Мог только на словах держаться, но в душе была rancune[злопамятство.]. И то слава Богу. Можно и дойти.
Целый день вчера б[ыл] слаб, ходил гулять в елочки. Писем б(ыло] мало. Вечером играл в карты.
Какую великую помощь дает мне моя новая молитва. Помоги мне, Господи, быть с Тобою. Помогает в общем состоянии, но все-таки редко успеваю вспомнить при общении с людьми. Никогда не думал, чтобы это б[ыло] так трудно — трудно вспоминать при общении. Записать:
1) Дело у меня теперь главное одно: хорошо умереть. Оно и у всех всегда главное дело, п[отому] ч[то] для того, чтобы хорошо умереть, надо хорошо жить. Только в 25 лет не помни[шь] и не понимаешь этого так, как в 81.
2) Тщеславие, забота о славе людской, с к[оторой] я так к боролся и борюсь, так же сильно, как в молодых существах половое чувство.
И странное дело, я понял, что оба эти чувства одинаково необходимы для жизни совокупности людей. — Половое чувство необходимо для продолжения человечества, славолюбие — для продолжения движения мысли человечества. Последствие первого — продолжение жизни, последствие второго — развитие, совершенствование жизни. Не будь полов[ого] чувства — не было бы жизни поколений, не будь славолюбия — не б[ыло] бы общения, единения мысли между людьми. Оба чувства составляют трудно преодолимую потребность и вместе с тем, строго говоря, безнравственны и если не сдерживаемы, вызывают самые отвратительные поступки, и потому естественно людям воздерживаться от того и другого и отдаваться тому и другому только тогда, когда человек не может не отдаться этим требованиям и берет на себя обязательство, связанное с исполнением требований чувства: при половом чувстве обязательство берется но отношению последствий поступка — содержание, рощение, воспитание детей; при славолюбии же от обязательство в исполнении в жизни тех начал, к[отор]ые высказывает пишущий или говорящий.
3) Часто в письмах спрашивают у меня: хорошо ли, нужно ли жениться, выходить замуж. Думаю, что такой ответ ясно выразит то, ч[то] я думаю и чувствую по этому вопросу:
Всегда лучше воздержаться, если можешь, — уничтожить в себе пол, если можешь, т. е. быть ни мущиной, ни женщин[ой], а человеком. Это первое. Если же не в силах и не можешь видеть мужчина в женщинах — сестер, а женщина в мужчинах — братьев, если полов[ое] чувство нарушает главное дело жизни братское, равно духовное, любовное отношение ко всем людям, то женись, сойдясь неразрывно, на всю жизнь с одни[м] или одною, разумеется, стараясь найти в том или той, с кем сходишься, наибольшее согласие с своим жизнепониманием, и вступая в такое половое общение, знай, что ты этим общением берешь на себя обязательство растить и воспитывать детей,-естественное, оправдывающее последствие брака.
5 Ноя.
Вчера ездил с Зосей верхом. Вечер читал книги об Индусской вере. Одна превосходная книга об смысле жизни. Атман. «Люби в себе не себя, а атман, т. е. дух беспредельный, и будешь любить всё, и будешь жить Духом, свободно, блаженно». Как я счастлив, что не рассуждением, а всей душой, главное, опытом начинаю понимать, испытывать, чувствовать это.
Вечер играл в карты. Нынче снег, ходил гулять по глубокому снегу, и так хорошо, так хорошо на душе! Ясно понял, что только положи свою жизнь, цель ее в освобождении духа, в совершенствовании, в общении с Богом (всё это одно и то же) — и нет в жизни ничего, кроме радости всё большего и большего приближения к цели. На прогулке так ясно, ясно стало, ч[то] только поставь в этом жизнь (а я начинаю уж жить так) — и всё, что называется горем: болезни, потери и, главное, оскорблен[ия], унижения, всего этого можно желать, чтобы иметь радость перенести любовно, особенно оскорбления, дающие случай отплатить добром за зло.
Всё никак не могу привыкнуть сотворить молитву: помоги...при встрече с каждым человеком и во время общения. Думаю, что привыкну. Как радостно быть учеником в 81 год и делать успехи!
Написал впечатление отправляемых рекруто[в] — слабо. Несколько приятных писем, отвечал, ездил с Душ[аном], морозно, снежно. Спал, и после сна исчезло радостное настроение. Особенно радостное было, когда я встретил трех прохожих и почувствовал радость любви к ним. К вечеру же всё прошло, и нет уж того умиления, но слава Богу, помню молитву и почти при всех общениях нынче вспоминал. Теперь 10 часов, иду к чаю и спать.
6 Н. Е[сли] б[уду] ж[ив].
[7 ноября.]
Не только 6-е, но и 7-е — нынче.
