Из профессии уходят не от хорошей жизни. Подмостки, кулисы, конечно, звучит благороднее, чем стойка бара, посудомойка, "а ну-ка принеси". Но, с другой стороны, годами просиживать в театральном буфете или ресторане Дома актера и безнадежно трындеть про то, как артистка Х (конечно, бездарная) спит с режиссером У (еще той серостью) и он за это дает ей роли, не замечая более достойных талантов... Уж лучше стоять у стойки бара, работать официантом, как это делают актеры во всем мире. Во всяком случае, честнее, веселее и... прибыльнее.
Хотя справедливости ради надо заметить, что Алла Будницкая в конце концов ушла из ресторанного бизнеса.
Есть идеальный пример того, как почувствовать разницу между артистом и его комическими персонажами. Как выяснилось, никакой разницы нет. Комик Михаил Светин, маленький, как вьетнамец, в жизни такой же смешной, как на экране. Так же налегает на слова. Фразы бросает на полпути, как неверный муж. Другой скажет - и ничего. А у него все уморительно выходит. Физиономия опять же... Он не стесняется в выражениях и ругает себя в основном идиотом. Я обнаружила его в бывших царских покоях загородного дворца на окраине Питера у Черной речки ныне военном санатории. Шут в царских апартаментах выглядел весьма по-домашнему: тапочки и спортивный костюм, рядом жена. И повторял, что он
Идиот наоборот
Я с четырех лет смешил людей
В десять я притворялся, что ворую
Мне всегда нравилось быть маленьким
Все комики кончают трагедией
- Ой, Марина! Чтобы ты знала: я тот человек, который делает все наоборот. Клянусь вам. Два дня меня уговаривал Марк Захаров перейти к нему в театр. Это после того, как мы снимали "Двенадцать стульев", я там маленькую рольку играл - инженера Брунса. Марк квартиру давал, Брониславу Константиновну, мою жену, не глядя брал в театр. И потом Гончаров меня с жильем приглашал в театр Маяковского...
- Михаил Семенович, насколько мне известно, живя по принципу наоборот, вы сначала подались в музыканты, а потом в артисты?
- В артисты-то меня не приняли. На консультациях в ГИТИСе я читал "Оратора" Чехова и басню Михалкова: "На рынке корову старик продавал" (вскочил, декламирует). Старушка одна (я ведь никого не знал тогда) сказала мне: "Вы готовый эстрадный мастер. У вас очень широкие верхние зубы". Но зубы не замерила. После этого я пошел на биржу, в сад Баумана, где собирались провинциальные артисты, которые кочевали из театра в театр. Называлась она "Бюро по трудоустройству актеров". В общем, я приперся на биржу, и там один мужичок перехватил меня. Дал подъемные и определил в театр города Камышина. А театр (бьет рука об руку) - то, что мне нужно. Хоть в Камышине, хоть в Кислодрищенске.
И вот я приехал в Камышин. И столкнулся лоб в лоб с этой женщиной. Ужас! Поймался. Русская красавица...
- Судя по тому, что все наоборот, этот брак вам противопоказан. Не должны были на ней жениться.
- Не должен. А кто думал, что я столько с ней проживу? Я рассчитывал "раз туда - раз сюда". Как обычно бывает в театре. Но застрял. О! Нам дали роли, Марина, в "Браке поневоле". Я играл старого Сганареля на каблучках, а Бронислава Константиновна - Доримену. У нее - о... - была прекрасная фигура.
- Так вы на фигуру клюнули?
- Клюнул, честно. Горячий был, молодой. Увидел - куда деваться?
- А как же она за вас, такого, извините, мелкого, пошла? Красавица, на голову вас выше...
- Помнишь, у Жванецкого есть: "А эта, ядовитая, где она меня нашла?" Прекрати смеяться. Я ее шантажировал. "Будем жениться?" - спрашивал. "Нет". "Тогда я женюсь на другой". "Тогда я согласна". Это действительно так было сорок лет назад. (Смеется.) Она, между прочим, в серьезном театре работает. У Додина. И там все время играет трагедию русского народа в "Братьях и сестрах". Там деревня... В платочке ходит... Приходит после спектакля вся такая - ух (серьезная гримаса - лицо в кулачок). А я после спектакля такой веселый... (Расплывается, как блин на сковородке.)
Мы, Марина, работали на периферии, поменяли шесть или семь театров. В Петропавловске были, в Иркутске, в Кемерово, в Пензе, в Петрозаводске. И потом некуда было деться - Питер рядом, тут же и остались. Поэтому я и не поехал к Захарову: только-только на Фонтанку из подвала перебрался. Двухкомнатную квартиру получил, аж тридцать метров. При мысли снова паковать манатки, покупать контейнер... Да пропади все пропадом.
