- Господа, - обратился Вадим. - Вы окружены. Через минут десять здесь будет пьяная, разбушевавшаяся толпа отлично вооруженных людей.
Он чудесным образом ухитрялся оставаться неподвижным, несмотря на беспокойное кружение коня.
- Я вижу, у вас проблемы с транспортом. Впрочем, транспорт в создавшейся ситуации не спасет. Разве что телега...
Андрей оторвался от Воропаева, встал и подошел к всадникам. Пес грозно зарычал.
- Господа, мои планы таковы: я покидаю этот бесплодный смешной мир.
Желающие отправится со мной, - он достал полиэтиленовый пакет с синим кругом на желтом фоне и вынул из него книжную стопочку. - Впрочем, чего объяснять, и так ясно, - и он швырнул под ноги Андрею с десяток книжек.
- Нечаев, снимите очки. - Твердо сказал Андрей, не обращая внимания на книги.
- Умка, неужели тебе мешают мои очки?
- Сними, раз он просит, - почти крикнула Катерина.
Она была, в отличие от Вадима, в каком-то нервном, дерганном состоянии.
Учитель снял очки, и Андрей увидел то, в чем практически не сомневался. На мгновение перед глазами всплыла темная полуночная арка и гражданин, от которого веяло бесконечной холодной легкостью, столь же простой, сколь и непонятной, как презрительный плевок в душу. Андрей посмотрел на пистолет в своей руке, потом на Нечаева. Тот заметил оружие и, кажется, обрадовался.
- Катерина стреляла, пальни и ты, - Вадим засмеялся.
Андрей с отвращением выбросил оружие и сказал:
- Вы правы, Нечаев, человек - это тоже самое, что демидовский самокопатель...
- Я рад, что ты это понял. - улыбнулся Учитель
- Вы не дослушали, Нечаев, - Андрей сейчас собрал все остатки своей слабой воли, стараясь во чтобы то ни стало не смотреть на Катерину.
- Но только человек, не признающий Бога.
- Ну, здрасте, - Нечаев усмехнулся, и в этот момент просвистела шальная пуля.
Но он даже не дрогнул:
- Умка, давай покороче.
- А я уже все сказал, извините, что по-русски.
С юга, со стороны нового цирка, появился ощетинившийся карабинами и гранатометами, мордастый, в пятнах маскировочного цвета, боевой грузовик "Урал". То есть это была обычная армейская машина, но с какой-то страшной, сеящей неотвратимый ужас неправильностью. Андрей присмотрелся и вдруг понял, что источником этого ужаса было парадоксальное несоответствие ее казенной армейской мощи и анархической, неуставной лихости облепивших ее людей. Короче, она была в угаре недавнего боя, в том особом угаре, который бывает во время драки, когда тебя ударили по лицу и скрылись от возмездия, и ты ищешь хоть что-нибудь мало-мальски достойное, чтобы утолить жажду мщения. Вадим махнул рукой, подъехал поближе к Катерине.
- Я же говорил, он решил спятить. У него определенно был план сойти с ума, - и, повернувшись к Андрею, крикнул, - Умов, и откуда у вас такое имя?
- От отца - твердо сказал Андрей.
- Да где же твой отец? - усмехнулся Нечаев
- Что бы его увидеть, надо забраться на табуретку.
- Да вы определенно сошли с ума. - Он хлестнул коня и позвал Катерину, - Поехали.
- Андрюша, - Катерина сильно стегнула коня, чтобы тот стоял на месте, прости! Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Всадники пришпорили коней. Но, прежде чем раствориться в этом бесконечном тусклом рассвете, Нечаев подъехал к чугунному студенту и крикнул:
- Петька, как ты догадался, что я в Бога не верю, там, на платформе?
- Вы ж мимо нищих прошли, а кто мимо нищих проходит - в Бога не верит, - и, сделав короткую паузу, математически добавил, - Обратное, вообще говоря, не верно.
Петька помахал с памятника Андрею. И тот нехотя забрался на руки чугунному студенту. Они оба на мгновение прилипли к чугунному тексту.
Вадим махнул рукой и уж было собрался пришпорить коня, как заметил второй Урал, выползающий с севера, в точности такой же, как первый, но только еще более матерящийся и угрожающий. Через мгновение послышался рокот и с запада, из-за бывшей спины Михаила Васильевича.
Они оказались в замкнутом кольце. Ожидая сопротивления, эта механическая петля сжималась профессионально, медленно, неотвратимо.
Всадники остановились, попятились обратно к чугунным людям. Внезапно шальная пуля ударила в стопорную собачку самокопателя, и огромная клешня ожила. Колесо повернулось, за ней шестеренка, и толстый многожильный трос стал наматываться на барабан. Неприятно заскрипела система блоков, и где-то в голове Самокопателя громко звякнуло.
- Это он задал себе первый вопрос, - крикнул Андрей, - Где я?
Массивный атлетический диск вышел из положения равновесия и стал раскачиваться, подобно маятнику. Но то был не обычный маятник, и даже не маятник Фуко, а система маятников, подвешенных на общую ось и связанных пружиной, по-видимому, снятой с обычного дивана. Вслед за первым стал раскачиваться второй, третий, и каждый из них по-своему дергал подвес, отчего вся конструкция зазвенела, как музыкальная шкатулка.
