в дерево. Тогда она спускалась по лестнице на кухню, чувствуя босыми ступнями холод линолеума, и хрипло говорила в трубку. Оба раза она была ребенком, но звонки были предназначены ей – по крайней мере, только через нее информация могла поступить к отцу и матери.
Теперь ее телефон тонким прямоугольником светился в иссиня-черном мраке спальни, и на экране горело “Служба безопасности Ривер-Вэлли”. Ее прошиб пот еще до того, как она успела ответить. Лежащая рядом Мэл хлопнула ладонью по своему собственному телефону, потом повернулась и с недовольством посмотрела на Фебруари, сообразив, что для будильника еще слишком темно.
Извини, – сказала Фебруари и ткнула в зеленую кнопку.
Мисс Уотерс? – раздался встревоженный голос начальника службы безопасности. – У нас проблема.
Кто это? – зашипела Мэл.
Фебруари подняла указательный палец – подожди, мол.
Что случилось, Уолт? – сказала она в трубку. – Никто не пострадал?
С детьми все в порядке. Это ваша мать.
Что? Зачем она вам понадобилась? Который час?
Нет-нет, – сказал Уолт. – Она здесь. В кампусе.
Что?
Фебруари соскочила с кровати, но запуталась в простыне. Она дернулась назад и ударилась пальцем ноги о кровать.
Да чтоб тебя! – сказала Фебруари.
Мэл застонала.
Мэм? – сказал Уолт.
Извините, это не вам. То есть да, вам тоже. Просто…
Она подбежала к лестнице и, посмотрев вниз, обнаружила, что входная дверь нараспашку.
Я сейчас приду.
Мисс Уотерс?
Да.
Возьмите с собой халат, хорошо?
Уолт повесил трубку, а Фебруари похромала в ванную, бросила телефон на кучу грязных полотенец, обернула кровоточащий палец салфеткой и вытащила вчерашнюю одежду, лежавшую в корзине сверху.
Что происходит? – спросила Мэл.
Моя мама. Она в кампусе.
Что?
Она у Уолта. Я возьму твой халат.
Что мне сделать?
Я не знаю, – сказала Фебруари и поспешила вниз по лестнице в ночь.
Фебруари обнаружила свою мать в кабинете Уолта, завернутую в его куртку.
Слава богу, ты здесь! Он отказывается зачитывать мне мои права! Скажи ему, что я требую адвоката.
Извините за… – Уолт указал на куртку. – На ней нет штанов.
Тебя не арестовали. Это Уолт, помнишь? Из Ривер-Вэлли.
Ее мать стала разглядывать Уолта, и на мгновение Фебруари показалось, что она увидела проблеск узнавания.
Моя сестра внесет за меня залог и засудит весь ваш отдел.
Фебруари вздохнула и одними губами извинилась перед Уолтом. Он кивнул.
Пойдем домой, – сказала Фебруари матери, протягивая ей халат.
Уолт вышел из кабинета, и Фебруари сняла с нее его куртку. Одетая только в старую отцовскую футболку “Кливленд кавальерс”, мама выглядела очень маленькой. Фебруари укутала ее в халат Мэл и взяла под локоть.
Еще раз спасибо, Уолт, – сказала она, когда они выходили. – Я вам позже позвоню.
Спокойной ночи, мэм.
Нам нужно поговорить, – сказала Мэл несколько дней спустя, после того как с ужином было покончено и мать Фебруари благополучно уложили в постель.
Все это время Фебруари работала из дома – присутствовала на встречах по видеофону, отвечала на электронные письма, – а потом взяла маму с собой в “Холденс”, где купила два замка и вставила их в главную и боковую двери на такой высоте, чтобы мама не могла до них дотянуться.
Я понимаю, – сказала Фебруари. – Думаю, нам нужна система безопасности – и, возможно, какие‐нибудь крышечки на ручки плиты. Как вот для детей делают.
Феб…
Есть системы с камерами, все такое, – сказала Фебруари. – Мы могли бы приглядывать за ней на работе…
Ты же знаешь, что это ничего не изменит, – сказала Мэл. – Все могло быть намного хуже. Что, если бы она вышла на проезжую часть?
Но…
Ты не можешь просто запереть ее в доме на весь день.
Фебруари поджала под себя ноги, мечтая, чтобы диван поглотил ее целиком. Принимая главные решения в своей жизни, она всегда спрашивала маму, и та неизменно давала хорошие советы. Мама научила ее бороться с теми, кто травил ее в старших классах, помогла ей осознать, что она хочет стать учительницей, уговорила вернуться в школу на должность директора. Она не возражала, когда Фебруари таскала ее по всем ювелирным Цинциннати, пытаясь найти идеальное кольцо для Мэл, высказывала свое мнение и примеряла кольца на собственную руку. Фебруари нравились более крупные камни – в конце концов, предложение должно быть своего рода широким жестом. Но ее мама выбрала камень поменьше, желтый бриллиант.
Не знаю. Тебе не кажется, что это… слишком просто?
Она будет носить его каждый день всю жизнь, так что не стоит доставлять ей лишние неудобства, – сказала мама.
Фебруари попросила сотрудницу салона достать кольцо из футляра, повертела его в пальцах.
Ей в любом случае понравится все, что бы ты ни выбрала, потому что это подарок от тебя.
Я знаю.
Но купи платиновое кольцо, она никогда не носит золото.
И как только Фебруари не замечала? Это показалось таким очевидным, как только ее мать об этом упомянула.
Слава богу, что ты пошла со мной, – сказала Фебруари.
Я возьму это, – обратилась она к продавщице.
Мама оказалась права: кольцо Мэл понравилось. Но это было много лет назад. Теперь, даже если бы мама была в здравом уме, что Фебруари должна была ей сказать – не возражаешь, если мы отправим тебя в дом престарелых?
Я думаю, тебе надо позвонить дочери этой, как ее там, – сказала Мэл.
О да, так сразу понятно, о ком речь.
Лучшая подруга твоей мамы с самого детства.
Лу?
Вроде да.
Ни за что, – сказала Фебруари. – Я не хочу отправлять ее в Спринг-Тауэрс.
Это новое здание. Там чисто, все лучшие врачи рядом.
Это аж в Цинциннати!
Но разве для нее не было бы хорошо побыть с подругой? С кем‐то глухим?
Это было бы не только хорошо, но и необходимо. Без АЖЯ мать окажется полностью изолированной от мира, что усугубит деменцию, что…
Может, их поселят вместе, – сказала Мэл.
По ее тону было слышно, что она это повторяет уже не в первый раз.
Извини, – сказала Фебруари.
Я знаю, что это тяжело.
Я не готова. Она так хорошо держалась.
Как насчет такого варианта? – сказала Мэл. – Давай я завтра съезжу в Спринг-Тауэрс, просто посмотрю, что да как. Задам им пару вопросов.
Не знаю.
Проведу расследование, хорошо? – сказала Мэл.
Хорошо, – сказала Фебруари.
В качестве расплаты за прогул Чарли получила тираду от побагровевшего отца (Ты что,