Мы испытали все прелести провинции. Днями-ночами плутали в машине по Целине: артисты в кузове грузовика, рядом ящики с костюмами. Въезжали в деревню - ой, это ж сколько вспоминать (хватается за голову) - бежали мальчишки: "Артисты приехали!", а мы - сразу в клуб захватывать места, кто где спать будет - в директорском кресле, на сцене или на стульях в фойе? Утром покупали молочка, хлеба, вечером играли Гольдони, а после ночевки в следующий совхоз отправлялись.
- Скажите, Михаил Семенович, цену актерской жизни можно узнать только так, помотавшись по городам и весям?
- Это очень важно испытать то, что мы испытали. Я играл по тридцать три спектакля в месяц. В Барнауле меня покойный Жора Бурков на руках из театра в "скорую помощь" вынес. А у меня - сорок температура, руки-ноги скрючило. Тело онемело, как дерево. Дикий страх, что сердце остановится. И тут, как только у меня бывает, вместо нормальной больницы меня привезли в... гинекологию. Вокруг белые халаты, все смотрят, не знают с какого конца ко мне подступиться, а я коньки отбрасываю. Врач сообразил и дальше погнал машину. Это уже потом в неврологии, когда меня накололи, начался отходняк. Врач сказал, что это была истерия, нервная система перенапряглась.
- А вы Счастливцев или Несчастливцев?
- Я был Счастливцев. Я был веселого нрава. Не унывал. Когда мы поженились, артисты подтрунивали, что наша смешная пара долго не протянет. И только старый комик сказал: "Прекратите. Это не тот случай". Вот сорок лет. А я говорю сорок, а не тридцать девять. Бронислава Константиновна, прекратите. Тут вам не "Братья и сестры".
- А правда, что вы вечно ссоритесь с начальством?
- С начальством я всегда ссорюсь. Особенно если оно из артистов. Когда меня спрашивают: "У вас есть друзья в актерском мире?" - я говорю: "Нет!!!" Я перестал верить артистам. Был один артист... Все... Все... Не в жилу это рассказывать! Дальше поехали. Да Бог с ними - артистами и начальством.
Я тебе больше скажу: я у Гайдая не снялся в последнем фильме "На Дерибасовской хорошая погода..." по своей же глупости. Умные люди, когда режиссер звонит, первым делом что спрашивают? "Где съемки будут?" А я не спросил, во мне взыграли творческие амбиции: "Леонид Петрович, ну что вы мне предлагаете одну и ту же роль?" Он мне терпеливо объясняет. А я, который в любом дерьме готов сниматься и снимался, отвечаю: "Надо подумать, Леонид Петрович". И Гайдай обиделся. В Америку вместо меня полетел Джигарханян. Провинциальные замашки! Идиот! С Данелией такая же история вышла. Я же говорю, что я человек наоборот. Ну задавай свои вопросы.
- Комиками рождаются или становятся?
- Комиком нельзя сделаться. Я с четырехлетнего возраста, сколько себя помню, смешил людей. Хотел, чтобы смеялись вокруг. В детском саду читал, танцевал, болтал без умолку. Мог спокойно сказать: "Ленин умер и дело его умерло" (не смеется). В школе - то же самое.
- На юморе выезжали?
- Меня выехали в середине года. Я обнаглел до предела: мой вопрос учителю - класс в хохот. Завуч проставил оценки за все четверти вперед и сказал: "Уходи из школы". Поэтому я и пошел в музыкальное училище, чтобы среднее образование получить.
- Кстати, а сейчас-то вы, как духовик, что-нибудь сыграть сможете?
- Черт его знает. Гобой я свой давно продал. На фортепьяно обожаю поиграть.
- Комики выживают в любой ситуации?
- В Ташкенте в эвакуации, во время войны, я был самого маленького роста. Волос - пепельный. Я по-узбекски шпарил, как на родном, без акцента. Все думали, что я местный татарин. Так что я делал? Набирал в чайник холодную воду, ходил по рынку и по пять копеек продавал. Я кормил семью. Да, все деньги были у меня, Марина! Я распоряжался деньгами! А мне - десять лет! Мама ничего не могла продать. Я продавал. Я притворялся, что ворую. У рынка стояли перекупщики, я шел мимо и делал вид, что за пазухой у меня краденое. У них глаза загорались, меня оттаскивали в подворотню: "Сколько просишь, пацан?" Тогда все воровали и продавали.
- А вы воровали?
- Нет. Никогда. Мне предлагали. Меня втягивали.. Со мной ворюги опытом делились (показывает, как в военном Ташкенте маленькие умельцы резали сумки). Но что-то у меня в крови: никогда в жизни чужого не взял. Однако косил под вора, чтобы продавать. Это была игра. Я здорово изображал человека, который спер что-то и всего боится. Я приносил все домой. Редко позволял себе пирожок съесть. И до сих пор все в дом тащу. А какая у нас история с чулками вышла! (Передо мной разыгрывается получасовой спектакль, как у семьи Светина хотели в Ташкенте украсть мешок хлопковых чулок, предназначавшихся для продажи. Но воры обломались.)
