«Милостивый государь! Уверяю вас, что я не виноват. Подлец Окуркин просрочил вексель, и только потому пришлось пожертвовать машинкой. Умоляю вас, не думайте обо мне худо!»
Станет жутко.
Что же это такое? Разве не я сама собственной головой выдумала этого дантиста, и вот зашевелилось со всех концов, всхлипнуло, дотянулось с обидой, с вопросами, с требованиями, с упреками. И все это оттого, что выдумка ваша слишком нелепа и потому похожа на жизнь.
Если вы хотели остаться только в литературе, вы должны были бы написать, что печальный дантист продал свою машинку или нечаянно сломал ее. Вот и все.
Недавно я была поражена, до чего грубо и безвкусно острит жизнь.
Слушался в суде процесс, и среди свидетелей фигурировали двое юнкеров-кавалеристов. Фамилия одного была Кобылин, а другого — Жеребцов.
Ведь самый завалящий фельетонист самой завалящей провинциальной газетки не позволит себе такого пошлого зубоскальства! Ну, сострит немножко, в меру, с тактом, в пределах жизненности и возможности. Оставь одного Кобылина или одного Жеребцова, и того за глаза хватит. А то ведь грубо, ненужно, ни на что не похоже!
Придумай такую штучку какой-нибудь беллетрист, ему бы солоно пришлось. Написали бы о нем, что приемы его остроумия весьма грубы и примитивны, рассчитаны на самый низкий вкус и обличают в авторе старшего дворника.
А раз эта блестящая выдумка принадлежит самой жизни, все относятся к ней с какой-то трусливой почтительностью.
Жизнь, как беллетристика, страшно безвкусна. Красивый, яркий роман она может вдруг скомкать, смять, оборвать на самом смешном и нелепом положении, а маленькому дурацкому водевилю припишет конец из Гамлета.
И обидно, и досадно, и советую всем не портить себе вкуса, изучая эти скверные образцы.
Ну что поделаешь, если выдуманная правда гораздо жизненнее настоящей!
Американский рождественский рассказ
В рождественский сочельник, когда все театры закрыты и люди предаются мирным семейным забавам, холостякам деваться некуда.
Поэтому в клубе стали собираться рано, и к 12-ти часам игра была в полном разгаре.
Молодой инженер Джон Уильстер, проиграв изрядную сумму, отошел от стола, чтобы отдохнуть и перебить несчастную полосу.
Наблюдая за играющими, он заметил элегантного молодого человека, высокого, с острым крючковатым носом и быстрыми движениями, которого он раньше не встречал здесь.
Молодой человек не играл, а только вертелся у стола, толкая всех локтями и вызывающе смеясь над каждым, кому не везло.
— Что это за неприятный субъект? — спросил Уильстер у своего соседа.
— Не знаю. Очевидно, гость, так как он не играет.
А незнакомец в это время хлопал по плечу мистера Вильямса, старейшего и почтеннейшего члена клуба, и кричал:
— Не везет старикашке! Поделом. Нельзя играть, как сапожник.
Мистер Вильямс покраснел и сказал сухо:
— Я попросил бы вас не быть таким фамильярным со мной, милостивый государь!
— Каково! — захохотал незнакомец. — Он же еще и недоволен мною!
Вильямс пожал плечами и отошел от нахала.
— Кто это? — спросил он у дежурного старшины.
— Право, не знаю, какой-то мистер Блэк.
— А кто же его рекомендовал?
— Кто-то из членов. Сейчас отыщу его карточку. — Старшина выдвинул ящик стола и достал визитную карточку.
— Мистер Джонс. Он впущен по рекомендации Джонса.
— Джонса? Бедный Джонс — ведь он вчера скончался.
— Да, я знаю, — ответил старшина и, подумав, прибавил: — Но ведь рекомендацию он мог выдать дня за два до смерти. Тут число не проставлено.
— Надеюсь, что не после смерти, — проворчал Вильямс и снова подошел к столу.
Незнакомец продолжал приставать и раздражать всех.
— Вы мне наступили на ногу! — вскрикнул один из игроков.
— Не беда! — дерзко ответил незнакомец и остановился в вызывающей позе, точно ожидал и желал ссоры.
Но поглощенный картами игрок не обратил внимания на его реплику, и незнакомец отвернулся с явной досадой.
— Кто это такой? — спросил у Вильямса инженер Уильстер.
— А кто его знает! Пришел сюда по загробной рекомендации от одного покойника и чудит.
— От покойника? — удивился инженер. — А как же его фамилия?
— Блэк.
— Блэк? Блэк — значит черный… Кто он такой?