Вчера утром получил прекрасное письмо от Полилова о Г[енри] Дж[ордже] и отвечал ему и еще что-то приятное, — педагогика Т[олстого] по-болгарски. Поправлял Рекрутов. Вышло и порядочно. Вечер тоже занимался поправками письма Полилову и Рекрутами. Нынче оч[ень] дурно, беспокойно спал. Тревожные мысли. Неприятно отсутствие открыто[сти] и правды в отношениях с людьми. Но понял, что всё это физическое недомогание. Да, вчера утром был тяжелый студент проситель из Киева. Трудно было, но надо было лучше, душевнее обойтись. Сегодня опять поправля[л] письмо Полилову, прочел и написал письма и начал поправлять сон.
Ездил верхом с Сашей, ложусь спать перед обедом. Это к 7-му. После обеда читал Горького, слабо. Нет главного -чувства меры, — знаменатель велик.
8 Н.
Оч[ень] хорошо спал и от этого бодр. Возвращаюсь с гулянья, женщина хорошо одетая, просит помощи, сказал, что обыкновенно, предложил 5 к[опеек], она взяла и ушла. Вместе с женщиной оборванный до последней степени нестарый человек в ботинках. Спросил, кто? Был газетчик, сослан за «распространение нелегальной литерат[уры]». — Пьете? — Пил немного. — Просит книжек. Грамотный? — Как же. — Я дам посмирнее каких, а то опасно.
— Я не боюсь.
— Да, я думаю, вам тюрьма не страшна.
— Чего страшного мне. Лучше в тюрьме, чем так.
— Да, жалко вас. Сколько пострадало за революцию. А ведь ясно, что ничего нельзя было сделать.
Говорю, что обыкновенно: что в самом народе, в нравственно религиозн[ой] жизни, в отказе от участия в насил[ии], в солдатстве. Всё в самом себе. А силой не возьмешь.
— Не теперь, так после ког[да]-нибудь.
— Нет, не равны силы. Там милиарды денег, мильоны войск, а у вас что? Победит одно: нравственно религиозная жизнь.
— Да, это так. Бранят, бранят правительство и богачей, а сами только о том и думают, как бы побольше схапать, где и как попало.
— Вот то-то, говорю я. А как жалко мне вас. Вдруг отвернулся, закрыл глаза рваным рукавом и зарыдал и долго не мог повернуться ко мне.
Пока говорил об общем, он был спокоен, осуждал, рассуждал. Но как только он почувствовал сострадание к себе, он сознал себя, какой был и что теперь, и не выдержал.
Много писем, поправил «Песни на деревне» и Сон. Порядочно. Ездил верхом с Душаном. Неприятна неискренность.
Ложусь спать перед обедом.
9, 10 Ноя.
Вечер читал Горького. (Зачеркнуто: Интересно) Знание народа черносотенного, прекрасный язык, т. е. гово[р] людей. Но совершенно произвольная, ничем не оправдываемая психология, т. е. приписыванье чувств, мыслей своим лицам — и всё больше героическая, и потом среда исключительно безнравственная. Притом рабское уважение перед наукой.
Вчера, 9-го. Ходил по саду, потом оч[ень] много относительно писал Сон и письма. Сон мож[ет] быть не дурен. Приятно с домашними, спокойно, любовно. Всё интерес к мнению людей не могу победить. Ездил с Душ[аном] в Телятинки. Говорил с Алексеем об убийстве человека. Менее интересно, чем ожидал. Сон, обед, чтение Горько[го]. Сегодня проснулся в 6-м часу и много хорошо думал и от того ничего не писал. И не дотрогиваюсь до бумаги. Только письма. Теперь позавтракал, еду к М[арье] А[лександровне]. Записать: Да, посмотрел Дет[скую] Муд[рость], не дурно.
1) Движение может быть только, когда есть что-либо недвижущееся, в покое. Движение есть нарушение покоя естественного положения, — Также и вещество. Понятие вещества
возможно только, когда есть что-либо невещественное, сознаваемое. Вещество есть нарушение сознаваемого естественного состояния сознания. Не хорошо. Надо еще обдумать.
2) Трудно любить обижающих нас, но я понимаю, что можно, и иногда могу, но почти невозможно, для меня по крайней мере, любить самодовольных, гордых людей.
3) Потом записано к речи Орло[ва] в Сон.
4) К Дет[ской] Мудр[ости] о патриотизме, разговор больших и потом спор и драка детей, чей сад лучше.
Хорошо ездил. Приятно у М[арьи] А[лександровны]. Дома вечер кончил читать Горького. Всё воображаемые и неестественные, огромные героические чувства и фальшь. Но талант большой. И у него, и у Андр[еева] нечего сказать. Им бы надо писать стихи или то, что и выбрал Андр[еев] — драмы. В стихах спасет допускаемая неясность, а в драме обстановка и актеры. То же было у Чехова, но у него есть комизм.
Вечером было неприятно, и я напрасно не высказался о Кавказском Пл[еннике] и Полик[ушке], чтобы отдать их в общ[ую] пользу.
