километрах. На самом деле в девяносто пяти.
– Тебе шестнадцать, а ты еще не водишь машину!
– Это запрещено законом.
Козетта была самой одержимой из них. Помимо увлечения игрой на ударных – у нее был настоящий талант, – она еще считала “Шины” своим спасательным кругом.
– Без “Шин” я пойду по дурной дорожке, как мама.
– Тетя Бобетт вовсе не пошла по дурной дорожке, она родила тебя.
– Вот именно.
Сестры кисло усмехнулись. С тех пор как Козетте исполнилось четырнадцать, она сильно беспокоила их. Она практически перестала есть. Ее прекрасные формы растаяли как снег.
– Раньше ты выглядела лучше.
– Я похудела и стала похожа на тебя.
– Ты более худая, чем я, и, к счастью, на меня не похожа.
– По крайней мере, теперь я не похожа на маму.
В те времена анорексия была еще внове. Ее считали романтической болезнью молодых девушек, как некогда чахотку. Бобетт долго не понимала, что у ее дочери серьезная проблема. А когда поняла, то запаниковала.
– Козетта, моя милая, хорошая, что с тобой?
– Ты всегда больше любила Тристану, вот я и стала худой, как она.
– Я никогда не любила Тристану больше, чем тебя. И при чем тут худоба?
– Ты своего добилась.
Есть вещи похуже анорексии: положение родителей анорексички. Вы беспомощно наблюдаете, как ваш отпрыск предается саморазрушению, и знаете, что в глазах людей в этой напасти виноваты вы. Возможно, вы совершили ошибку, но не знаете какую. Вы непрерывно перебираете в уме все, что могли такого сказать своему ребенку за последние десять лет.
У анорексии много общего с демонической одержимостью. Одержимая склонна нападать на мать.
– Ты запрещала мне взять лишний кусочек торта! Довольна теперь?
– Нет! Я в ужасе. И я вовсе не запрещала, я просто отговаривала. Это разные вещи.
– Ты считала меня толстой?
– Да нет же! Мне казалось, что проще помешать тебе стать обжорой, чем потом сообщать тебе об этом.
Разговоры столь же пустые, сколь и неизбежные. Анорексичка сердита на мать. У Козетты хватало для этого серьезных причин – взрыв в квартире, алкоголизм, – но она придумывала ничтожные предлоги для своих выпадов.
– Если хочешь убить свою собаку, объяви ее бешеной, – заключила Бобетт.
– Ну вот, скажи еще, что ты не виновата.
– Я этого не говорю. Наверняка я совершала ошибки. Прости меня!
– Как все просто!
Все было непросто.
Несчастная мать, в слезах, обратилась за помощью к Тристане:
– Милая, на тебя вся надежда. Моя дочь меня ненавидит.
– Нет, тетя, она тебя любит, она просто злится.
– Поговори с ней, умоляю.
Поговорить с анорексичкой! Миссия невыполнима. Но Тристана попробовала:
– Ты хочешь умереть?
– Нет.
– Ты понимаешь, что если будешь продолжать так и дальше, то умрешь?
– Нет.
– Что нет? Не понимаешь?
– Я не умру.
– Да? Ты начнешь есть?
– Нет.
– Нет, нет, нет… Думаешь, достаточно сказать “нет”, чтобы ничего не случилось?
– Нет.
– Я тебя люблю и вижу, что ты себя убиваешь.
– Поверь мне.
– Тебе – да. Но не болезни.
Тристана явственно чувствовала присутствие некоей третьей силы, которую за неимением адекватного обозначения именовала болезнью. От анорексии очень трудно исцелиться – изгнание демонов вообще дается мучительно.
Летиция предложила, чтобы Козетта больше занималась группой. Что было вполне разумно. Клин клином вышибают: если она будет с головой поглощена роком, болезнь ослабит свою хватку. К несчастью, Козетта была так истощена, что это сказывалось на ее игре.
– Дай волю своей ярости! Нападай!
– Я это и делаю.
– У тебя нет прежнего драйва. Или музыка, или анорексия – выбирай!
– Летиция, хватит! – вмешалась Тристана.
– А что, надо деликатничать?
– Она права, Тристана. У меня вместо крови водичка, я играю как размазня. Проблема в том, что я просто не могу есть.
– Тогда пей! – Летиция протянула ей баночку “Колы”.
Ценой неимоверных усилий девочка сделала несколько глотков. Смесь сахара и кофеина произвела эффект атомной бомбы. Козетта выдала такое крутое соло, что Летиция поверила в чудо.
– О, узнаю тебя!
Тристана была поражена.
Как ни странно, никому не пришло в голову госпитализировать Козетту. В те годы столь очевидное решение не напрашивалось само собой. И наверняка где‑то в темном уголке подсознания Бобетт понимала, что если социальные службы узнают о болезни дочери, то у нее попросту отберут детей: ее личное дело было далеко от идеала.
Однажды утром в шесть часов зазвонил телефон. Тристана почувствовала, что надо срочно встать и ответить.
– Это Козетта. Приезжай.
Тристана вскочила на велосипед и на суперскорости помчалась к кузине. Та ждала ее внизу возле своего дома.
– Я умираю.
– Что ты такое говоришь?
– Я знаю, что говорю. Это началось вчера вечером. Было двадцать пять градусов, а я вдруг заметила, что дрожу от холода. Я приняла горяченную ванну и легла. Меня знобило всю ночь.
– У тебя температура?
– Тридцать шесть и пять. Но мне так холодно, что я даже перестала дрожать. Дрожь – нормальная реакция организма. Мое нутро на это уже не способно.
– Давай вызовем скорую.
– Поздно.
Словно в опровержение своих слов, Козетта бросилась бежать к расположенной рядом свалке, над которой возвышался огромный старый холодильник. Она упала рядом с ним на колени и взмолилась:
– Опрокинь его на меня!
– Ты что, спятила?
– Холодильник шатается и в любой момент может случайно на меня упасть, я проверяла. Если я умру от анорексии, то виновата будет мать, и у нее отнимут моих братьев. А если я умру от несчастного случая – никаких проблем.
– Я не хочу тебя убивать!
– Так я же все равно умру! Сейчас полседьмого утра, никого нет.
– Есть я.
– Я думала, ты любишь мою маму.
Не сомневаясь, что эти слова возымеют действие, Козетта швырнула кузине пару перчаток и легла на землю. В полубессознательном состоянии Тристана поцеловала свою крестницу, натянула перчатки и толкнула холодильник, который упал и раздавил Козетту. Тристана ушла не оглядываясь.
* * *
Скандальное происшествие на свалке в районе жилья для малоимущих в Мобёже наделало много шума. Под выброшенным холодильником был обнаружен труп девочки. На свалках громоздятся невывезенные крупногабаритные отходы и падают на проходящих мимо детей. Такое никогда не могло бы произойти в Нёйи-сюр-Сен [17].
Бобетт была убита.
– Судьба ополчилась на мою дочку. Сначала она перестала есть, а теперь вот на нее рухнул холодильник.
Летиция долго плакала. Тристана не пролила ни слезинки. Мало сказать, что она утратила всякий интерес к жизни. Она превратилась в зомби.
Нора пыталась ее встряхнуть:
– То, что случилось с твоей кузиной, ужасно. Не надо идти по ее стопам. У Козетты не было будущего. У тебя