— Должно быть, дьявол, — невозмутимо ответил Вильямс.
Уильстер усмехнулся, но ему почему-то стала неприятна шутка Вильямса.
— Что за вздор! Почему он рекомендован покойником?.. — Он подошел к незнакомцу и с любопытством стал приглядываться к нему.
Тот, действительно, был похож на черта, каким принято его изображать. Остроглазый, носатый и даже слегка прихрамывал, точно обул башмак не на ноги, а на копытца и не мог свободно ходить.
Лоб у него был узкий, высокий, с зализами, и прямой пробор раздвигал жесткие волосы, которые торчали под висками двумя черными рожками.
Странное жуткое чувство охватило молодого инженера.
«Может быть, я сплю, — подумал он. — А если сплю, тем веселее, потому что тогда этот господин самый настоящий черт».
В это время кто-то из игроков крикнул незнакомцу:
— Пожалуйста, не трогайте мои карты!
На что незнакомец ответил с мальчишеской заносчивостью:
— Хочу — и трогаю!
Потом посмотрел внимательно на того, с кем говорил, и вдруг переменил тон:
— Впрочем, извиняюсь. С вами мне делать нечего, вы слишком и худощавый, и слабосильный. Я извиняюсь.
Он отошел от стола, и все удивленно расступились перед ним.
К Уильстеру подошел один из членов клуба, молодой поэт. Лицо его было бледно, и он растерянно улыбался.
— Кто этот господин, вы не знаете? — спросил он Уильстера. — Правда, что его рекомендовал кто-то в загробном письме? Я ничего не понимаю.
— Я сам ничего не понимаю, — признался Уильстер.
— Зачем же систематически вызывает всех на ссору с ним? Может быть, это какой-нибудь известный бретер и ищет дуэли?
— В таком случае отчего же он извинился сейчас перед Тернером?
— Ничего не понимаю. Или я сплю, или я поверил в черта.
Он криво усмехнулся и отошел.
— Он тоже думает, что он спит! — пробормотал Уильстер. — Нет, это я сплю. Иначе я сошел с ума и галлюцинирую.
Он сжал себе виски руками и вдруг смело подошел прямо к незнакомцу.
— Итак, черный господин, — сказал он, — вы явились сюда ровно в полночь, не правда ли? И предъявили визитную карточку покойника, и у вас рога на голове и копыта в сапогах, и вы пришли, чтобы выбрать жертву и погубить ее. Не правда ли, господин Блэк?
Незнакомец пристально взглянул Уильстеру прямо в лицо своими острыми глазами, потом оглядел всю его фигуру и вдруг сказал:
— Мне ваша физиономия не нравится! — Это уж был не сон.
Уильстер вспыхнул.
— Вы мне за это ответите, милостивый государь. Вот моя визитная карточка.
Но незнакомец не принял карточки Уильстера.
— Я не буду драться с вами, мальчишка, — презрительно ответил он. — Вы трус! Вы никогда не посмеете даже дать мне пощечину! Ваша рука слишком слаба для удара.
Это было что-то неслыханное.
Ему, Уильстеру, знаменитому боксеру, говорят, что его рука слишком слаба. Или все это действительно снится ему.
Он поднял глаза.
Незнакомец стоял, повернувшись к нему почти в профиль, и ждал.
Уильстер вскрикнул и ударил со всей силы по обернутой к нему щеке дьявола.
Тот ахнул и упал.
— Доктора! — закричал он. — Скорее доктора! — И засунул палец себе в рот.
Сидевший среди играющих доктор кинулся к нему. Незнакомец медленно поднялся и, обращаясь к доктору, сказал:
— Освидетельствуйте меня скорее и констатируйте факт: два зуба выбиты — вот здесь и здесь, а два, находящиеся между ними, остались целы и даже не шатаются. Можете убедиться. Это происходит от того, — торжественно продолжал он, — что выбитые зубы были вставлены обыкновенным способом, а оставшиеся — по новому способу дантиста Янча, живущего в Лег-Стрите, дом № 130 Б, принимает ежевечерне от часу до пяти, два доллара за визит!
Он вскочил и, медленно отступая к дверям, стал разбрасывать веером визитные карточки.
— Дантист Янч, Лег-Стрит, 130 Б! — повторял он. — Подробный адрес на этой карточке. Доктор Янч! Лег-Стрит!
Лицо его преобразилось. Он имел спокойный и довольный вид человека, хорошо обделавшего выгодное дельце.
— Дантист Янч, — донеслось уже из-за двери, — Лег-Стрит.
Игроки молча смотрели друг на друга.
[текст отсутствует]
[текст отсутствует]
[текст отсутствует]