- Теперь пошла цепочка формальной логики, - Андрей уже успокоился и комментировал как лектор.
Очевидно, металлическое позвякивание Самокопателя гармонически ложилось на пугающее завывание ветра своеобразным ритмическим инструментом, как ударные ложатся на классические симфонии в некоторых современных интерпретациях. Поэтому вначале получилось даже комично. Но постепенно демидовская партия перехватила инициативу и загремела поверх таинственного гула какой-то новой мощной мелодией.
Казалось, добрый милый Августин переходит в стройное бодрящее пение Марсельезы. Андрей крикнул Вадиму:
- Нечаев, вы математик, это я вам как математик говорю, вы поклоняетесь обычной арифметической логике, а эта - логика Самокопателя. В ней есть все, кроме Бога, следовательно, - Андрей кричал, перекрывая сумасшедшую музыку самокопателя, - следовательно, в ней нет и человека. Как в туристической красоте; впрочем, этого вы не поймете. Так что читайте, пока не поздно, ваш гиперболоид.
Он поднял с земли книжечку и кинул ее обратно Вадиму.
- Глупости, - тот нервно рассмеялся и оглянулся на Катерину, -Умка, эта музыка не доиграет. Я знаю, что грядет катастрофа. И знаешь, почему? Потому что Иисус Христос покинул этот мир навсегда, и его самокопателями не спасешь.
Ударило в портик университета, и сверху посыпались архитектурные излишества.
- Мир, из которого ушел Иисус Христос, уже никогда не будет таким, как прежде, - упрямо возразил Андрей.
В этот момент страшная и неистовая марсельеза как будто взвилась в серое небо, ударила по низко летящим тучам поcледним аккордом, и самокопатель рухнул с постамента. Наступила странная тревожная минута.
Грохот и позвякивание как по команде прекратились. Кажется, даже замерли грузовики. Все застыло, как перед последним решительным ударом.
Только ветер еще свистел, но и он переменился, будто иссякала его тысячелетняя мощь.
- Эй, дядя, а гиперболоида-то и нет! - Петька засмеялся, как Олег Борисов в фильме "Крах инженера Гарина", тонким треснувшим фальцетом.
- Что значит нет, - удивился Нечаев.
- Ну откуда он мог появиться? Ведь его невозможно дописать, не погибнув самому! А вы живы, - Петька сделал паузу и добавил, - пока.
- Я жив, потому что это мой мир, - возразил Вадим.
- Вряд ли, - спорил Петька.
- Ладно Петька, не тяни, читай, - крикнул Андрей.
- Что читать? - недоумевал Вадим.
- Чугунную книгу, - усмехнулся Андрей, - Эх, Нечаев, вы помните про ветер? Вы, несомненно, талант, жаль, что эту пустую конфету подарили такому таланту. Тот ветер, вы говорили, есть слово, и когда оно произнесется, этот сумасшедший мир исчезнет. И сейчас Петька его произнесет в слух, и этот мир исчезнет.
- Читай, Петька - еще настойчивее попросил Андрей.
- Оно на букву Ха, - крикнул мальчонка.
- Читай же!
Петька посмотрел вокруг. С высоты, с колен чугунного студента вся площадь перед университетом лежала как на ладони. Но Петька почему-то стал смотреть не на красивых всадников, и не на глупые механические чудовища, и вообще не на площадь, будто намертво зажатую стальным сегментом цвета хаки, а высоко в небо, откуда торжественно и плавно, как на Рождество, падали огромные мохнатые хлопья. Мальчик для страховки ухватился за края чугунного фолианта и что есть мочи прокричал в светлеющее с каждой буквой небо имя настоящего создателя этого мира.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Сквозь волнистые туманы раннего сентябрьского утра несется первая электричка. Я сижу в третьем вагоне. Сзади тихо посапывает пьяненький гражданин. Но он где-то в углу, в стороне, а настоящее, пассажирское сообщество не спит. Тренькает гитара. Мы, нестройно тянем про то как белые флаги развешивает старый Домбай.
Пассажирский поезд или даже электричка представляют собой такое замечательное место в котором особенно ярко раскрываются характеры людей. Например, пассажиры глядящие в окна, кажутся мне замкнутыми одухотворенными натурами, и наоборот, люди вовсе не обращающие внимания на пространство в котором они двигаются - на самом деле более открыты к этому миру. Я лично раньше любил смотреть в окна, да и теперь не прочь, но как-то с годами у меня все больше пробуждается интерес к пассажирам. Вот и сейчас, возвращаясь из похода, с компанией, уже заметно постаревших, друзей, я то и дело отрываюсь от окна, за которым, кстати, пробуждается редкое, по красоте, сентябрьское подмосковье, слегка подернутое волнистой пеленой туманов, с золотистыми островками березовых рощ, отрываюсь и всматриваюсь в многозначительные детали на лицах моих друзей и просто случайных попутчиков.
