В половине шестого вернулся в школу и только успел принять душ и переодеться, как появился Сергей. За недолгое время работы здесь сумел он обзавестись колоссальными связями. Вот теперь едем с ним на узкий прием к самому Николасу Баттлеру, президенту Колумбийского университета. Уникальная фигура в американском просвещении. Влиятелен в политике, в дружбе не с одним президентом США (и, конечно, с ФДР) и с дюжинами членов разных администраций, лауреат Нобелевской премии мира за 1931 год. Обаятельнейший старикан! С Сергеем обнимается, меня долго расспрашивает о Московском университете, мечтает "посмотреть на Новую Россию". Знакомит меня с Джоном Дьюи, философом и просветителем.
- В молодости я безумно увлекся в ту пору модной научной новинкой психологией, - доверительно сообщил он. - Потом был восторженным поклонником теории эволюции Чарльза Дарвина. И, наконец, пришел к самой действенной философии - прагматизму. Я знаю, - он лукаво улыбнулся, погрозил мне пальцем, - вы, марксисты, считаете меня идеалистом, да еще субъективным, ведь так? Таак, я знааю. Особенно вам не нравится моё учение - инструментализм. Но разве сознание не есть средство приспособления к среде? Разве теории, законы, критерии морали, общественно-социальные понятия не являются всего лишь инструментами приспособления и, в конечном итоге, выживания - более или менее успешного, действенного? Не отвечайте, молчите, не дайте мне тотчас в вас разочароваться.
Я молчал и он долго, медленно, мелкими глотками пил какой-то экзотический сок, кажется, манго с папайей.
- Вы еще молоды, а я на разных жизненных этапах то искусством, то образованием и наукой, то философией занимался. И всегда, во всех сферах человеческой деятельности меня увлекала одна и та же проблема: как преодолеть разрыв между мыслью и действием. Действие я понимаю как эксперимент в контролируемой ситуации, а мысль - как теорию, которая руководит таким экспериментом.
Ты знаешь, мне было очень интересно, как этот живой классик западной школы мысли применяет свои философские учения в педагогике. Я боялся, что ему это сегодня уже безразлично. И ошибся.
- Я противник традиционного метода заучивания наизусть, штудирования материала под руководством учителей. Учащиеся обязательно должны развивать навыки ручного труда, - он говорил это горячо, было видно, что это его волнует, захватывает. - И их действительно должно интересовать то, чему их пытаются учить. Обучение должно включать физическое и моральное благосостояние студента, а также его интеллектуальное развитие. В моей недавней работе "Искусство как опыт" я говорю, что каждодневно мы испытываем чувства восторга и печали, гнева и жалости, трагедии и триумфа. Именно эти эмоции пытаются запечатлеть, "оживить" в своих творениях архитекторы, композиторы, художники и писатели. И образование ущербно, если оно игнорирует подобные явления.
В середине приема появилась Элис. Цветущая, задорная, кокетливая. Ты помнишь ее, мы были с тобой в Большом, слушали "Кармен", а в антракте встретили ее с Сергеем. Ты еще тогда восхитилась ее платьем. Здесь, на приеме у Баттлера, она была едва ли не самым желанным гостем. Оказывается, ее отец - его старинный приятель. Да, Сергею повезло - многие контакты он установил через Элис. А она к нему очень привязана, это видно невооруженным глазом. Факт ее приезда в Америку говорит о многом. Она мечтает о большой журналистской карьере, но бросила заманчивое место - Москву - и примчалась вслед за своим ненаглядным Сержем. И он тоже, кажется, испытывает к ней нечто настоящее. Только чем все это у них может кончиться? Я его спрашиваю, он смеется: "Видишь, педагогика - древняя, мудрая наука, а и та не знает ответа".
Июнь. Впервые я отважился сам на моем верном "Обворожительном" отправиться в Вашингтон. В посольстве прием по случаю перелета В.П.Чкалова, Г.Ф.Байдукова и А.В.Белякова. Школьные автобусы с ребятами и преподавателями ушли еще утром, у них с летчиками своя встреча. А я рванул после ланча. Сергей умчался куда-то в Мексику. Иногда я боюсь за него. Его дел я, конечно, не знаю, но дружеским сердцем, интуицией чую - по лезвию бритвы балансирует отважный "корреспондент". Он знай себе смеется: "Редакционное задание должно быть выполнено точно и в срок". Ты тоже хвалила его публикации: "Здорово стал писать наш Серега!" Если бы это было у него главным...
Прием большой, представительный, с нашей икрой и нашей водкой. Рузвельтовские министры, послы, военные (этих необычно много), актеры, писатели, журналисты. К Чкалову не пробиться. Только немного схлынут мужчины, тут как тут женщины. Еще бы - галантен, красавец, острослов, да к тому же и герой. "Ах, Валерий Павлович!" "Oh, Valeriy!" Наконец сподобился. Узнав, что я директор школы, он заулыбался.
- Честно говоря, - проговорил он мне на ухо, - с вашими ребятами у меня сегодня днем была самая приятная встреча. Боевые комсомолята! Один пацанчик, курносый такой, Колькой зовут... Вас не было, а фамилию я не помню...
