантиста в кровати нет.
Его койка была пуста, но простыня примята. И по следу я догадался, что последний раз на кровати сидели, а не лежали. Одеяло было скомкано, подушка запихана в угол. Все, как любил Сантист, за исключением одного — если он касался своей кровати, он никогда на ней не сидел. У меня не было времени изучать этот след, но перед тем, как выскочить за дверь, я подумал, что простыня в районе вогнутого пятна сейчас такая же холодная, как кожаный диванчик в дедушкиной канцелярии. Сидел на ней явно не человек.
За окнами еще не рассветало, и северное крыло усыпало во мраке. Рома пересек холл. Он освещал себе дорогу экраном мобильного телефона. Других подручных средств у нас не было. В глубине южного крыла, где жили мы с Мишей, запах дыма почти не ощущался. Я припустил шаг, заметив, что силуэт Ромы окончательно скрылся в темноте.
Дым расползался в холле. Под потолком я увидел клубы синеватого облака, двигающегося к открытому окну. Сквозняк быстро вытягивал дым наружу. Рома ударил в дверь и закричал мне:
— Это отсюда!
Прежде я никогда не видел, чтобы Пискун так смело барабанил