- Киреев.
- Точно, Киреев! Говорит - "Товарищ Чкалов, мы вот переходящий вымпел вашего имени для лучшего класса установили. Распишитесь на нем". Небось, директор надоумил, а?
- Нет, они сами.
- Зд?рово! Я, конечно, расписался. Зд?рово не то, что моего имени это ерунда. А то, что он потом добавил. Этот Колька Киреев сказал: "Мы гордимся, что это мы, советские, такое перед всем миром совершили". А девчушка, рыжая такая, с косичками...
- Таня Наумова.
- Попросила: "Вы, Валерий Павлович, в свой следующий полет девушек возьмите. Не подведут!" А что вы думаете - и возьму.
Чкалов засмеялся, подмигнул мне совсем по-мальчишечьи. Сказал:
- Мы потом с вашими огольцами - как три Аякса, Георгий, Саша и я - в чехарду сгоняли. Одобряете, с точки зрения педагогики, а? И с девчонками вальс станцевали по их просьбе. С этой рыженькой первой. Прямо вот в этом зале. Он просторный, когда в нем народу немного.
Такой вот он мужик, Валерий Чкалов, наш национальный герой. Через минуту Трояновский удалился с главным гостем в отдельный зальчик. Сказал, что представит его секретарю по сельскому хозяйству, другу президента Генри Уоллесу.
- И другу корреспондента "Известий", - подсказал я.
- Ага, - подтвердил Трояновский. - Сергей с ним серию интервью сделал - и для газет, и для "Сельской молодежи". Жаль, он в командировке.
Только дверь за послом и Чкаловым закрылась, слышу за своей спиной знакомый голос: "Очень, очень жаль!" Голос с хрипотцой, милый акцент. Элис.
- Сержа нет, дай хоть с тобой полюбезничаю, Ваня. Кстати, где его, как это говорится по-русски? Вот - где его черти носят?
"У боевых соратников Эмилиано Сапаты и Панчо Вильи интервью берет", чуть не брякнул я. Хорошо, сдержался. Кто знает, с каким заданием поехал он в Мексику - редакционным, не редакционным. И в Мексику ли.
- Ты с ним давно виделась?
- Позавчера в Питсбурге.
"Все правильно. Сам он ей ничего не сказал. Молчи, Иван".
- Ты знаешь, - говорит она, понимая, что я не буду отвечать на ее вопрос, - готовлюсь к большой поездке по России...
- По Советскому Союзу.
- По Советскому Союзу. Буду писать цикл статей под общим заголовком "Алиса в Стране Чудес".
- Гениально!
- Ты даже не знаешь, насколько точно твое определение. Когда-нибудь я расскажу тебе, чья это идея.
В самом конце приема я все-таки встретился с Пруденс Кребс. Я как-то упоминал о ней в одном из писем. Она работает заместителем шефа Офиса Образования. Проработала в школах Юты и Невады более тридцати лет, знает проблемы просвещения вдоль и поперек. После приема мы пошли с ней в ресторанчик тут же, на Шестнадцатой улице и за чашкой кофе проговорили часа три. Обсуждали темы весьма важные и для меня почти не знакомые. Оказывается, у них есть целая отдельная программа, в соответствии с которой на специальных курсах при учительских колледжах готовят директоров школ. Другое замечательное новшество - курсы по подготовке преподавателей для особо одаренных и талантливых детей. Не богатых и привилегированных, а награжденных природой выдающимися способностями. И не только к музыке или шахматам - к математике, физике, биологии, лингвистике (включая иностранные языки), социологии. Не миновали и самую болезненную для совестливых, прогрессивно настроенных американцев проблему - негритянскую. Не секрет сегрегация утверждается тем, что существуют специальные программы для подготовки негров-учителей, обучения детей в негритянских городских и сельских школах. Пруденс передала мне девять новых работ американских ученых-практиков по самым различным аспектам народного просвещения, изданных ее Офисом.
Если бы не было такой встречи (встреча с В.П.Чкаловым вне всякой конкуренции!), я считал бы потерянным целый день. Потерянным с точки зрения той стратегической задачи, ради которой я отправился за семь галактических верст киселя хлебать.
Август. Ни меня, ни Сергея вторично не отпустили в отпуск. Это то, что тебе известно. Неизвестно тебе то, что мы решили устроить себе отпуск на месте, то есть в этом полушарии. И отправились на Ниагару. Конечно, на моем "бьюике". Бензина он глотает больше, чем серегин задрипанный "шевроле", зато все другое - и скорость, и ход, и комфорт - мечта! И дороги американские - мечта! Рузвельт здорово продумал эти общественные работы. И для безработных возможность выжить, и для автомобилистов, автобусных и грузоперевозочных компаний - шоссейный рай. Сотни миллионов, миллиарды долларов вложены в эти бесконечные асфальтовые, а кое-где и бетонные ленты, мосты, придорожные заправочные станции и ресторанчики. И все это работает, окупается, начинает приносить прибыль. Где-то в районе Кливленда мы разговорились с владельцем бензо-пище-сувенирного комплекса. Речь зашла об американских идеалах, ценностях, мечте.
